Это что за большевик?
Одной из самых ожидаемых и, возможно, сенсационных книг этого года будет биография
— Все-таки не понимаю! Ты — известный критик, блистал в журнале «Афиша», писатели тебя боялись: что скажет Данилкин? Все знают, что ты — англоман, помешан на английской литературе. То, что ты написал книгу об Александре Проханове под названием «Человек с яйцом», многие восприняли как прикол. Но потом была биография Юрия Гагарина в серьезной серии «ЖЗЛ». Теперь — «Ленин». Это что-то поколенческое? Модная ностальгия по СССР?
— Нет-нет, ничего поколенческого, я сам по себе. Тут дело не в идеологии, а в географии. Мне нравится выискивать такие существа, по которым все понятно становится про эту географию, про то, почему история здесь так складывается. Это как художник ищет себе пейзаж и ракурс, по которому все понятно. Левитан такие умел находить. «Над вечным покоем» — в этой картине есть что-то поколенческое?
Кроме того, для биографа написать про Ленина — все равно что для актера Гамлета сыграть. И за пять лет, которые я потратил на эту биографию, у меня возникли с моим клиентом фантомные, но все же отношения. Да, он был неприятным, много кого обидевшим и много зла допустившим человеком; иногда прямо-таки отталкивающим… Когда меня спрашивают: так что же за человек был Ленин… Не знаю. Если бы я оказался на месте большевика Евгения Преображенского, который летом 1923 случайно попался на глаза Ленину в Горках… Он знал, что нельзя Ленину показываться, но не смог увернуться. Когда он подошел к инвалидному креслу, он что-то такое почувствовал… они не были друзьями, просто коллеги… но он инстинктивно, в ответ на рукопожатие, поцеловал его в голову и едва сдержал слезы. Думаю, я поступил бы так же.
— Маленький Володя Ульянов — это терра инкогнита. Я когда-то был «октябренком» и носил на груди звездочку с изображением кудрявого херувимчика. Нам говорили, что он учился на одни пятерки, слушался маму и «бегал в валенках по горке ледяной». Мы Ленина такого не чувствовали. Мы таких отличников и маменькиных сынков в школе не любили и третировали. Для нас Ленин сразу был лысый, огромный, на постаменте, с протянутой вперед рукой с кепкой. А херувимчик был из другой оперы. Если серьезно: что в его раннем детстве предсказывало будущего вождя великой революции?
— Кидался калошами, это была для всех огромная проблема. Нет, серьезно: на него жаловались, его наказывали, но он все равно, особенно когда гости приходили, пробирался в прихожую — и начинал обстрел. Собственно, вся дальнейшая его критическая манера — и в экономике («Развитие капитализма в России»), и в политике («Что делать?»), и в философии («Материализм и эмпириокритицизм») — это швыряние калошами в противников.
Еще он с самого начала знал цену тайне. Первый ленинский документ — он должен открывать 55-томник, но его там нет, нельзя печатать эту криптограмму — это индейское «Письмо тотемами», которое так и не расшифровано. Это показательно — и такое начало, надо сказать, не сулит биографу ничего хорошего.
И Симбирск в 1870−80-е был странным городком, он остался как бы не у дел, до него тогда не дошла железная дорога, и, может быть, поэтому как-то удивительно так «зацвел», затух — и вытолкнул на поверхность разом Ленина, Керенского, Протопопова… Много было удивительных одноклассников, да и поколение родителей, кого ни копни… Город был плотно набит всякими эксцентричными персонажами. Такой Твин Пикс, можно сказать… И казнь Александра Ильича, который вдруг оказался без пяти минут цареубийцей, — это для них было все равно что смерть Лоры Палмер. Шок, для всех! Всеобщий любимец, поразительно симпатичный, ренессансные дарования! Володя больше всех был шокирован, когда понял, что сам вдруг взял и оказался с краю. Он понял, что игру в индейцев придется продолжить, войти самому в этот Черный Вигвам, параллельный мир, который поглотил брата. Вряд ли примитивное желание отомстить. Просто оказалось, есть некая важная работа (брат удостоверил, что смертельно важная!), и все его, тоже исключительные, как у брата, способности указывали на то, что теперь он, ВИ, остался единственным человеком, который эту работу может сделать. С этого момента его жизнь вдруг меняется.
Православный — значит русский
— Постоянно муссируются слухи о таинственной родословной Ленина. В диапазоне от его «калмыцкого» до «немецкого» и даже «еврейского» происхождения. Кто он был по национальности?
— Практически все генеалогические тайны были разгаданы к концу 1980-х: евреи, немцы, шведы, русские, калмыки, такой набор. Единственный вопрос, который остается — это соотношение русской и калмыцкой крови в отце. Наиболее колоритная фигура из пантеона предков Ленина — его прадед по матери Дмитрий Бланк, который поссорился со всеми своими соплеменниками и засыпал Николая I предложениями, как лучше христианизировать российских евреев. Ленин — в одной из своих ипостасей — похож на него, как Стэплтон на Гуго Баскервиля. В целом Ленину можно приписать черты, которые на бытовом уровне обычно связываются с евреями, немцами, шведами, русскими… Но это все настолько шито белыми нитками… В царской России, где переход в православие, по сути, снимал проблему национальности, еврейские или немецкие корни не были ни проблемой, ни преимуществом. Это видно по десяткам ленинских двоюродных братьев и сестер — у которых, теоретически, были те же «проблемы»; но никто из них никак не фокусировался на своем происхождении. На эту тему есть исчерпывающий диалог в фильме «На одной планете», там Ленина играет, странным образом, Иннокентий Смоктуновский, и это АБСОЛЮТНЫЙ Ленин, но не суть. Там к Ленину докапывается один контрреволюционно настроенный тип: «А вот тебе можно задать один вопрос? Ты православный?» Смоктуновский: «В каком смысле? Если вы хотите узнать верующий ли я, то нет, я не верующий, я атеист». Тип (торжествует): «Слыхали?! Стало быть, ты не русский?» Смоктуновский (с вызовом): «Я русский. Хотя я не понимаю, какое это имеет значение. Я не православный, а русский! Вся моя семья была русская. Мой отец был инспектором русских училищ в Симбирской губернии. Мой брат Александр был казнен за революционную деятельность русским царем».
По ленинским местам
— Ты написал биографию в жанре «травелога», по географическому принципу. Необычная идея! В каких «ленинских местах» ты лично побывал и как увидел их «ленинскими» глазами?
— Мне пришло это в голову, когда я понял, что Ленин был бешеным путешественником. На этом никогда не делали акцент, но это невозможно игнорировать. Он прошел и проехал, на поезде и велосипеде, десятки тысяч километров, иногда по делам, чаще для развлечения, между Восточной Сибирью и Гринвичским меридианом — и всюду лазил наверх, на Монблан и Везувий, Ротхорн и Свиницу, Юнгфрау и Борус, и еще десятки разных вершин. Ни Сталин, ни Мартов, ни Троцкий не делали ничего подобного, это его, ленинский, закидон. Они с Крупской в 1904 году за два месяца 400 километров пешком прошли по швейцарским горам. Если бы он был Филеасом Фоггом, то уложился бы вокруг света не в 80, а в 60 дней, или даже меньше (хотя я скорее вижу его в роли мистера Фикса). Я пять лет за ним гоняюсь, был почти везде — в Шушенском и на Капри, в Закопане и Лондоне, в Ульяновске и Женеве, в Мюнхене и Самаре, в Хельсинки и Алакаевке, в Казани и Стокгольме — но это именно «почти»; каждый раз ты думаешь — ну вот, все, ты сцапал его — но нет, обнаруживаешь что-то вроде записки: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтоб я уходил». Это важно для биографа — прогуляться 10 км от дома Фофановой до Смольного таким же вот ноябрьским вечерком, или прокатиться на велосипеде от парка Монсури до Лонжюмо. Чувствуешь клиента.
Прекрасная дама — Крупская
— Раз уж заговорили о Крупской… Одна из самых загадочных семейных пар в истории! Она училась на Бестужевских курсах, где учились две сестры Ленина. Он был профессиональный революционер. Венчались для того, чтобы она могла поехать с ним в ссылку в Шушенское. А любовь была? Ухаживания были?
— Я не стану раскрывать конец своей книжки, скажу только, что именно с Крупской связан «финальный твист» биографии Ленина. У меня на десктопе ее фотография до сих пор установлена. Она, пожалуй, любимый мой персонаж во всей окололенинской вселенной, а она очень густонаселенная, там персонажей побольше, чем в «Войне и мире», и там есть в кого влюбиться. Я очень люблю ее мемуары, которые долго откладывал, мне казалось: ну что там может написать о Ленине эта коммунистическая карга? Разумеется, это и мой идиотизм, но и ее морок. Она ведь была не просто скрытная — профессиональная шифровальщица, лекции про это читала. И уж конечно, ей ничего не стоило создать о себе — и поддерживать его — впечатление никому не интересной женщины. И когда понимаешь, что это как в детективе — старушка, на которую никто не обращает внимания, которой даже алиби не нужно, она просто заведомо не может играть никакой роли… И вдруг оказывается… Забудьте все, что вы о ней знали. Она САМАЯ интересная, номер один! Я уж не говорю о том — а я все же двадцать лет был литкритиком, и мне есть с чем сравнивать — она замечательная писательница, остроумная, со своим стилем рассказчица, и никто, кроме нее, не смог найти ту идеальную интонацию, которая так подходит Ленину — с ироническим уважением. Она была дамой Ленина — Прекрасной и Пиковой, так скажем.
Психоз революции
— Мне понравились твоя «парижская глава» о Ленине, опубликованная в «Новом мире». Это какой-то другой образ Ленина. Усики, котелок, велосипед… Так смешно дерутся на собраниях русские политические эмигранты, теми же котелками, зонтиками… Может показаться, что это такое Зазеркалье. Но когда Ленин вернулся весной 1917 года, после долгих лет отсутствия в России, его встречали на вокзале несколько тысяч людей овациями. И на броневик он взбирался в своем котелке, поощряемый огромной толпой народа. Значит, его популярность в России уже тогда была немалой. А ведь «фейсбуков» и «твиттеров» не было.
— Февральская революция совершилась поразительно легко, и люди были в состоянии изумления. Будто гравитация изменилась, они чувствовали массовое головокружение, будто подвисали в воздухе. Ораторов была куча, но они не могли растолковать людям смысл того, что они сделали, ситуации, в которой они все очутились. Как вдруг так? Из-за этого недоумения возник психоз приветствий, люди просто приветствовали революцию. Революция была модной, как вот сейчас Ким Кардашьян фотографируется в худи с серпом и молотом, вот там были сотни тысяч таких. И люди, которые явились к Финляндскому, просто пришли приветствовать революцию. Ну и газета «Правда» — довольно популярная, не «Лайфньюс», конечно, но вполне народная газета — сообщила, что приедет Большевик Номер Один. Встречать поезд с Лениным приходили не по одному, а в основном депутациями: представители коллективов рабочих и солдат. Они это ощущали, как революционный долг — ну и развлечение: интересно же, новое лицо, пикантность — через Германию пробился, в войну-то! Надо сказать, Ленин, который сам поверить не мог в увиденное и полагал, что его арестуют прямо на вокзале, не разочаровал все эти толпы с красными флагами. Он сообщил им нечто такое, чего они и представить себе не могли: революция, которую вы совершили, — тренировочная, и вся Европа ждет, что мы совершим настоящую! Это сносило крышу: как — еще одна?! От этого ум за разум заходил не то что у обычных людей, но у его коллег по партии. Каменев, Сталин — они на это смотрели как приват-доцент Голубков в «Беге» на Чарноту, который обыгрывает в карты Корзухина-Евстигнеева — с ужасом, обхватив голову руками.
Надежда Крупская, спутница жизни Ленина, действительно была его Прекрасной и Пиковой дамой. Фото: РИА Новости
Вождь или сектант?
— Меня в Ленине всегда удивляла одна вещь. Он постоянно сражался не с монархистами, а с либералами (так называемым «друзьями народа») и партийными товарищами («иудушкой» Троцким, «отзовистами», «махистами» и прочими неправильными людьми из его же партийной среды). В моем представлении Ленин — жесточайший сектант, для которого лидерство важнее «истины». «Истина — это то, что говорю я». Это качество в Ленине и Горький заметил. Да и само выражение «партия нового типа» — чистой воды сектантское. Я не прав?
— Ленин был манипулятором и знал, как провоцировать дискуссии и дискредитировать оппонентов, навязывая им — в глазах публики — точку зрения, которой те, возможно, и не придерживались. «Недружественный», ехидный пересказ — любимый метод начинать полемику, как ботинком в живот ударить. Это его, ленинское, боевое искусство. Но он не был одержимым личной властью и не считал, что у него есть монополия на истину. Его можно было переубедить, предложить экзотический союз, странную роль, поиронизировать над ним. Ленин был убежден, что абсолютная истина существует, но «правда» всегда конкретна, и, действительно, как сумасшедший, каждый раз искал ее заново, много раз корректировал в зависимости от обстоятельств. В последний приезд в Москву (не говорил уже полгода, читал через пень-колоду) единственное, что он забрал из квартиры — трехтомник Гегеля.
Доказательство того, что он не был чокнутым деспотом, очень простое: его не развратила абсолютная власть, он остался философом у власти, таким Сократом. Про сектантов есть другой любопытный аспект. Мало кто помнит, что РСДРП очень активно взаимодействовала с сектантами, издавала газету для них, «Рассвет», ей занимался Бонч-Бруевич, специалист по сектантам. И после 1917 года Ленин очень пытался привлечь сектантов, потому что у них культура труда была выше. Александр Эткинд в книге «Хлыст» замечательно описал этот симбиоз. Съездите в «Лесные поляны» рядом с Королевым, по Ярославке, интереснейшее место, памятник сотрудничеству большевистско-сектантскому, совхоз. Там еще сырки как раз глазированные придумали — отчасти тоже благодаря Ленину.
Народный мессия
— У него были какие-то особые счеты с религией? Всякая вера — «труположество», его слова. Более страшных слов о религии я не знаю.
— Задним числом эти пометки на полях Гегеля — сугубо личные, мало ли что мы бормочем про себя. Стали «продавать» как едва ли не революционные лозунги от Ленина: «Вся власть Советам» и «Всякий боженька есть труположество». Разумеется, он никогда не давал разрешения публиковать это — понимая, что это «оскорбление чувств верующих», в политическом смысле от этого ничего, кроме ущерба, не будет. Даже в проекте программы партии 1919 года был пункт про то что такие оскорбления необходимо избегать. Кстати, Ленин разрешал достраивать начатые до революции храмы, в разгар Гражданской войны подписал декрет, освобождавший от воинской повинности «по религиозным убеждениям». И в народе Ленин, с его аскетизмом, не воспринимался как антихрист, наоборот. Сначала как тот, кто очистит церковь от собственности, стяжательства, изгонит торгующих из храма. После 1924 года споры о том, кто больше сделал для человечества — Христос или Ленин — и аналогии Ленина с Моисеем, станут в крестьянской среде обычной темой для разговоров. Ленин воспринимался как Спаситель, большевики — как кто-то вроде первых христиан, занимающихся, пусть неосознанно, строительством Нового Иерусалима.
Ленин был прагматиком и атеистом, но хорошо знал Библию. Для него религия — это побочный продукт, который вырабатывает общество в процессе исторического развития. В чужие дела — если религия была фактом частной жизни — не лез. Членам партии — да, запрещалось, потому что это был вопрос влияния: кому он будет подчиняться в экстремальной ситуации, попу или секретарю ячейки? Реквизировать имущество у культовых учреждений стали только через 5 лет после революции, в беспрецедентной ситуации, когда голод был страшный, до каннибализма.
Был эпизод: Ленин должен был выступать на каком-то предприятии, и углядел самодельный плакат: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». Он его дико разозлил! Будет, еще как будет! Коммунизм — это бесклассовое общество, а не вечная диктатура какого-то одного класса, даже пролетариата. Ленин с сомнением относился к обожествлению пролетариата — класс-мессия, который освободит мир от капитализма. Освободит, да, но затем должен будет исчезнуть. Ленин практически не писал о том, как именно будет устроена жизнь при коммунизме — потому что ненаучно прогнозировать.
Смерть титана
— Кто в него все-таки стрелял? Каплан, не Каплан? Почему ее так спешно казнили прямо в Кремле? И сожгли — б-р р! — облив бензином, в бочке в Александровском саду.
— Есть много свидетелей, был следственный эксперимент — им, интересно, руководил Юровский — тот самый, который за полтора месяца до того занимался расстрелом семьи Романовых, а потом долго был директором Политехнического музея. Стреляла Каплан. Казнили ее потому, что тогда был критический момент, видных большевиков подкарауливали и расстреливали на улицах — и им пришлось ответить тем же, а одновременно шли бои с белочехами за Казань и Свияжск, немцы могли взять Петроград и на Москву пойти. Большевики на ниточке висели, уже фабриковали документы поддельные на случай свержения, разрабатывали пароли, явки. Даже в Кремле опасно было. Хотели Ленина отправить в Тушино болеть, под видом отца какого-то рабочего, потом остановились на Горках, но тоже отвезли его туда конспиративно. Некогда было с Каплан разбираться, чего ждать, ради чего судить? Вывозить тело, наверно, сложно, а где ее хоронить — в Кремле? Нравы были простые, на рыбалку с динамитом ходили. Александровский сад был полузаброшен, там была свалка, его восстановили как культурный объект только к 7 ноября 1918 года, 1-й годовщине революции, памятники новые поставили революционные. Ленину повезло, что выжил. Каплан — что вошла в историю, в массовое сознание. Другим повезло меньше — например, биографу Ленина Герману Ушакову, который участвовал в покушении на своего будущего героя 1 января 1918 года. Вот история — но кто про нее помнит? Никаких бочек с бензином. Ленин отпустил Ушакова, просто простил; и тот запомнил это и «заболел» потом Лениным, на похороны пришел, Бонч-Бруевич его пропустил к гробу. Затем в Шушенское поехал. Вот это судьба!
— От чего он все-таки умер? Это связано было с покушением? Или это результат титанической работы, когда приходилось самому вникать во все вопросы и не спать круглыми сутками?
— Не связано с покушением, не связано с сифилисом. У него был наследственный атеросклероз, его самого изумлявшая болезнь, вызывавшая частичное поражение коры головного мозга. После третьего инсульта Ленин находился в странном состоянии, которое заинтересовало бы какого-нибудь Оливера Сакса, нейропсихолога, который коллекционировал странные случаи — все эти «человек, который принял жену за шляпу», жертвы эпидемии летаргического сна, в этом духе. Для нас существенно, что между мартом 1923 года и январем 1924-го Ленин не мог контролировать то, что происходило с документами, которые циркулировали как его, ленинские. Это важно; у него странный очень «Реквием», это его «политическое завещание», «Письмо к съезду». Оно напоминает пародийно «городничий глуп, как сивый мерин». Статья против СССР, по сути… Иногда говорят, что Ленин погиб от столкновения с созданной им «бюрократией», что он сам стал жертвой своего монстра, как Франкенштейн. По-моему, нет. И про убийство, буквальное, с отравлением, тоже сомнительно. Но ситуация детективная, смерть не толстовская, а скорее софокловская.
Павел Басинский
