Ваша корзина пуста
серии
Теги

Кобзон, Дуров, Ливанов, Михалков вспоминали о Юлиане Семенове в его 80-летие

Режиссер Никита Михалков, певец Иосиф Кобзон, актеры Василий Ливанов и Лев Дуров, а также дочь (Ольга) и внук (Юлиан) писателя и журналиста Юлиана Семенова почтили его память добрыми шутками, воспоминаниями и байками на вечере в Москве, посвященном 80-летнему юбилею писателя -  передает корреспондент РИА Новости.

Автор романов "Семнадцать мгновений весны", "Петровка, 38", "ТАСС уполномочен заявить" и других книг, которыми в 70 - 80-е годы зачитывался весь Советский Союз, самый переводимый за рубежом и экранизируемый советский писатель, путешественник и авантюрист Юлиан Семенов ушел из жизни 18 лет назад, когда ему было всего 62 года. Но его друзья и дочь Ольга - тоже журналистка и писательница, живущая во Франции, признались на вечере памяти "Умру я ненадолго", названном так же, как одно из стихотворений Семенова, что до сих пор не привыкнут говорить о нем в прошедшем времени.

"Близкие друзья называли его Юлькой, а кто не очень хорошо знал - Юлей. Он был фантастически коммуникабельным человеком, добрым и глубоко порядочным. Очень любил дружеские посиделки и анекдоты", - сообщил Кобзон.

Певец исполнил два шлягера из фильма "Семнадцать мгновений весны" - "Мгновения" и "Песню о далекой родине", а также "Виноградную косточку" Булата Окуджавы, которую очень любил Семенов. Он вообще любил музыку и в отрочестве даже хотел посвятить ей свою жизнь. Его мечту исполнил внук, который был назван в честь деда Юлианом и стал музыкантом. Он приехал на вечер памяти из Парижа и исполнил на рояле три композиции Шуберта, Шопена и Баха.

Давний друг писателя, актер Лев Дуров сообщил, что познакомились они при очень странных обстоятельствах, которые он впоследствии описал в своем рассказе "Три дня в постели с Юлианом Семеновым". Дело было в Ялте, где Дуров снимался. Однажды утром он вышел на дорожку возле гостиницы и вдруг его кто-то тронул за плечо и сказал: "Бежим", - это был Юлиан Семенов.

«И я побежал. Мы добежали до ларька, откуда высунулся поднос с двумя фужерами. Семенов сказал, что это коктейль под названием "Юлиан Семенов" - водка с апельсиновым соком. Мы выпили и побежали в другую сторону. Там оказался еще один ларек и история с фужерами повторилась. Не помню, сколько раз мы пробежали туда, сюда, но очнулся я в номере Семенова», - рассказал Дуров. По его словам, таким образом он провел в номере Семенова три дня, и писатель читал ему отрывки из своего нового романа.

В следующий раз они встретились в Германии.

«Я приехал к Семенову вместе с Леонидом Каневским. Леня подумал, что он очень богатый человек, раз живет в западной Германии, и начал такой разговор: "Я такой плащ здесь увидел - мечта всей моей жизни. Но денег у меня - всего 70 марок". На что Юлик сразу, без промедления выдал: "А ты продай Родину, добавь 70 марок и купи себе плащ», - рассказал Дуров.

Писатель был женат на Екатерине Михалковой - дочери Сергея Михалкова, старшей сестре режиссера Никиты Михалкова, который тоже приехал на вечер воспоминаний и рассказал, что для него Семенов всегда был старшим другом и заступником перед родителями, братом и сестрой. Режиссер отметил, что особенно благодарен Семенову за то, что писатель уговорил мать Наталью Кончаловскую не мучить юного Никиту ненавистной ему музыкальной школой. 

"Еще Юлик был очень стильный человек, замечательно одевался, я многое у него перенял. И дело не в дороговизне одежды, он носил полуспортивные, полуохотничьи вещи, которые можно снять, бросить и снова надеть. В этом какой-то особый шарм", - сообщил Михалков.

По его словам, образ Семенова сложился у него из нескольких очень ценных человеческих, "мужских" качеств.

"Он был боксер, драчун, авантюрист, который рисковал всегда своей шкурой, а не чужой. И с ним я понял, что такое роскошь общения - это когда с человеком можно свободно молчать рядом, при этом не испытывая неловкости. Это такое редкое невербальное общение", - сказал режиссер.

То, что автор остросюжетных романов сам был драчуном и задирой, подтвердил его друг актер Василий Ливанов, с которым они и познакомились когда-то в уличной драке - Ливанов вместе с композитором Геннадием Гладковым отбили Семенова от четверых хулиганов.

Ливанов на вечере рассказал историю "с бородой", малоизвестную широкой публике - о том, почему Семенов отрастил бороду. По официальной версии, он сделал это в подражание Хемингуэю - кумиру его поколения. Но на самом деле, по словам Ливанова, все было гораздо прозаичнее.

«Все дело в форме щек Юлика - они были  очень круглые и румяные. Из командировки из Афганистана он привез себе ярко-рыжую дубленку - редкость по тем временам. И вот стоит он в дубленке и цветастой вязаной шапке в очереди в универмаг. Подходит сзади какой-то мужик и говорит ему: "Тетка, ты тут последняя стоишь?" Юлик обернулся, мужик начал извиняться, что, мол, шуба у тебя женская да еще щеки румяные и их со спины видно. Вот после этого случая Юлик отрастил бороду», - сообщил актер.

МОСКВА, 11 октября - РИА Новости, Светлана Вовк.

 Издательство «Молодая гвардия» приурочило к  юбилею выход  биографии Юлиана Семенова  в старейшей российской биографической серии «ЖЗЛ» в авторстве дочери писателя  - Ольги Семеновой. 

Из книги «Юлиан Семенов» («ЖЗЛ»):

Отец ушел 15 сентября 1993 года, не дожив до шестидесяти двух. Как Хем.

Произнесены речи. Отслужен молебен. Разъехались поминавшие. Пусто. Захожу в отцовскую комнату. Фотографии, сувениры, кинжалы, арбалеты.

У отца было два имени: данное при крещении — Степан, по-гречески — венец, и мирское — Юлиан, в переводе — солнечный. Значит, вместе — солнечный венец — красиво и очень точно…

За окном темень, шумит холодный осенний ветер, срывая последние листья с деревьев. Льет дождь, и оттого, что отца нет, кажется, что утро, когда, как он любил цитировать фразу Фадеева из «Разгрома», «надо будет жить и выполнять свои обязанности», не наступит никогда. Ложусь на папину медицинскую кровать — железное дно, железные загородки — тюрьма какая-то.

Медленно, неуклюже ворочаются мысли. Разобрать архив… Полное собрание сочинений… ДЭМ не успел закончить его выпуск, а отец так мечтал… Его дом в Мухалатке… ведь там каждый сантиметр кричит о нем. Большая часть фотографий и писем, два магнита по сторонам стола — защита от злой энергии, лампа — аквариум, а в нем — смешные плюшевые песики — его талисманы, и запах его табака, и трубка деда, и книги, книги… Открыть дом для визитов… Уже сейчас забредают туристы и пугливо отрывают листики дикого винограда с забора… Леля очень больна, где-то найти человека, чтоб следил… Мысли, тяжелые, как булыжники, голова горит. Тишина в доме оглушительна. Вдруг где-то совсем рядом, у окна, в изголовье, начинает петь сверчок — как в повести отца «Он убил меня под Луанг-Прабангом». «Возле окна запел сверчок. Файн долго слушал, а потом — неожиданно для самого себя — заплакал. Он включил диктофон и поднял микрофон, чтобы песня сверчка явственнее записалась на пленку. Он долго сидел с вытянутой рукой и, улыбаясь, плакал, слушая, как пел сверчок. А когда он замолчал, Файн сказал в микрофон: «У времени добрая песня».

В своей диссертации Тавриз Аронова сравнила книги отца с книгами Гарсии Маркеса, утверждая, что у обоих обилие имен, фамилий, дат, названий городов и деревень, частые перечисления создают у читателя ощущение огромности мира, только Маркес таким путем показывает разобщенность, бессмысленность всего и вся, а отец, наоборот, убеждает во взаимосвязанности всех нас, в логичности всего происходящего, в высшей мудрости и доброте. Что ж, она права.

Не говори: «Последний раз

Я прокачусь сейчас по склону».

Не утверждай: «В рассветный час

Звезда бесстыдна в небосклоне».

Не повторяй ничьих причуд,

Чужих словес и предреканий,

Весна — пора лесных запруд

И обреченных расставаний.

Не плотью измеряют радость,

Не жизнью отмечают смерть.

Ты вправе жить. Не вправе падать

В неискренности круговерть.

Упав — восстань! Опрись на лыжу,

Взгляни на склона крутизну.

Я весел. Вовсе не обижен.

И в черном вижу белизну.

Сверчок пел всю ночь. А потом наступило утро. У времени добрая песня.