25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 80 лет. О значимости поэтического, музыкального, театрального наследия Владимира Семеновича порассуждал автор его биографии, доктор филологических наук, профессор МГУ Владимир Новиков.

– Владимир Иванович, довольны ли вы изучением Высоцкого в современной школе? С каких его вещей, на ваш взгляд, стоит начать и чем они могут быть важны подрастающему поколению?

– Не только в школе, но и в вузе в списке отечественной литературы есть Высоцкий, указано несколько его самых известных хитов. Но Высоцкий – не только автор отдельных произведений, он создал определённую художественную структуру. Он страдал, что у него нет книги, а книга, между тем, у него была, потому что он писал очень системно. И, в отличие от «служебных» поэтов, которые писали «паровозы» для проходимости и элегические «жалобы на жизнь» для души, у Высоцкого очень сюжетно насыщенная поэзия. Он поэт уникальной тематической универсальности. Поэтому его надо читать в виде здания, которое выстроено им, оно объёмно. И при этом от учителя здесь желательно знакомство с Высоцким в достаточном объёме. Как это ни парадоксально, Высоцкого редко кто знает основательно – кроме тех, кто им серьёзно увлечён.

– В чем корни этого незнания?

– Дело в том, что при разговоре о Мандельштаме или Цветаевой невозможен разговор на основании десяти прочитанных текстов. А с Высоцким это происходит повсеместно: знает человек десять песен – и обобщает! От учителя здесь требуется в первую очередь экспертное знание Высоцкого в полном объёме, всех его 400-500 текстов. А затем уже – взгляд, может быть, и субъективный. Наряду с самыми известными хитами – «Я не люблю…», «Охота на волков», «Памятник» – у каждого учителя должен быть свой, персональный выбор Высоцкого. Потенциально такая любимая песня есть у каждого человека. И когда он откроет её школьникам, то установится контакт. Даже у того, кто не любит Высоцкого, такая песня есть.

– Есть ли такой персональный выбор у вас?

– Как-то я приходил к моему другу Льву Соболеву в филологический класс гимназии и разбирал песню, которую он исполнял всего два раза – «Песню про белого слона». Почему я сделал этот выбор? Потому что я вижу здесь иерархию ценностей Высоцкого: белый слон – это аналог «белой вороны», какого-то нестандартного человека, который покидает героя песни. И в конце следует очень парадоксальный вывод – о белом стаде, которое объединяет «белых ворон», индивидуумов: «Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон – / Пусть он лучше не приносит счастья». Когда я писал об этом в своей книге «Писатель Владимир Высоцкий» 1991 года, мне казалось, что только мне близка такая парадоксальная песня. А в самое последнее время исполняют молодые люди: Чулпан Хаматова, Оксана Акиньшина, которая участвовала в фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой». Она её спела с пониманием, а вот когда Кобзон поёт Высоцкого, чувствуется, что он его до глубины не понимает.

В роли Гамлета

– Как учителю вводить Высоцкого в историко-литературный контекст?

– У Высоцкого вполне определённые литературные корни. Я писал о связи Высоцкого с Маяковским, о заимствовании им определённых черт футуристической поэтики. И, когда я написал первую такую статью, то Вознесенский, который испытал определённую ревность, сказал: «А вы знаете, Володя у меня многому научился». И он был по-своему прав. Связь Высоцкого с постфутуристической традицией – это важная вещь: Маяковский, Вознесенский – это действительно его генеалогия.

– Что открыл нового Высоцкий вам как педагогу?

–Высоцкий повлиял на меня как на педагога своим актёрским мастерством, умением произносить один и тот же текст тысячу раз и не автоматизироваться, а выразить какие-то оттеночки. Про аборигенов, которые съели Кука, про театр на Таганке – во всех этих текстах содержание было отработано, а произнесение – импровизационно. И это наша педагогическая проблема: с одной стороны, мы хотим, чтобы образование было системным, а с другой – чтобы оно было ориентировано на конкретную целевую аудиторию. И ещё сочетание чёткости и импровизационности: на лекции я стараюсь дать чёткий план, а потом по нему импровизационно идти. Когда Высоцкий пародирует персонажей, у них как бы каша во рту, а когда говорит от себя – у него чёткая мхатовская дикция и артикуляция. Для учителя очень важно чётко артикулировать свою речь, «говорить диафрагмой», как сказал Максим Амелин на вручении премии «Поэт». Так что Высоцкий важен для учителя и в таком прагматическом плане.

– В книге вы упоминали про «антиномичность» Высоцкого. Какие примеры такой антиномичности в его стихах и песнях вы можете привести?

– Например, в песне «Беда», которую кто только не пел, даже Алла Пугачёва. Что там происходит? Оклеветали женщину или она просто изменила своему любимому, а про это сообщили? Но даже во втором случае сплетничать, как говорится, нехорошо. И к тому же мы знаем, что женщины с неоднозначными моральными устоями бывают очень привлекательными для мужчин. Или – «Песня про первые ряды» («Была пора: я рвался в первый ряд…»). Там решается вопрос: что надо – выходить в первый ряд или отсиживаться в последнем? Этот вопрос перед современным молодым человеком стоит очень остро: делать карьеру или сидеть тихо и вести себя интеллигентно?

– Но у Высоцкого об этом и прямо сказано: «Не надо подходить к чужим столам / И отзываться, если окликают…»

– Именно так. И эту ситуацию выбора он передаёт энергетически: нужно поступать не так, как «правильно», а так, как подсказывает соответствие твоей внутренней сути.

Владимир Маяковский

– Представим, что Высоцкий дожил до старости. Вписался бы он в новую систему 90-х, характерную изменениями, о которых при его жизни невозможно было помыслить?

– В этом отношении надо всё-таки считаться с Божьим замыслом. Когда Бог устраивает Пушкину нелепую дуэль с Дантесом в 37 лет, когда Бог обрывает жизнь Блока в сорок лет… Его замысел не подлежит такому спокойному обсуждению, «на ослабленном нерве». Мне кажется, это обсуждение – уже акт художественный. В каком-то смысле на этот вопрос, скажем, отвечал спектакль Марка Розовского «Концерт Высоцкого в НИИ», хотя действие там происходит ещё в советское время, при жизни Высоцкого. Там было показано, что Высоцкий всегда не с властью, а с «униженными и оскорблёнными». Безусловно, приветствовать самодовольство толстосумов он бы не стал. Сравнительно недавно я общался с Вадимом Ивановичем Тумановым, человеком, который занялся бизнесом ещё при советской власти, ярым антисоветчиком, но в то же время человеком рыночной эпохи. Это человек совершенно в духе Высоцкого: с одной стороны – бунтарь по духу, а с другой – противник деградации и разрушения. Он радеет за народ, скорбит о разладе между Россией и Украиной. Рискну предположить, что нынешняя позиция Станислава Говорухина Высоцкому не была бы близка…

Андрей Вознесенский

– Но Станислав Говорухин знал Высоцкого и с ним вместе работал, у него есть проникновенный очерк о последнем…

– Персонажи судьбы Высоцкого – это всё люди исторические. Марина Влади, Оксана Афанасьева, товарищи по театру…  Кроме тех, кто его гнобил, все они для менякак автора книги – обладатели драгоценной  истины. И я всегда говорю: спрашивайте их, а не меня! Я участвовал в совместных телевизионных передачах с Геннадием Полокой,  с Вениамином Смеховым, и смотрел на них как на носителей уникального знания.

– На какие вопросы, общественно-политические и другие актуальные для новейшего времени, отвечает Высоцкий?

– Может быть, это неожиданно прозвучит, но он отвечает на вопрос о знании и просвещении. Он видел, что народ наш, к сожалению, слишком тёмен, и выступал не за то, чтобы усваивать чужие взгляды, а за то, чтобы нести знание в самом широком смысле. У нас сейчас мало людей с широким кругом интересов: сейчас есть молодая «элита» с таким уровнем эрудиции, что дай Бог каждому, но всё-таки массовый наш человек, к сожалению, довольно невежественный. Как это в песне «Старый дом»: «Долго жить впотьмах привыкали мы». Дремучесть, – вот что его беспокоило; он готов был вести спор с теми, кто считает, что «при Сталине был порядок».

С Мариной Влади

– А предсказал ли он что-то из событий новейшего времени в своём творчестве?

–Предсказал «пожары над страной», общее неблагополучие. Он антиутопический мыслитель. Даже такая «Странная сказка» у него есть про «тридевятое государство», «тридесятое королевство» и «триодиннадцатое царство»… Там, где нет свободы и открытости, – там происходит вырождение. Без каких-то конкретных намёков, аллюзий, он показал, что если не будет конкуренции, то будет застой.

– Высоцкий, как известно, был универсалом – кино, телевидение, театр не мешали его органическому воплощению в качестве поэта. Актуален ли образ поэта-универсала сегодня, когда поэзия вытеснена с экранов телевидения и всё более отграничена от сферы массового восприятия?

– Перед поэзией стоит задача поднять голову и выйти к читателю, словом – вторгаться в жизнь. А формы такой коммуникации могут быть самыми разными: это не значит, что непременно надо брать в руки гитару. Но какие-то формы театрализации, использования новых медийных технологий, связь с визуальностью должны присутствовать. Дух любимовской «Таганки» был прежде всего поэтическим: он пьес долго (до «Гамлета») не ставил, за что его ругали. Новую поэзию создадут не те люди, которые стремятся поучать, – об этом не может быть и речи, – а, как говорил Маяковский, «надо чтоб поэт и в жизни был мастак», человек широкого круга интересов. Поэт должен быть артистом в широком смысле слова. Высоцкий очень дорожил словом «поэт», а я бы сказал, что сейчас важнее пастернаковское слово «художник». Как-то Джине Лоллобриджиде задали вопрос: а кем вы себя считаете, актрисой? Она ответила: artist, и интервьюер подумал, что имеется в виду актриса. А она имела в виду артиста как художника, от слова art. Время сейчас располагает к тому, чтобы создавать искусство в широком смысле слова. Синтез поэзии и других видов искусства может быть только неожиданным. И здесь не последнюю роль будет играть интернет.

«УЧИТЕЛЬСКАЯ ГАЗЕТА»