Николай Долгополов дал большое предновогоднее интервью.

– Николай Михайлович, добрый день! Я хочу взять у вас интервью, это возможно?
– Так о чем мы будем говорить?
– Конечно же, о разведке! У вас же новая книга выходит…
– Хорошо, приходите, только не опаздывайте, пожалуйста, у меня совсем нет времени.

Вхожу в небольшой, но очень уютный кабинет заместителя главного редактора «Российской газеты» Николая Долгополова. Все пространство занято рукописями, книгами. Атмосфера рабочая, на столе разрывается телефон. Впрочем, мягкий взгляд хозяина кабинета снимает напряжение, а за окном воркуют голуби, как бы располагая к разговору.

– Николай Михайлович, несмотря на большую профессиональную загруженность, вы всю жизнь успевали писать книги. Их много – всего около 20. Большая часть из них посвящена разведке. И вот сейчас готовится к выходу ваш новый труд. Расскажите о нем?

– Действительно, у меня в руках рукопись книги, которая называется «Легендарные разведчики 2». После первой книги «Легендарные разведчики», которая была издана около двух лет назад и выдержала уже пять изданий (это очень много!), меня попросили сделать продолжение. Сначала были некоторые сомнения. Все-таки в первой книге речь шла о так называемых разведчиках первого плана. О них знают все, о них с триумфом говорилось и с телеэкранов, и в книгах, в том числе и моих. Тем не менее, я решил взять на себя такую ношу тяжелую и написать вторую книгу.

Вообще, я не считаю, что есть разведчики первого плана и второго. Есть фигуры более известные – Абель, Зорге, Кузнецов. А есть люди менее известные, сделавшие порой нисколько не меньше. Но в силу совершенно разных причин они остались в безвестности. И я в некоторых своих главах рассуждаю о том, хорошо это или плохо.

Была такая пара нелегалов – супруги Мукасеи, которые утверждали, что безвестность – это лучшая награда для разведчика. Или Геворк Андреевич Вартанян и его супруга Гоар Левоновна – нелегальные разведчики, которые жили в так называемых «особых условиях» 45 лет. Абель, Гордон Лосдейль (он же Конан Молодый), которые были схвачены и арестованы, отсидели в тюрьмах, один в Англии, второй в США. И еще немало героев разведки, о которых знают все.

Но есть немало людей, имена которых стало можно произносить только теперь. Мне бы хотелось без пафоса, а просто от сердца, искренне отдать им должное. И коль уж появилась возможность снять гриф «Совершенно секретно», пусть их имена узнают люди. Пора отказаться от такого грифа и вместо этого представить, например, такого замечательного разведчика как Иван Иванович Михеев, который всю свою жизнь проработал под легендой церковного прикрытия.

Иван Иванович сначала был дьяконом, служкой, потом стал иеромонахом. Он был очень похож на священника. Я его видел несколько раз, однажды мы даже поговорили. Это было лет 20 назад, и тогда о нем писать, конечно же, было нельзя. А вот сейчас я это пытаюсь сделать. Надеюсь, пройдет в книге глава о том, как Бог простил лейтенанта, как тот стал даже близок к патриарху Алексию и провел долгие годы, находясь в сане иеромонаха в самых различных точках мира. Как совершал подвиги во время Великой Отечественной войны вместе в архиепископом Василием Рамировым – вели службу в захваченном врагами Калинине, помогли разоблачить несколько агентурных сетей, которые оставляли немцы, уходя из оккупированных городов… Кстати, умер Иван Иванович Михеев совсем недавно.

– Всем известно, что у многих разведчиков были верные жены, настоящие боевые подруги. Да и вообще, порой, женщины справлялись со сложнейшими задачами. Будет ли в вашей новой книге что-то об этом?

– Жены разведчиков – это чаще всего самые верные помощники, которые в чем-то прикрывают мужей, иногда даже вместо них осуществляют какую-то работу. Бывают связниками, занимаются передачей материалов из тайников и т. д. Это естественные ситуации, и о них нельзя не рассказать.

Например, разведчица Елена Косова служила в Нью-Йорке, муж её занимал высокий пост, а сама она – небольшой. Но на этом своем посту она была связником между советской легальной разведкой и теми нашими американскими друзьями (так называют собственных агентов иностранных), от которых собирала информацию. Елена дослужилась лишь до звания старшего лейтенанта внешней разведки, но я все равно считаю, что это подвиг и большая смелость.

Дальше у Елены Косовой пошла иная жизнь, она стала известным скульптором, работала во многих странах. Особенно она известна в Венгрии, у неё там было много выставок, она получала премии и дипломы. Я знал ее лично – всегда была очень доброжелательной, интеллигентной, хорошо одета. Подтянутая женщина, предпочитающая рассказам о том, как она вела какие-то оперативные комбинации, разговоры о скульптуре. Она подарила госпоже Тэтчер её изображение…

К сожалению, не со всеми героями удается встретиться лично. Иногда это невозможно. Они просто засекречены до конца своей жизни.

В то же время, в этой книге я снова возвратился к великим героям. Например, рассказываю новую версию гибели нашего великого разведчика Николая Ивановича Кузнецова, погибшего в 1944 году от рук бандеровцев. Возвращаюсь с помощью добровольных помощников – петербуржца Льва Моносова, Бориса Александрова и др., которые сами приносили мне готовые документы о его гибели. Мой старинный знакомый, писатель, первооткрыватель этого разведческого жанра в нашей, советской ещё, литературе Теодор Гладков много рассказывал о Кузнецове, но такую версию он не выдвигал.

– И все-таки, вам невероятно везло на встречи.

– Да, это так. И не только с самими легендами разведки. Например, мы дружили с приемной дочкой Абеля. Она была очень старенькая, но такая живая умная, озорная, иногда выпивающая мартини. С памятью фантастической! И она, понимая, что уходит – очень отчетливо говоря об этом – пригласила меня к себе домой в Измайлово разбирать архив.

Вы не поверите, был соломенный сундучок очень тяжелый, с трудом вынимали его из-под старинной огромной кровати, ставили на два стула и разбирали документы, которые остались… Представляете? Кое-что, наверное, и не стоило мне давать, но я делал копии, и у меня сейчас огромное количество документов Абеля, относящихся ко временам его ареста и пребывания в американской тюрьме. Письма. Часть на русском, часть на английском. Фотографии. Я даже иногда думаю, стоит ли их печатать… Посмотрим ещё. Есть еще несколько недель до выхода книги.

Я многому поражался, общаясь с близкими Абеля. Вот родная его дочь, Эвелина Вильямовна Фишер, была женщиной очень суровой, в отличие от своей кузины, иногда очень непреклонной в каких-то вопросах. Я приходил к ней по субботам – на старую квартиру Абеля, где он жил после возвращения из Америки. Надо сказать, эту квартиру он не любил – она была неудобная, хоть и в центре Москвы. Эвелина показывала мне картины отца, которые висели у неё на стенах – целая коллекция, которая каким-то непонятным образом была вывезена из Штатов и висела в Москве. Там были прекрасные работы Абеля, сделанные в США.

Именно в Штатах Абель раскрыл себя как художник более широко и свободно. Здесь он писал в основном русские пейзажи, натюрморты, дачу. Потом сделал прекрасный портрет своей жены, которую любил всю жизнь. А там он рисовал то, чего мы ранее не видели – негры, тюрьма, параша, помещения тюремных камер в Атланте, где он отбывал срок... И совершенно непонятно, как все эти картины попали в Россию.

В одном из уголков соломенного сундучка мы нашли список вещей полковника Абеля на английском языке, привезенных ещё в конце 50-х из США в Москву. Все вещи ему вернули. И там были такие для меня интересные предметы, как 57 картин, костюмы, 13 пар носков... Меня поразило, что у такого известного разведчика были самые простые вещи. Такая скромность потрясающая!

А теперь скажу о Рихарде Зорге. Мне предлагали про него написать книгу, но я как-то постеснялся: я столько книг читал про Зорге, мне казалось, что уж про него-то известно абсолютно всё. С ним лично я не встречался, но познакомился с его куратором в военной разведке. Это был старейший чекист России Борис Игнатьевич Гудзь.

Когда Артузова стали поджимать, его перевели от греха подальше в военную разведку. А он вернулся как раз из Японии, где был в легальной разведке, но под чужим именем. Как человека, хорошо понимающего обстановку в Японии, его назначили куратором разведчика Рамзая – Рихарда Зорге. Рамзай и расшифровывается как Рихард Зорге. Самому Зорге это прозвище нравилось, потому что звучало и как японское, и русское, и немецкое, и включало инициалы его имени и фамилии. И вот здесь в, казалось бы, известной биографии Зорге открылись новые факты – дело, которое вели против него японцы.

Гудзь рассказывал, каким образом он в 1937-м году из Москвы, когда и речи не было о современной связи, управлял великим Зорге. Что он вообще не считал Зорге разведчиком, ведь тот никогда не проходил никаких даже курсов разведобучения. Учился, как говорят, на ходу. Он его считал, скорее, писателем.

Мы познакомились за два дня его столетия и работали до самой его смерти. А умер он на 105 году. Кое-что успели, но многое осталось незавершенным. Хотели написать честную книгу о Дзержинском. Не успели. Тем не менее, записи эти я использовал. Плюс обнаружились люди, которые арестовывали Зорге. Как они с ним работали, на чем он «сгорел» – об этом рассказали.

Все почему-то уверены были (и я тоже), что Зорге запеленговали. Об этом рассказывается и в блестящем фильме «Кто вы, доктор Зорге?». Но оказалось, что это не так. Совершенно случайно потянулась крошечная ниточка от коммуниста Мияги – члена его разведгруппы. Мияги был специально переброшен из Калифорнии, куда эмигрировал, на помощь Зорге в Токио. Но коммунистическое прошлое дало о себе знать: его взяли в разработку. Этот след и вывел на Зорге, который получил широкую известность, будучи казненным 7 ноября 1944 года в японской тюрьме.

И вдруг японцы тоже рассекретили некоторые материалы о том, как вели себя захваченные члены группы на допросах, сколько было в ней участников. Оказывается, их было не 4-5, а 35 человек! Восемь лет такая многочисленная группа не попадалась, несмотря на то, что у японцев была очень хорошо развита слежка, особенно в довоенные годы.

Здесь я делаю три вывода из своих поисков. Первый подвиг Зорге: он сообщил, что война начнется 22 июня. Второй подвиг: Зорге предсказывает, что японская армия не будет нападать на СССР, по крайней мере, до весны 1942 года (благодаря этому сибирские дивизии были переброшены на фронт под Москву). Третий подвиг: Зорге стратегически повернул ход Второй мировой войны, которая велась на Дальнем Востоке, сделав так, что Япония первой напала на США. И у США уже не было возможности отсидеться, не вступать в войну, что они до этого делали добросовестно. Зорге уже сидел в тюрьме, измученный от тяжелейших пыток, когда американцы напали на Перл Харбор, и точки возврата для них уже не было. У японцев было два выхода: нападать на Советский Союз или вести войну на островах Тихого океана. Япония предпочла второе. И все это – благодаря Зорге и его другу Ходзюки.

Сколько историй вошло в новую книгу «Легендарные разведчики-2»?

– Не так много, как в первой части. Большую часть книги заняли истории Зорге, Абеля. Причем, это не только разведка, но и чисто человеческие отношения. Абель, его супруга, дочка, его приемная дочь, его адвокат... Также в книгу войдет и большое расследование о смерти Николая Ивановича Кузнецова, к которой ещё примешиваются некоторые открытия. Он, оказывается, спасал не только еврейских детей, но и командиров Красной армии, которые сидели у немцев. Я в это не верил, но пришли заверенные документы, показания, о которых вообще никогда никто ничего не знал.

Причем, как он это делал? Храбро, смело, дерзостно! В некоторых случаях – с шуткой, чуть ли не напрашиваясь на выстрел... Казалось, его непременно должны были арестовать. Но он это делал как немецкий офицер, и его не трогали. Смелость потрясающая! И потом, как он бродил по этим лесам? Почему столь нелогичными казались его перемещения? Теперь мне стало ясно, я понял их логику. Все сложно. Надо читать.

Слушая ваш рассказ, начинаешь задумываться, почему разведчики увлекаются творчеством, одни уходят в живопись, другие в литературу. Это самореализация или эмоциональный выход через творчество?

– Это хороший вопрос. Я очень много думал над этим. Почему так много разведчиков хорошо рисуют? Здесь есть несколько вариантов. Давайте посмотрим на то, как жили нелегальные разведчики. Ведь многие из них, в основном нелегальные, работали под прикрытием художников. Это вольная профессия, которая не привязывала к одному месту, позволяла работать под хорошей легендой, как говорится, не приходя в офис каждый день. Она позволяла встречаться с людьми, путешествовать, быть на природе. Плюс – острота зрения: они хорошо видели, что происходит вокруг. Третье: это возможность самовыражения. Четвертое: если они талантливы в своей профессии, значит, талантливы и в профессиях косвенных. Художник, как и разведчик, внимательно наблюдает и регистрирует свои впечатления. Мы также видим, что многие бывшие разведчики очень хорошо пишут. Пишут непросто, образно и красочно, как литераторы. А кто-то пишет красивые стихи.

Разговорить человека, чтобы он раскрылся, непросто. Еще сложнее разговорить разведчика. Как вам это удается?

– Это непростой труд. Сначала встречи, беседы какие-то, потом рассказы. Некоторые видели журналистов впервые в жизни и, конечно, относились ко мне с осторожностью. Но в целом, у меня не было каких-то трудностей. Только с одним из разведчиков я очень долго искал общий язык. Его судьба была просто жуткой, но закончилась счастливым исходом. Именно он был очень осторожен в общении. Но прошло время, и эта тяжесть тоже спала. Он стал мне доверять. Я смог сделать о нем очерк, который также будет напечатан в новой книге «Легендарные разведчики-2».

«Национальный контроль»