Анатолий Житнухин: «ГКЧП запоздал на полтора-два года»
В преддверии 25-летия ГКЧП автор книги «Владимир Крючков» Анатолий Житнухин рассказал о своем отношении к событиям августа 1991-го.
К тем роковым августовским дням 1991 года, ставшим трагически переломными для нашей страны, постоянно обращаются и будут обращаться все, кому судьба Родины не безразлична. Казалось бы, написано и сказано о происшедшем тогда столько, что нечего уже искать и рассуждать. Однако остаётся впечатление (по моим наблюдениям, не только у меня, а у многих), что далеко не всё про катастрофические события августа-91 мы узнали и поняли.
Именно это продиктовало мне накануне 25-летия антисоциалистического переворота необходимость встречи с моим собеседником, которого сейчас вам представлю. Почти десять лет назад, когда издательство «Молодая гвардия» выпустило в своей знаменитой серии «Жизнь замечательных людей» добротную книгу о
Ну вот, а написал обе книги опять он, Анатолий Житнухин. Естественно, августу-91 уделено здесь особое внимание. Причём в предисловии к вышедшему совсем недавно повествованию о
Что же вынес из этого для себя и читателей автор? Какой у него в результате сложился взгляд на происходившее тогда? И как этот взгляд складывался?
Даже вроде бы известное нуждается в большем понимании
— Анатолий Петрович, хочу начать вот с чего. Когда вы принимались за работу над этими своими книгами, у вас, конечно, уже существовало определённое представление о том, что это было, август-91. Вы же современник и в какой-то мере очевидец тех событий. Так скажите, продолжительная работа над темой, изучение документов и других материалов, многочисленные беседы, которые вы провели, — всё это открыло вам что-то хоть относительно новое?
— Я бы сказал, что в конце концов после четырёхлетней работы пришло ощущение в чём-то нового понимания.
— То есть не столько новые факты открылись для вас, сколько новое понимание, может быть, давно известных фактов?
— Пожалуй, так. И я попробую это пояснить. Первое, к чему пришёл: у нас, сочувствовавших ГКЧП, были очень завышенные ожидания результатов его выступления. Вот наконец-то долгожданное движение против развала страны произошло — и чуть ли не на следующий день всё, чего мы лишились за эту «перестройку», восстановится.
А с другой стороны, ожидания наши столкнулись с извращённой трактовкой того же ГКЧП так называемыми либерально-демократическими силами. Все эти в корне лживые ярлыки, которые поспешили на ГКЧП навесить и которые, к величайшему сожалению, в общественном сознании бытуют до сих пор: «путч», «антигосударственный заговор», «государственные преступники»
Знаете, во время своей работы я пересмотрел множество нынешних школьных учебников, и там везде одно и то же. Враньё! С малых лет внушают людям абсолютную неправду о том, чем был этот самый ГКЧП. Представляемый прямо-таки как чудище ужаснейшее. Считаю, надо с этой ложью в государственном масштабе кончать.
— Когда вы говорите о завышенных ожиданиях, возможно, имеете в виду, что запоздало само явление ГКЧП? Ведь общество к тому времени уже основательно разложили и деморализовали, у большинства людей в головах была сумятица, каша…
— Что запоздал ГКЧП, это безусловно. Минимум на полтора-два года опоздали. Запустили страшную болезнь, и метастазы пошли по всему организму.
Крючкова очень часто обвиняют в нерешительности. А ведь он был центральной фигурой ГКЧП, и мы дальше этого ещё коснёмся.
— Давайте не дальше, а сейчас. Я про ГКЧП, про его создание. У многих, как ни странно, даже о фактической стороне этой истории, не говоря уж о трактовке, довольно смутное представление. Сама идея такого комитета, как он создавался, кто в нём какую роль играл… Вы согласны, что об этом стоит поговорить несколько подробнее?
— Согласен.
— С учётом вашего изучения темы и полученных знаний.
— Но всё-таки не претендуя на истину в последней инстанции.
Идея чрезвычайного положения витала в воздухе
— Итак, когда и у кого впервые возникла эта мысль: необходимо вводить чрезвычайное положение?
— Если говорить не об августе-91, а шире, то мысль эта буквально витала в воздухе, причём давно, и возникала, конечно, не у кого-то одного, а у многих. Ведь тревожная ситуация в стране всё нарастала и нарастала, что не могло не вызывать острого беспокойства у тех, кто за страну истинно душой болел.
А про ГКЧП условно можно сказать, что он вырос из Комиссии по чрезвычайному положению, которая была создана ещё в марте 1991 года.
— Кем создана?
— Как ни удивительно, самим Горбачёвым. Он-то, конечно, не столько судьбой страны был озабочен, сколько своей собственной. Чувствовал же, что дела его заходят в тупик и рано или поздно за всё придётся ответить. Метался, искал выход, а вернее, способ защититься «в случае чего». Именно поэтому 28 марта 1991 года он и провёл совещание в Кремле, на котором принял решение о создании Комиссии по чрезвычайному положению.
— И кто вошёл в неё? Кто её возглавил?
— Наверное, многие читатели, которые впервые об этом узнают, будут сильно удивлены. Однако факты есть факты: руководителем созданной Комиссии был назначен вице-президент СССР
— Прошу вас напомнить поимённо, кто вместе с Янаевым вошёл и в «горбачёвскую» Комиссию, и позднее в ГКЧП.
— Это, по алфавиту, первый заместитель председателя Совета обороны СССР
— Уровень, как говорится, выше некуда. Но, может быть, тогда, то есть весной, создание такой Комиссии было лишь формальностью?
— Нет, не совсем. Во-первых, Крючкову, Пуго и руководителю аппарата президента
— А не могло всё это создать у кого-то впечатление зреющего заговора? Ведь совещания, о которых вы говорите, наверняка носили закрытый характер, а между тем осведомительная сеть «пятой колонны» действовала…
— Вы правы. Так и было. Беседы с разными людьми убедили меня в этом. Да и прошлогодняя публикация в «Комсомольской правде» интервью с экс-послом США Джеком Мэтлоком своеобразно подтверждает один из каналов «утечки».
Интервью это названо «О заговоре ГКЧП мы знали за два месяца до путча». Бывшему американскому послу был задан вопрос: «Как вы узнали о планах сместить Горбачёва?» А ответ следует такой:
«В июне 1991 года я пригласил мэра Москвы Гавриила Попова на деловой обед. И он рассказал, что против Горбачёва готовится переворот и что он очень хотел бы, чтобы Ельцин, который в те дни находился в Вашингтоне, вернулся в Москву. Всё это происходило в формате обмена записками, мы боялись прослушки.
Я написал: «Я доложу, но кто всё это затеял?» Попов вывел ручкой четыре фамилии: «Крючков, Павлов, Язов, Лукьянов».
— Да, любопытный рассказ. Ещё одно свидетельство, как работали предводители «пятой колонны» и агенты влияния: главный центр для них — посольство США. Правда, в этом случае со своей информацией подзапутались…
— «Антидемократические заговоры» были среди тех пугал, которыми вовсю стращали охмурённых людей, доводя некоторых до панического состояния. Всё время размахивали этой угрозой. И, как видим, даже Комиссию, созданную самим Горбачёвым, превратили в заговор против него. А ведь всё делалось в строгом соответствии с принятым в апреле 1990 года Верховным Советом СССР Законом «О правовом режиме чрезвычайного положения».
Подчеркну: строго в соответствии с этим и другими законами, существовавшими в стране, старался действовать и Государственный комитет по чрезвычайному положению, начало которому фактически было положено на заседании 17 августа 1991 года.
Бегство президента от неотложных обязанностей
— От марта до августа, от Комиссии до Комитета, время прошло. Насыщенное событиями до предела, причём какими событиями! Нисколько не улучшавшими обстановку в стране, а только ухудшавшими. Нет возможности всё перечислять, но положение, ставшее к тому времени давно уже по сути чрезвычайным, лишь продолжало усугубляться. Это было совершенно очевидно. Однако режим чрезвычайного положения не объявлялся…
— Вы хотите спросить: почему? В общем-то, я думаю, ответ известен. Шло по принципу «чем хуже, тем лучше». И личность, которой великая Советская страна в первую очередь обязана последовавшей трагедией её уничтожения, известна тоже. Но стоит с повышенным вниманием рассмотреть поведение Горбачёва в те дни, которые уже непосредственно предшествовали трагическому исходу созданной ситуации.
Вот заседание Кабинета министров 3 августа, где он, президент СССР Горбачёв, последний раз выступает. Ведь сам констатирует «наличие в стране чрезвычайной ситуации и необходимости чрезвычайных мер». Причём лицемерно замечает, что «народ поймёт это»! Но… от соответствующего решения опять уходит. А на следующий день, 4 августа, как известно, отбывает в отпуск, сославшись на обострение радикулита.
— Этот его поступок всегда вызывал и вызывает особенное возмущение. Явное бегство от неотложных своих обязанностей!
— Конечно. Бросает эти обязанности, оставив судьбу страны буквально в подвешенном состоянии. Я напомню, что за полтора месяца до этого, 17 июня, на закрытом заседании Верховного Совета СССР с крайне резкими оценками создавшегося положения в стране выступили все три министра силового блока: Крючков, Пуго и Язов. Поддержку получило требование премьер-министра Павлова о предоставлении Кабинету министров СССР чрезвычайных полномочий. Поскольку в результате действия центробежных сил союзное правительство стремительно теряло рычаги управления.
— Но вопрос тогда остался открытым?
— В том-то и дело. Как и на заседании 3 августа. Хотя уже буквально перед самым отъездом на юг Горбачёв снова поручает Крючкову, Язову и Пуго ещё раз проанализировать обстановку, посмотреть, в каком направлении может развиваться ситуация. И готовить меры на случай, если придётся пойти на введение чрезвычайного положения. Герой моей книги Владимир Александрович Крючков немедленно даёт соответствующие поручения: подготовить аналитические документы и предложения по стабилизации обстановки в стране в случае введения чрезвычайного положения.
— Но при этом я обратил внимание на цитату из воспоминаний Крючкова, которую вы в своей книге приводите. «Я понимал. — пишет Владимир Александрович, — что Горбачёв боялся исключительно за себя, боялся, что с ним могут рассчитаться те, кому он когда-то, как он выразился, «насолил», имея в виду прежде всего Ельцина. В последнем разговоре со мной перед отъездом в отпуск он многозначительно заметил: «Надо смотреть в оба. Всё может случиться. Если будет прямая угроза, придётся действовать».
— Вы правомерно выделили это в ощущениях Крючкова. И я уже говорил, что Горбачёв думал не о стране, а о себе. Что же касается страны, он именно в те самые дни двурушнически совершил по отношению к ней очередное чудовищное предательство. И когда о нём защитникам Союза ССР стало известно, это и послужило решающим толчком к созданию и выступлению ГКЧП.
Горбачёвское двурушничество вело к уничтожению Советского Союза
— Я прошу вас, Анатолий Петрович, остановиться на этом моменте особо — не только для дополнительной характеристики сути Горбачёва, но и во имя правды о ГКЧП, которая, как вы раньше сказали, всячески извращается.
— Двурушнический поступок Горбачёва, о котором я завёл речь, связан был с так называемым новоогарёвским процессом по разработке проекта нового Союзного договора. От того, каким будет этот договор, напрямую зависела судьба нашей великой страны — Союза Советских Социалистических Республик.
Работа шла длительная и трудная. К июлю, как считалось, проект в основном был готов и, тоже в основном, одобрен Верховным Советом СССР. Но — внимание! На совещании новоогарёвской группы 23 июля в соответствии с принятым ранее постановлением Верховного Совета было решено проект существенно доработать и провести его подписание в сентябре — октябре, после утверждения текста Съездом народных депутатов СССР.
— В сентябре — октябре?
— Да. И, повторю, после существенной доработки, после обсуждения и утверждения на съезде. Но потом выяснилось, что за кулисами, тайно всё было решено совершенно иначе.
— У вас в книге это ключевой момент, хотя до сих пор далеко не всем он известен.
— Что ж, это была сугубо закрытая встреча в том же Ново-Огарёве трёх деятелей: Горбачёва, Ельцина и Назарбаева. Состоялась она 29—30 июля (спешили!), а решение после каких-то поправок, внесённых ими в проект, принято уже совсем иное: открыть к подписанию новый договор 20 августа — без обсуждения и одобрения на Съезде народных депутатов СССР.
— В общем, «сообразили на троих», как несколько позже было и в Беловежской пуще…
— Перекличка очевидная! А по сути разве не заговор, разве не антиконституционный переворот? Заговорщиками и путчистами величают все эти годы членов ГКЧП, но фактически таковыми стала вот эта троица. А ГКЧП как раз попытался их заговору противостоять.
— Важнее всего, конечно, то, что представлял собой предлагавшийся к подписанию с 20 августа проект Союзного договора. Там ведь мало что оставалось от гарантий единого государства, реального Союза, каким он был?
— Да фактически ничего. Недаром и название придумали другое. Вроде тот же СССР, да не тот! Оказывается, Союз Советских Суверенных Республик. А провозглашение этого мнимого Союза (по существу же — ущербного псевдообразования, напоминающего появившийся в декабре СНГ) «федеративным» государством было и вовсе абсолютной фикцией, поскольку «государства, образующие Союз», имели право на самостоятельное решение всех вопросов своего развития.
— Вот известно, что нынешний российский президент отозвался об уничтожении Советского Союза как о крупнейшей геополитической катастрофе. Но катастрофа-то не стихийная, а рукотворная, и это всем надо знать. У «творцов», от Ново-Огарёва до Беловежской пущи, есть имена.
— Безусловно! Весь смысл того договора окончательно проясняла статья 23: «Настоящий договор одобряется высшими органами государственной власти государств, образующих Союз, и вступает в силу с момента подписания их полномочными делегациями. Для государств, его подписавших, с той же даты считается утратившим силу Договор об образовании Союза ССР 1922 года».
Обратите внимание: о высших органах центральной власти здесь даже и не упоминается. То есть всё было подготовлено, чтобы Советский Союз с самого начала процедуры подписания прекратил своё существование, рассыпавшись как бы «автоматически». И осуществить это задумали три человека, грубо поправшие основные положения действующей Конституции СССР.
— Причём всё секретно, тайно. Вот он в самом деле, настоящий-то заговор…
— Горбачёв пошёл на это исключительно ради сохранения хоть какой-нибудь, пусть сугубо формальной, власти для себя. А втайне задуманное так и оставалось бы неизвестным до 20 августа, если бы неожиданно (случайная или намеренная «утечка» произошла) 15 августа проект разрушительного Союзного договора не опубликовала газета «Московские новости». Снабдив знаменательным заголовком от редакции, выдававшим бурлящую в этом стане радость: «Мы ещё не знаем, что надежда уже есть».
— Надежда на уничтожение Советского Союза обрела реальные очертания? Так ведь? До чего же овладела всеми этими гробовщиками СССР цель Гитлера, с которой он за полвека до того двинул свои полчища против первой в мире социалистической державы!
— Угроза для неё и на сей раз была столь велика, что требовались уже немедленные меры. Вот тогда-то, 17 августа, в гостевом доме КГБ (объект «АБЦ») прошло совещание, заложившее основу ГКЧП.
Да, действовать требовалось без промедления
— С какой целью собрались на это совещание и кто?
— Цель очевидна: обсудить последствия намеченного подписания Союзного договора, губительный проект которого теперь стал известен, а главное — способы воспрепятствовать этому. Собрались
— Поскольку совещание состоялось на объекте КГБ, следует считать, что инициатива исходила всё-таки отсюда? А если называть лично, то от председателя КГБ
— Его роль была очень значительна, в чём окончательно убедила меня продолжительная работа над книгой об этом человеке.
— Можно назвать его руководителем ГКЧП?
— Точнее, пожалуй, координатором. Знаете, я согласился с формулой Юрия Иванова, адвоката Крючкова на следствии и судебном процессе по делу ГКЧП: он, этот Комитет, стал детищем наиболее честной части горбачёвской администрации. Добавлю от себя: той её части, которая размежевалась со своим руководителем.
— До конца ли размежевалась? Ведь на том же первом совещании 17 августа, с одной стороны, на Крючкова была возложена ответственность за подготовку главных документов для введения чрезвычайного положения, а с другой — принято решение направить к Горбачёву группу в составе Бакланова, Болдина, Шенина, Варенникова и в качестве сопровождающего —
— Вот это лишний раз и подтверждает, что никакой попытки антиконституционного переворота со стороны ГКЧП не было. Все вошедшие в него представляли высшую государственную власть, находились при исполнении служебных обязанностей и выполняли свой долг по защите конституционного строя СССР. В соответствии с Законом «О правовом режиме чрезвычайного положения», причём и по согласованию с президентом СССР. Разве это не имеет значения?
— Но ведь все они сознавали, что именно политика этого президента довела страну до катастрофического состояния.
— Сознавали, конечно. И планировали обязательно лишить Горбачёва президентской должности. Но сделать это собирались легитимно — решением Съезда народных депутатов СССР. Теперь же, послав к президенту своих представителей, постарались убедить в целесообразности введения чрезвычайного положения и в том, что ему на время лучше остаться в стороне.
Те переговоры, складывавшиеся, конечно, непросто, многократно описаны. Известно и то, о чём договорились: временно отключить в резиденции президента связь и усилить охрану в целях обеспечения безопасности Горбачёва и его семьи. А заключительная горбачёвская фраза тоже широко известна. Пожав всем руки на прощание, он произнёс: «Чёрт с вами, действуйте!»
— Ну да, ответственность за всё теперь на других. Словно тяжкий груз с себя сбросил — хоть и не с богом, а с чёртом…
— Ничего удивительного, что сам Горбачёв впоследствии почти всё отрицал. Для него — обычное дело. А тогда делегация, вернувшись в Москву поздно вечером 18 августа, доложила собравшимся в кремлёвском кабинете Янаева о том, что и как было реально. Окончательно утвердив состав ГКЧП и само его название, исполнение президентских обязанностей возложили на вице-президента. Подчеркну: согласно договорённости в Форосе. Ещё раз условились, что чрезвычайное положение вводится пока только в Москве, а на противостояние с народом не идти ни при каких обстоятельствах.
— Что имелось в виду, говоря более конкретно?
— Воздерживаться от применения силовых действий, если они могут привести к массовому кровопролитию. Важнейший принцип, определивший позицию ГКЧП, был таков: своё выступление он рассматривал как политическую акцию, участие же в ней силовых структур — лишь как средство обеспечения законности и конституционного порядка. То есть действовать строго легитимно, в соответствии с принятым законодательством.
— А была ли при таком жёстком условии реальная возможность переломить ситуацию? Ведь определившаяся очень быстро противостоящая сторона строгой законностью и легитимностью действий себя не отягощала.
— Да, это факт. И оценки позиции ГКЧП по отношению к силам, с которыми ему неизбежно пришлось столкнуться, как мы знаем, очень разные. Обычны, например, обвинения в нерешительности, которые, конечно же, я тоже слышал по ходу моих бесед и в адрес лично Владимира Александровича Крючкова, взявшего на себя ответственность за принятие важнейших, ключевых решений в те дни. Но при этом зачастую отвлекаются от конкретных обстоятельств, как они на то время сложились и не учитывать которые было нельзя.
— Ну да, говоря известными строками Шота Руставели, «всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Может быть, попробуем вернуться в 19 августа 1991 года и попытаемся выделить, что же из происходившего начиная с этого утра в конечном счёте более всего решило исход противостояния?
— Давайте попробуем.
Утром первого дня и далее
— Итак, утром по телевидению и радио прозвучало Заявление советского руководства о введении режима чрезвычайного положения и об образовании ГКЧП, а затем мы услышали Обращение этого Комитета к советскому народу. Могу сказать о моём восприятии — как тогда, так и сейчас: сильный текст! Очень сильный и точный. По-моему, данная в нём характеристика реальности того времени абсолютно верно её отразила, а прошедшие годы эту характеристику не только не изменили, но стопроцентно подтвердили.
— Я с вами согласен.
— Для читателей приведу по вашей книге начало того Обращения: «Над нашей Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе
— Опровергнуть невозможно ни слова. Как и во всём дальнейшем тексте, где чётко было сказано об угрозе свержения конституционного строя: «Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой…»
Так и было! Не забудем конкретный повод, побудивший срочно, неотложно создавать ГКЧП: тайно назначенное на 20 августа открытие к подписанию проекта разрушительного Союзного договора, становившегося по сути смертным приговором Союзу ССР. Недавний референдум, высказавшийся в защиту Союза, перечёркнут…
Я хочу здесь, Виктор Стефанович, ещё раз вернуться к ярлыку «путч», который в целях дискредитации прилепили к выступлению ГКЧП и который вполне официально, даже в учебниках, царит до сих пор. В своей книге я напомнил, откуда это понятие было извлечено: из чёрных времён становления германского нацизма. Под таким названием вошло в мировую историю первое крупное гитлеровское сборище в Мюнхене в ноябре 1923 года.
— Хотя по следам Гитлера шли теперь как раз те, кто стремился уничтожить Советский Союз, а не противостоявшие им.
— Надо опять-таки подчеркнуть: ГКЧП с самого начала действовал легитимным путём, в рамках закона. Его состав, решение о введении чрезвычайного положения и другие соответствующие меры предполагалось утвердить на внеочередной сессии Верховного Совета СССР, которую было намечено созвать 26 августа.
— Вернёмся к 19-му. Заявление и Обращение прозвучали. Чтобы не допустить каких-то экстремистских беспорядков, в Москве появилась бронетехника. А потом?.. Кстати, вот я вижу в вашей книге первую страницу моей родной «Правды», где напечатаны те документы. Номер-то, оказывается, уже за вторник, 20 августа. Значит, к выходу газеты за 19-е тексты ещё не были готовы?
— Это минус, конечно, однако учтём: всё делалось в крайне сжатые сроки. И такая сжатость негативно сказалась, к сожалению, не только на публикации в прессе документов ГКЧП. Вы же помните: после их оглашения в эфире нам начали показывать по телевидению… «Лебединое озеро».
— Да, уж это было как-то совсем некстати. Есть разные версии того, что в это время происходило «по линии ГКЧП». Ведь до известной пресс-конференции, начавшейся в 17 часов, целый день прошёл. Пожалуйста, расскажите нашим читателям достоверно, что же согласно плану ГКЧП произошло с утра?
— Придётся сперва говорить о том, чего не произошло. По намеченному плану утром 19 августа для переговоров с Ельциным в подмосковное Архангельское должен был приехать глава союзного правительства
— Нужны пояснения: а зачем понадобилось руководителя правительства СССР посылать к Ельцину?
— Важный вопрос. Одной фразой можно сказать: опасались ельцинской непредсказуемости и хотели предупредить её. Но вопрос глубже — он относится к самой сути создавшегося противостояния. Собственно, задолго до этого августовского утра возглавлявшему КГБ Крючкову было ясно, что в случае активных действий по защите Советского Союза во главе основных сил противников будет он, Ельцин. Так допустимо ли было игнорировать его, уже сумевшего набрать к тому времени солидный политический вес? Можно ли было не учитывать, что по итогам выборов первого российского президента за Ельцина проголосовало больше половины избирателей, а в Москве — подавляющее большинство, около 70 процентов?
Существенный момент: избран был Ельцин в июне 1991 года, то есть всего за два месяца до августовских событий. Крючков не без оснований считал (да и я так считаю), что в тех условиях только сумасшедшему могла бы прийти в голову мысль покушаться на власть президента РСФСР, избранного всенародным голосованием, или ставить её под сомнение. Вот почему Крючков и поддерживал с Ельциным постоянные контакты, установившиеся ещё тогда, когда тот был Председателем Верховного Совета РСФСР. Ну, а теперь, в столь ответственный час, решено было контакты наладить с первых шагов ГКЧП, послав для этого союзного премьер-министра. Тем самым подчёркивались и серьёзность планов Государственного комитета по чрезвычайному положению, и отсутствие у него каких-либо агрессивных намерений.
— Большинству, по-моему, уже тогда сумели внушить совсем иное! Что готовился не только «захват», но планировалось также физическое уничтожение Ельцина и чуть ли не всего российского руководства.
— О, потом «расстрельные списки» росли как грибы после дождя. Кто их только не видел и себя в них не находил! Извините за выражение, чушь собачья. А что касается Ельцина, распустили даже слух, будто ещё накануне, когда он возвращался в Москву из Алма-Аты, ему готовилась с целью ареста «встреча» на аэродроме в Чкаловском. Почему именно там, под Щёлковом? Никто не смог мне ответить на этот вопрос. Ибо, согласно расписанию, самолёт с Ельциным благополучно приземлился во Внукове-2, и главный пассажир вполне нормально доехал до дома.
— Но многие читатели могут спросить вас про группу спецназа «Альфа», которая, как отложилось в массовом сознании, утром 19 августа скрывалась где-то в кустах под Архангельским, однако в последний момент ликвидировать или брать Ельцина благородно не стала.
— Смесь чайной ложки правды с бочкой вымысла. Перед планировавшимся приездом Павлова и ещё двух-трёх членов ГКЧП к Ельцину подразделение группы «Альфа» действительно было послано в Архангельское. Но по кустам они не прятались. Всё происходило опять же вполне легитимно. О цели своего присутствия сразу поставили в известность охрану Ельцина и его самого: прибыли обеспечивать безопасность встречи с высокопоставленными представителями союзной власти.
Впрочем, не исключался и такой вариант: в зависимости от хода переговоров и при угрозе саботажа действий ГКЧП со стороны Ельцина и его ближайшего окружения отправить их на несколько дней в гостевой дом охотхозяйства «Завидово». Однако это не предполагало никаких жёстких действий, а тем более ареста: речь шла только о так называемой мягкой изоляции.
— И ни один из предполагавшихся вариантов не состоялся.
— Поскольку Павлов не прибыл, Ельцин и его окружение выехали из Архангельского в Москву. В книге я подчёркиваю: беспрепятственно. А что было дальше — для публики — всем известно: Ельцин на танке, быстро растущая толпа перед «Белым домом» и невероятное нагнетание страстей, подогреваемое вовсю раздававшимися ёмкостями со спиртным… Я своими глазами это видел: часть 19 августа и весь день 20-го провёл там.
Кому нужна была вакханалия вокруг
«Белого дома» и почему не грянул «Гром»
— В своей книге о Крючкове вы написали: «Заметим, если бы ГКЧП намеревался действительно арестовать Ельцина, то мог бы сделать это в течение 19—21 августа несколько раз, причём без всякого шума». А не находите, что Ельцин со своей командой действовал активнее, чем ГКЧП? И ведь когда ему, Ельцину, предоставилась возможность членов ГКЧП арестовать, он перед этим не остановился. Как, напомню, не остановился и через два года, в октябре 1993-го, когда во исполнение его приказа танковые орудия ударили по Верховному Совету России.
— Что ж, это было. Но я уже говорил: ГКЧП с самого начала принял решение действовать только легитимными методами, не допуская противостояния с народом и, конечно, избегая кровопролития.
— Однако вы же знаете, что при анализе происшедшего у нас в августе 1991-го многие вспоминают события на площади Тяньаньмэнь в Пекине, когда силовым методом, но локально удалось предотвратить скатывание Китая в разруху типа горбачёвско-ельцинской…
— Разумеется, знаю точку зрения, что и ГКЧП должен был поступить так же. В беседах, которые у меня состоялись во время работы над книгой о Крючкове, я слышал неоднократно: «Ну уж если решили брать власть, то надо было идти до конца». Только что это значило для членов ГКЧП — брать власть, если они на своих постах её имели? А вопрос о президентстве Горбачёва, который, безусловно, утратил право руководить страной, обязательно должен был решить съезд народных депутатов.
Главная цель ГКЧП, как мы уже говорили, — предотвратить подписание проекта так называемого Союзного договора, нелегитимно завершённого и абсолютно разрушительного для страны. В этом же и ключ к пониманию того, почему меры ГКЧП встретили такое ожесточённое сопротивление ельцинистов. Они ведь 20 августа уже собирались получить «вольную» и выйти из СССР, а тут — серьёзное препятствие.
— Основным местом действия в те дни стала площадь перед зданием Верховного Совета РСФСР, которое ельцинисты на американский манер назвали «Белым домом». И вся истеричная их пропаганда сводилась к тому, что готовится штурм здания, поэтому Ельцина и его приближённых надо защищать. Отсюда пошло: «Защитники «Белого дома».
— Надо чётко заявить: никакого штурма изначально не планировалось. Об этом, кстати, Крючков тогда же прямо сказал по телефону Ельцину. А нагнетание страстей было умышленным. Это требовалось ельцинской верхушке, имитировавшей свою осаду (так же как Горбачёв — своё «заточение» в Форосе). Вот для убедительности этой якобы осады они действительно нуждались и во взвинчивании психоза вокруг «Белого дома», и в «живом щите», и даже в кровавых столкновениях, чтобы объявить их виновниками «путчистов» и вызвать соответствующую реакцию в нашей стране и за рубежом.
— До предела накалённая атмосфера действительно всё время подогревалась разнообразными слухами, один страшнее другого. Как будто вот-вот должен произойти некий вселенский кошмар…
— В том-то и суть! Провокаторы, подстрекатели делали своё дело в толпе, значительная часть которой к тому же была сильно возбуждена алкоголем. Мало того, у многих появилось оружие, что вызывало в ГКЧП особую тревогу. Вспомните, как бегал с автоматом и позировал фотографам Ростропович. Воображение людей будоражила лживая информация, будто «по окнам „Белого дома“ начали работать снайперы КГБ». Хотя давайте подчеркнём, что ни одного выстрела 19—21 августа здесь зафиксировано не было.
— Внесите ясность относительно операции «Гром». Что всё-таки под этим названием членами ГКЧП планировалось и почему не состоялось?
— Вопрос чрезвычайно важный. Фальсификация того, что было в реальности, породила массу кривотолков, а в конце концов извращённое представление о замысле и ходе событий. Сказалось также разное отношение к происходившему некоторых членов и сторонников ГКЧП, дававших субъективную трактовку тех или иных мер. Я сам, можно сказать, стал жертвой такого субъективного толкования, когда писал свою книгу о Шебаршине. В следующей книге, о Крючкове, пришлось перед несправедливо обвинёнными извиниться.
— И это связано как раз с операцией «Гром».
— Да. Её представляют как план штурма «Белого дома» (просто помешались на этом «штурме»!), который, дескать, осуществить не удалось.
— А на самом деле?
— Крайне опасный бедлам на площади с массой незарегистрированного оружия, как мы уже говорили, грозил перерасти в крупные беспорядки и во-
оружённые кровопролитные столкновения. Вот для того чтобы предотвратить их, и были разработаны 20 августа меры по локализации напряжённости в районе «Белого дома».
А вечером того же дня, как известно, разъярённая пьяная толпа забаррикадировала выезд из тоннеля под Калининским проспектом механизированному подразделению, патрулировавшему Садовое кольцо. Камнями и бутылками с зажигательной смесью забросали БМП, а трое одурманенных алкоголем «смельчаков» решили по-своему остановить боевые машины пехоты. Трагический результат известен, к чему, собственно, организаторы всего этого и стремились. Причём нет сомнений, что это была лишь прелюдия к гораздо более серьёзным столкновениям, подготовленным провокаторами.
— Ждали ответных действий? Например, стрельбы по толпе?
— Ждали и очень хотели! Не состоялось ничего подобного, прямо скажу, в основном благодаря выдержке Крючкова.
— Итак, вопрос стоял не о «захвате Ельцина и Хасбулатова» или «Белого дома» в целом, о чём до сих пор «демократические СМИ» продолжают твердить, а совсем о другом.
— Именно! На суде Крючков скажет как на духу, ничуть не покривив душой: «Операция» по Дому Советов РСФСР была не более чем изучаемым вариантом действий в связи с возникшими опасениями по поводу возможных непредсказуемых действий со стороны находившихся там вооружённых лиц и таковым вариантом осталась".
— Но читателям надо понять, почему осталась нереализованным вариантом.
— Потому что к осуществлению этой операции подошли максимально вдумчиво и осмотрительно. В последний момент оперативной группе во главе с заместителем председателя КГБ
По тем же мотивам против силовой операции высказались руководители спецподразделений КГБ «Альфа» и «Вымпел» — генерал
— В книге о Шебаршине у вас говорилось, что они отказались выполнять приказ.
— Ошибочное утверждение. Я доверился тогда некоторым наиболее радикальным участникам событий. На самом деле приказа о проведении этой операции, а тем более о штурме «Белого дома» не было. Почему мне и пришлось в следующей книге принести искренние извинения
— Последнее слово при решении очень непростого вопроса об операции «Гром» было за Крючковым?
— Да. Мнения во время обсуждения разошлись. Были предложения «проявить решительность», но большинство посчитало, что высокая вероятность значительных жертв требует от такой операции отказаться. Крючков заключил: «Я этого не допущу, венгерские события повторять нельзя!»
— Имея в виду события 1956 года в Будапеште, где он был тогда работником советского посольства… Но вот «демократ» и «гуманист» Ельцин, принимая в 1993 году решение о расстреле Верховного Совета, жертв не пожалел.
— Кто в этих двух историях, связанных с Верховным Советом России, большее право имеет называться гуманистом и демократом, по-моему, читателям легко определить. А что на самом деле крылось за показным героизмом «царя Бориса» и его приближённых, я в своей книге о Крючкове постарался раскрыть, ссылаясь зачастую на их собственные воспоминания.
— Неприглядная картина, и героизма в ней никакого.
— Ельцин потом хвастал, что «переиграл» Крючкова. Но в чём? В обмане? Если так, можно согласиться. Причём обманывал он не одного Крючкова и не только ГКЧП, а весь народ российский, что уже к октябрю 1993 года для многих веривших ему стало очевидно.
Сказались массовое помутнение разума и предательство
— Обманутый народ… Мы с вами где-то вначале немного коснулись этой темы. Размышляя об уроках августа-91, снова и снова приходишь к выводу, что едва ли не решающую роль в его исходе сыграло именно состояние массового сознания, которого к тому времени «перестройщикам» и «реформаторам» удалось добиться. Пожалуй, можно говорить о зомбированности большинства населения страны.
— Или о помутнении разума у этого большинства. Во всяком случае могу поделиться одним впечатлением, которое я вынес из бесед о ГКЧП. Инициаторы его явно ошиблись, думая, что уже сам факт такого выступления, ставящего своей задачей спасение страны от реально видимой катастрофы, образумит людей и вызовет активную поддержку с их стороны. На это был расчёт и при публикации Обращения ГКЧП к народу. Но оказалось, что в том состоянии для большинства этого совершенно недостаточно.
— Слишком далеко уже зашло. Сколь ни сильно было Обращение, бившее обоснованную тревогу и говорившее людям чистую правду, мгновенно прозреть все не могли. Сильно прозвучало и «Слово к народу», опубликованное за месяц до августовских событий от имени очень авторитетных, уважаемых в стране личностей. Казалось бы, как тут честному сердцу не дрогнуть, как человеку не задуматься, когда такую горькую истину тебе напрямую высказывают. Ан нет…
— Для многих тогда, увы, повис в воздухе главный вопрос, поставленный «Словом к народу»: «Что с нами сделалось, братья? Почему лукавые и велеречивые властители, умные и хитрые отступники, жадные и богатые стяжатели, издеваясь над нами, глумясь над нашими верованиями, пользуясь наивностью, захватили власть, растаскивают богатства, отнимают у народа дома, заводы и земли, режут на части страну, ссорят нас и морочат, отлучают от прошлого, отстраняют от будущего — обрекают на жалкое прозябание в рабстве и подчинении у всесильных соседей? Как случилось, что мы на своих оглушающих митингах, в своём раздражении и нетерпении, истосковавшись по переменам, желая для страны процветания, допустили к власти не любящих эту страну, раболепствующих перед заморскими покровителями, там, за морем, ищущих совета и благословения?»
— В своей книге вы напомнили, что ночью 20 августа Ельцин под воздействием охватившего панического страха надумал бежать не куда-нибудь, а в американское посольство.
— И когда в декабре 1991-го беловежский сговор привёл-таки к уничтожению Советского Союза, первый, кому звонит Ельцин и с кем делится долгожданной радостью, — президент США Джордж Буш-старший. А 4 октября 1993-го заранее уведомлённая американская телекомпания Си-эн-эн в прямом эфире ведёт на весь мир трансляцию расстрела российского парламента.
— Это была выразительнейшая самохарактеристика ельцинской власти. Но вот Юлия Друнина, известный поэт-фронтовик, присоединившаяся к «защитникам «Белого дома» в августе 1991 года, уже через два месяца полностью осознает свою роковую ошибку и, трагически уходя из жизни, напишет:
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
И другой поэт трагической судьбы, Борис Примеров, воззовёт:
Боже, Советскую власть нам верни!
— Но это будет уже позднее. Невероятная сложность положения ГКЧП заключалась в том, что перед ним в данный момент горой стали труднейшие проблемы, копившиеся в течение нескольких лет, и их предстояло так или иначе решать в спешном порядке.
— Следует вопрос: а какова была степень готовности к этому?
— Когда я говорю о завышенных ожиданиях и надеждах сторонников ГКПЧ, которые, увы, не оправдались, именно это имею в виду. Сам долгое время находился под влиянием собственных необоснованных надежд. Казалось, что одним лишь «штурмом» «Белого дома» можно было отвести страну от пропасти.
— Сейчас так не думаете?
— Нет. Объективно всё сложилось далеко не так просто. Да и та самая степень готовности, весьма недостаточная, в условиях крайней спешки быстро дала о себе знать. Несогласованность в действиях членов Комитета, разногласия, возникавшие по ряду вопросов, сбои то там, то тут…
— А ведь ещё оказалось и предательство среди тех, кто призван был обеспечивать деятельность и поддержку ГКЧП?
— К сожалению, были люди, которые с самого начала вели двойную игру, выжидая, «чья возьмёт». Например, свои контакты с представителями российской власти установил заместитель командующего ВДВ генерал Павел Грачёв, который, по выражению Крючкова, «бросал шары и в ту, и в другую корзины».
— Понятно. Недаром был возвышен Ельциным до министра обороны и стал одним из «героев» «чёрного октября-93». А генерал КГБ Леонид Шебаршин?
— Талантливый и заслуженный разведчик, в те критические дни, к величайшему сожалению, он тоже проявил себя совсем не с лучшей стороны. Уже 19 августа из кабинета Бурбулиса звонил Крючкову, убеждая его «скорее всё прекратить». Наверное, Крючков раньше почувствовал его настрой, почему и не посвятил в планы создания ГКЧП. Не доверял. И не ошибся.
В награду за измену Шебаршин был назначен 22 августа и.о. председателя КГБ СССР. Показательно, что же успел он сделать за одни сутки пребывания в этой должности: издал приказ о «департизации» органов государственной безопасности.
— Такой демонстративно угодливый акт…
— Однозначно. С этой «идеей» давно уже носились махровые предатели-антисоветчики типа небезызвестного Олега Калугина.
— «Департизация»… В том, что удалось врагам к этому времени сотворить с Компартией, одна из важнейших причин явно слабой организации поддержки ГКЧП и в Москве, и во всей стране.
— Это более чем очевидно. Главные предатели — Горбачёв, Ельцин, Яковлев, Шеварднадзе
— А уже 23 августа Ельцин подписывает один из самых позорных своих указов — «О приостановлении деятельности Коммунистической партии РСФСР». На том основании, что она поддержала «попытку государственного переворота».
— По существу, это означало запрет Компартии, что в мире принято считать одним из главных признаков наиболее реакционных режимов, в том числе фашистского. Потом Ельцин эту свою линию продолжит:
6 ноября 1991 года, в качестве «подарка» трудящимся к очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, он издаст указ и о прямом запрете деятельно-
сти КПСС на территории РСФСР и Компартии РСФСР. В стране, как известно, вовсю шла «охота на ведьм». А повод тот же — ГКЧП, «попытка государственного переворота».
С больной головы на здоровую. До каких же пор?
— Для меня, как и для вас, Анатолий Петрович, происходившее 25 лет назад — это наша современность, которую мы непосредственно пережили, имеем возможность лично вспоминать и осмысливать. Но для новых поколений август-91 — уже история, причём достаточно отдалённая и всё более удаляющаяся. Как, на ваш взгляд, они её воспринимают?
— Разные люди воспринимают, конечно, по-разному. Однако довлеет, как и в отношении ко всем другим историческим событиям, господствующая точка зрения, то есть оценка, считающаяся официальной. А она в данном случае известно какая, о чём я уже говорил: даже в школьных учебниках — «путч», «заговор», «преступление», «попытка антиконституционного переворота»
— Из вашего анализа следует, что истинный переворот совершали (и совершили!) другие люди. В честь одного из них недавно сооружён монументальный Ельцин-центр в Екатеринбурге; другой награждён высоким российским орденом Александра Невского и множеством почётных иностранных премий, званий, орденов. Справедливо?
— На несправедливость оценок я в самом начале нашего разговора уже обратил внимание, так что сейчас мы тему «закольцовываем». И это необходимо потому, что вопрос я ставлю ребром: оценки, по крайней мере в нашей стране, принципиально надо менять.
Ведь тогда, в 1991-м, оказались в тюрьме как преступники не те, кто разваливал страну, а те, кто попытался этот развал остановить. За что их обвинили… в измене Родине!
— Вы убедительно раскрываете в своей книге, как запущена была ангажированная властями мощная обвинительная машина. Против узников «Матросской Тишины», где содержались члены ГКЧП и несколько наиболее активных их сторонников, Генеральная прокуратура России бросила 150 следователей. К тому же денно и нощно на обвинение заключённых работала огромная пропагандистская армия, напрямую смыкавшаяся с той же прокуратурой. Вопиющий пример — срочно подготовленная и выпущенная от имени генерального прокурора Степанкова и его заместителя Лисова книга «Кремлёвский заговор. Версия следствия».
— Вот на этом стоит остановиться: факт в самом деле вопиющий и вместе с тем очень характерный для действий ельцинской власти. Следствие ещё далеко до завершения, ещё не было суда, а в книге, которую массовым тиражом выпустило в июле 1992 года издательство «Огонёк», обвиняемые уже именуются «заговорщиками», а их действия названы «заговором» и «захватом власти», то есть квалифицируются как преступление, предусмотренное статьёй 64 УК РСФСР.
Отсюда, собственно, и пошли все эти ярлыки, режущие ухо до сих пор. Между тем на ходатайство защиты тогда вынуждена была реагировать даже Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации, которая в своём определении записала: «Таким образом, посредством этой книги ещё до суда действия обвиняемых публично объявлены преступными, а также дана оценка их возможных показаний в предстоящем судебном заседании, достоверность которых вправе оценивать только суд».
— В давлении на судьбу заключённых активно участвует сам Ельцин — лично и публично. Так, в большом телевизионном интервью он заявил, что главными виновниками развала Советского Союза являются члены ГКЧП, и опять назвал их полюбившимся словом «путчисты». В общем, перевалил вину с больной головы на здоровую.
— У
— Я помню, что публикация этого письма 11 июля 1992 года стала событием. Во имя исторической достоверности сегодня стоит привести хотя бы некоторые выдержки из него:
«…Подобное утверждение, не имеющее ничего общего с истиной, делается перед людьми нашей, да и не только нашей, страны, которые были свидетелями не столь уж давних событий и из памяти которых ещё не стёрлось всё, что произошло за последние несколько лет. Они не могут не помнить, в том числе, и Вашу деятельность, высказывания, поступки. Люди, особенно в такой пока ещё образованной стране, как наша, научились самостоятельно анализировать, приходить к собственным выводам. Вы не могли не заметить, что в последнее время их оценки всё чаще и чаще не совпадают с Вашими.
Узники «Матросской Тишины» не хитрили, они действовали открыто, своих целей не скрывали, никаких для себя личных выгод не искали. Ими двигало одно — стремление предотвратить наступление ещё более опасных, кризисных явлений, свидетелями которых мы сейчас являемся, причём в куда больших масштабах, чем можно было предположить.
Именно Вы последовательно вели дело к развалу Союза, все Ваши действия лишь подтверждают это. А в «Матросской Тишине» оказались как раз те, кто всегда выступал за сохранение Союза в соответствии с волей народа, выраженной на референдуме 17 марта, и никем тогда ещё не отменённой Конституцией СССР и Союзным договором от 1922 года. Выступление 19—21 августа 1991 года, создание ГКЧП были отчаянной попыткой спасти Союз, тот самый, по которому Вы сегодня льёте крокодиловы слёзы и для которого с таким завидным упорством рыли могилу, а потом справили похоронный ритуал в виде создания СНГ…"
— Я считаю, что и ныне очень злободневно звучит эта отповедь всем, кто, будучи лично причастными к уничтожению Советского Союза, льют крокодиловы слёзы над ним, обвиняя к тому же его защитников. Да, члены ГКЧП выступили неудачно. Их акция была явно недостаточно подготовлена, в действиях сказались и рассогласованность, и в чём-то непоследовательность или нерешительность. Но они всё-таки попытались действовать, а не просто изливали своё недовольство на кухне. Так разве не следует это соответственно оценить?
Свою книгу о Владимире Крючкове, чья роль в ГКЧП была очень значительной, я назвал в подзаголовке «Время рассудит». Это сам Владимир Александрович говорил так нередко по ходу вспыхивавших споров об августовских событиях 1991 года.
Споры продолжаются. А время идёт. И хочется, чтобы суд его был в конце концов не фарисейским, а честным, справедливым, воздающим каждому по реальному отношению к Родине и народу.
Виктор Кожемяко, газета «Правда»
№ 88 (30 439) 12—15 августа 2016 года
№ 89 (30 440) 16—17 августа 2016 года
Р. S. Беседу с автором книги «Владимир Крючков: Время рассудит» Анатолием Житнухиным читайте также в «Клубе читателей ЖЗЛ».
