Ваша корзина пуста
серии
Теги

«Ожидание – самый острый признак жизни»

Уходящий 2017-й стал для Сергея ШАРГУНОВА годом яркого писательского и общественного взлета. Нашла путь к читателю его долгожданная книга «Валентин Катаев. Погоня за вечной весной». В отличие от многих коллег по Госдуме (избран в нее осенью 2016 года), Сергей показал себя реальным защитником интересов избирателей: боролся с закрытием школ и медицинских учреждений, протестовал против демонстративно корявого закона о реновации: Договорившись с писателем об интервью, корреспондент «Труда» пожелал Сергею получить премию «Большая книга». А на следующий день пришло известие: среди лауреатов самого масштабного российского литературного конкурса и Шаргунов.

— Поздравляем, Сергей, с таким серьезным признанием! Но почему именно Валентин Катаев привлек ваш писательский интерес?

— Первая глава у меня так и называется: «Почему Катаев?». Ответ, надеюсь, содержится в книге. Но если говорить совсем коротко, то это мой любимейший отечественный писатель советского периода. Притом что я искренне влюблен в его прозу, мне всегда было досадно, что его остросюжетная и головокружительная судьба до сих пор толком не высвечена в исследованиях. Конечно, эта книга должна была появиться.

— Кажется, вы в чем-то отождествляете себя с Катаевым. Он — энергичный, бодрый человек, жизнелюб, рано ставший писателем. Все это можно сказать и про вас, не так ли?

— Если говорить о бодрости, некоторое сходство вполне возможно. Когда я писал эту книгу и проникался образом героя, мне передавалась катаевская энергетика. Но я хорошо понимаю, что мы очень разные. Все-таки Валентин Петрович Катаев был «вездесущим затворником», по меткому выражению Андрея Вознесенского. Возможно, общественный темперамент у меня посильнее, чем у Катаева, возможно, в каких-то вопросах я бескомпромисснее Валентина Петровича, но так ведь и разные эпохи нам выпали. Но если говорить об изобразительности, о яркости и живописности его прозы, сравнение с ним мне лестно. И в этом смысле Катаева считаю своим учителем.

— Как по-вашему, всегда ли присуждают премии за литературные заслуги? Или к этому примешивается и общественная деятельность, и какие-то вехи судьбы и прочие соображения?

— Насчет прочих соображений не знаю, хотя живем мы не в безвоздушном пространстве. Достаточно посмотреть на жюри «Большой книги», чтобы понять, что особых доброжелателей у меня там нет. И в этих условиях мне особенно приятно было получить премию, поскольку мне ее присудили специалисты, не совсем согласные с моими общественными высказываниями, но вынужденные признать качество и значимость книги. У нас ведь столько нетерпимости в обществе, и те, кто причисляет себя к прогрессистам, по сути, принадлежат к воинствующей постсоветской среде, где готовы просто линчевать любого «уклониста». Хорошо, что некоторые из них, как я понимаю, себя превозмогли и сумели увидеть в моей книге серьезное литературное исследование.

— Как удается вам совмещать литературные занятия и государственные? Ведь писатель в каком-то смысле должен отрываться от бренной земли, чтобы ощутить «музыку сфер». Да и физически такое совмещение довольно тяжелое...

— Да, это правда тяжело. Но я «отрываюсь» от бренной, по вашему выражению, земли в самолете. У меня постоянные многочасовые перелеты в сибирские регионы, которые я представляю как депутат. Вот там-то, в самолете, хорошо думается и пишется, когда никто не мешает.

— Но от депутатских мыслей, наверное, непросто оторваться даже в самолете?

— Это особый регистр. Ими, регистрами, приходится пользоваться, чтобы переключаться. Я сейчас, например, выкроил день, чтобы побыть с ребенком на даче. А он мне пытается мешать давать вам интервью... Кроме того, мне нужно сейчас дописывать рассказ, который войдет в новую книгу прозы. Подозреваю, вряд ли его сегодня удастся закончить.

— А что за книга? Когда выходит?

— Весной планируется издание в редакции Елены Шубиной — совершенно новые тексты. Кстати, если говорить о депутатской деятельности, она меня тоже вдохновила на создание одного рассказа, который, надеюсь, многих рассмешит, а может, у кого-то и слезу выжмет.

— Что же вам удалось «сдвинуть» в этом мире как депутату?

— Я делаю то, что, как думаю, обязан и в силах cделать. Женщине вернул детей, которых у нее пытались отнять. Восстановил движение автобусов, чтобы бедные школьницы не шли, как Красные Шапочки, впотьмах по сибирской тайге учиться. Каждый день стараюсь сделать что-то небольшое для маленького человека. Вот такой «малой» политикой, надеюсь, приношу конкретному человеку облегчение или даже радость. Например, недавно хотели выкинуть женщину из ее единственного дома, а детей — забрать в детский дом. Я приложил все усилия, и удалось ее спасти «всем миром». Выкупили ее дом, купили ей корову, она теперь счастлива. А премия, которую я сейчас получил, даст возможность построить долгожданную детскую площадку в шукшинских Сростках на Алтае.

— Вы ведь и первую свою премию «Дебют» отдали на благотворительность — поддержали сидящего в тюрьме Эдуарда Лимонова.

— Да, отдал тогда деньги адвокатам Эдуарда Вениаминовича. Если в том случае это было еще и способом привлечь внимание общественности к судьбе Лимонова, большого русского писателя, то сейчас я просто хочу без специального информационного сопровождения добиться конкретного результата, помочь обыкновенным людям. Хотя, разумеется, я не собираюсь скрывать, что несколько сот тысяч рублей из премии «Большой книги» отдам «на Сибирь»...

— Хочу задать вам важный, хотя и немного наивный вопрос. Писатели частенько обращаются к властям за помощью: помогите деньгами, помогите льготами... Лично мне кажется это довольно странным, потому что им уже дана награда: чувствовать и видеть то, что не способны видеть миллионы других. Занятие литературой — само по себе удовольствие. А за удовольствие надо платить, может быть, лишая себя чего-то в обычной, бытовой жизни. Надо ли государству содержать писателей?

— Отвечу на ваши рассуждения конкретным примером. Есть, например, переводчики. Недавно ушел из жизни Юрий Иванович Архипов. Он за свой перевод собрания сочинений Франца Кафки в нескольких томах получил смехотворно малые деньги. Если люди ровным счетом ничего не получают за свой нужный для всех, для общества, для читателей труд, то я считаю, что это как минимум несправедливо. Потом, есть же еще библиотекари, книжные магазины, издательства. Вся эта культурная инфраструктура, безусловно, требует государственной поддержки.

А что касается собственно писателей, поэтов, критиков, то мне бы хотелось, чтобы не погиб такой важный институт, как толстые литературные журналы. Более того, мечтаю добиться, чтобы появился новый хороший литературный журнал, в котором писателям бы платили достойные гонорары. Хорошая проза, поэзия, критика заслуживают того. Но, к сожалению, в нашей стране представления об очень многих вещах находятся на пещерном уровне. Например, некоторые инвесторы, хорошие, добрые ребята, бизнесмены, не понимают, о чем речь, когда начинает обсуждаться поддержка литературы. Зачем она нужна? Зачем поддерживать то, что не приносит моментальную прибыль? И это беда общества — то, что у нас нет понимания значимости культуры.

— Журнал, о котором вы сейчас сказали, будет представлять какое-то политическое течение?

— Ни в коем случае! Только поверх барьеров! Там должно быть все талантливое. Но пока что это исключительно мечта. Хотя, бывает, мечты сбываются.

— Каким, по-вашему, был литературный 2017 год? Что вам в нем особо запомнилось?

— Год вышел интересным. Для меня событиями стали «Июнь» Дмитрия Быкова, «Заххок» Владимира Медведева, хотя он издался в 2016 году, но в окулярах премии оказался в 2017-м, «Прыжок в длину» Ольги Славниковой. Главное — мы видим, что книги пишутся, и мы с большим интересом ждем появления новых. Жду, когда Александр Терехов напишет новый роман. У Михаила Елизарова таковой тоже должен выйти: Всегда должна присутствовать интрига. Не только в сюжетах хороших интересных книг, читая которые думаешь, что же там за поворотом. Но и в обещании новых работ. Понимаете, пока есть ожидание, это значит, что литература жива. Ожидание вообще есть самый главный, острый признак жизни.

«Труд»