Ваша корзина пуста
серии
Теги

«Он говорил: “На меня врут, как на мертвого”».

11 декабря исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося русского писателя, нобелевского лауреата Александра Солженицына. Его биография для серии «ЖЗЛ» написана известным историком литературы Людмилой Сараскиной. О том, как велась работа над этой книгой, рассказывает сама Людмила Ивановна, лично знавшая Александра Исаевича.

Мое сотрудничество с издательством «Молодая гвардия» оказалось неразрывно связано со знакомством и многолетним общением с А. И. Солженицыным.

В начале 1995 года вернувшийся из изгнания Солженицын, с которым мы прежде никогда не были знакомы, позвонил мне домой, сказав: «Мы там вас читали». К тому моменту успела выйти в свет только одна моя книга: «„Бесы“ — роман-предупреждение» — размышления о романе Достоевского, тиражом 25 000 экземпляров. (Не могу не вспомнить о том, что книга собрала по подписке 50 000, но столько бумаги в издательстве «Советский писатель» для меня не было, так что мне предложили или половину тиража сейчас, или весь тираж через год. «Половину, но сегодня», — сказала я, не став жадничать. И была права: книга вышла в начале 1990 года, а через два месяца издательство надолго остановилось, как тогда останавливалось многое.)

Я стала часто общаться с Солженицыным, была приглашена участвовать в делах премии его имени. И лет пять просто присматривалась к тому, что происходит вокруг него, спрашивала у его жены, Н. Д. Солженицыной, пишет ли кто-нибудь о нем что-нибудь большое. Сама писать ничего не собиралась: ведь мой предмет — XIX век, Достоевский, пожизненно, навсегда. А потом как-то раз невзначай завела в компьютере файл, который назвала: «А. И. Солженицын. Летопись жизни и творчества». Сначала думала, что для себя — просто потому, что далеко не всё знала о нем и не всё понимала в его жизни. В таблице следовало совместить даты, события и документы, подтверждающие, что данное событие имело место именно в этой дате.

Когда, года через два, весь доступный мне материал был освоен и зафиксирован, а летопись выстроилась на шестистах компьютерных страницах, выяснились огромные нестыковки, несуразицы и просто нелепицы. Сошлись вместе документы о военном пути писателя, наградные справки Наркомата обороны СССР, письма с фронта его и к нему — и показания «свидетелей», будто он вообще не воевал: то отсиживался в тылу, то находился на оккупированной территории, то попал в плен к немцам и сотрудничал с ними, то вообще служил в гестапо. Я располагала медицинскими данными о его онкологической болезни, показаниями рентгенотерапии, воспоминаниями его лечащих врачей из Ташкентского онкологического центра — и тут же пестрели «разоблачения» доброхотов, будто его болезнь — литературный прием, выдумка, необходимая романисту для создания привлекательной биографии, такое себе украшение, что-то вроде бантика.

Передо мной был многосерийный детектив, и надо было распутать, кто и зачем дает противоречивые показания, почему столько несовпадений, где здесь простые недоразумения, а где напраслина и клевета.

И только тогда, когда я не смогла больше самостоятельно справляться с расследованием, я призналась Александру Исаевичу, что занялась сбором материала о нем и что эти материалы полны противоречий и нестыковок. Поразительно прозвучал его ответ: «На меня врут, как на мертвого».

Эта фраза выстрелила во мне: «Как это так, ведь вы живы, а значит, обязаны опровергнуть ложь!» Я поняла, что необходимо разгрести это кошмарное количество вранья. Люди за малейшую чепуху в суды подают, эстрадные певицы бесконечно судятся с продюсерами. А тут на человека столько налгано — и он всё это терпит.

В течение трех лет время от времени я приезжала к нему в Троице-Лыково с диктофоном, задавала вопросы, записывала ответы, дома их переводила с пленки в компьютер. Однажды мы целый день просидели за картами военного времени и маленькими цветными флажками разметили весь его путь в Великой Отечественной, с октября 1941-го, когда его, с большими ограничениями по здоровью, призвали наконец на фронт, по февраль 1945-го, когда его арестовали и доставили из Восточной Пруссии в Москву, на Лубянку, в следственную тюрьму.

У меня в руках собрались все необходимые документы, неопровержимые доказательства, неотразимые аргументы, но было не очень понятно, как и когда я смогу пустить их в ход. Ведь при каждой встрече Александр Исаевич говорил мне, что ни в коем случае не хочет прижизненной биографии: «Это не в русской традиции… Только лет через пятьдесят после моей смерти, если меня еще будут читать и я не буду забыт читателями».

На это я отвечала, что на пятьдесят лет не рассчитываю, но всё равно работу продолжу — пусть для неизвестного будущего.

Судьба, однако, не согласилась с моей готовностью работать впрок.

Внезапно, вне зависимости от желаний Солженицына и моих собственных планов, в самом конце 2005 года писателю позвонили из издательства «Молодая гвардия» и сообщили, что у них стартовала дочерняя серия «Жизни замечательных людей» — «Биография продолжается» и книга о нем стоит в планах на одной первых позиций. Поначалу он категорически возражал. Тут ему объяснили, что книга в любом случае выйдет и, если он отказывается от сотрудничества с издательством, оно будет само искать автора. «Но, может быть, у вас есть человек, кому вы доверяете?» — прозвучал вопрос.

На 90-летии издательства «Молодая гвардия» (2012 год)

И тогда Солженицын назвал меня. Издательство дало на написание книги полтора года, и я ни за что бы не справилась, если бы не «Летопись» и вся предварительная, многолетняя работа впрок. Неизвестное будущее оказалось рядом и потребовало ему соответствовать.

Когда книга «Александр Солженицын» (935 страниц, 120 фотоиллюстраций) вышла, меня призвал генеральный директор издательства В. Ф. Юркин, поздравил с успешным завершением работы и произнес слова, которых можно было ждать всю жизнь, но так и не дождаться: «Вот теперь мы, наконец, нашли автора на нового Достоевского».

Я едва устояла на ногах. Достоевский и моя давняя книга о его романе «Бесы» привели ко мне Солженицына, а теперь книга о Солженицыне привела ко мне — вернула мне! — Достоевского, дала уникальную возможность написать книгу о нем для «ЖЗЛ». И это несмотря на то, что уже дважды «Достоевский» выходил в этой серии. И мне придется конкурировать не только с ушедшими авторами, но и с теми нынешними, кто охотно и азартно взялся бы за такую работу.

Наверное, я страшно рисковала, когда ответила В. Ф. Юркину «Сейчас не могу. Мой герой жив, и я должна быть предана делу. Ему 89 лет, и я буду в орбите его жизни до самого конца».

«Мы будем ждать», — ответил издатель.

Мой герой, прижизненная книга о нем и я, ее автор, были вместе еще пять месяцев: Александр Исаевич, его семья, люди из его близкого окружения успели ее внимательно прочитать, изучить, и, к моему счастью, — принять мою версию. Когда его не стало, издательство попросило меня подготовить новое издание, для классической «ЖЗЛ». С «Достоевским» меня всё еще продолжали ждать.

Готовя переиздание, я убедилась, что внутри книги, если судить по откликам о ней, ничего не надо переделывать, переписывать, исправлять. Надо только дополнить — событиями последних месяцев его жизни, которые были поразительно насыщенными, исполненными глубинного смысла.

Едва посмертное издание «Солженицын» появилось в печати, меня снова вызвал В. Ф. Юркин: «Мы вас ждали. Теперь настала очередь „Достоевского“».

Так случились еще два года счастья. Когда я писала биографическую книгу о Достоевском, казалось, что мне как литератору нечего больше желать. Круг замкнулся. О ком — после таких гигантов — я могу еще писать? Кто, после них, может заставить работать воображение, ради кого еще стоит уходить в чужие жизни настолько, что почти не замечаешь своей?

Но жизнь причудливее, чем любые наши фантазии на ее счет, и я всё еще жду, какие сюрпризы преподнесет мне моя жизнь.

Несколько лет упоительной работы, две изданные и уже переизданные книги в «ЖЗЛ», да еще в таком олимпийском сочетании, как «Солженицын» и «Достоевский», встреча и общение с замечательными профессионалами книжного дела, которые и ко мне, и к моим героям отнеслись как к родным людям, — что ж это такое, как не гран-при моей литературной судьбы?

Людмила Сараскина