Ваша корзина пуста
серии
Теги

Партизан Булыга из страны удэге

Дальневосточный писатель выпустил книгу об Александре Фадееве

В издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Александра Фадеева. По мнению автора — приморского писателя и журналиста Василия Авченко, это еще одна книга о Дальнем Востоке, очередная попытка найти ключ к пониманию и осмыслению территории. Проводником и объектом исследования выступает земляк Александр Фадеев — советский прозаик, не столь популярный сегодня у книгочеев.

Ваш интерес к писателю вызван его связью с Дальним Востоком?

Василий Авченко: Не только. Одной из моих сверхзадач было возвращение Александра Фадеева читателю. 20 лет я не перелистывал его произведений, но несколько лет назад, открыв «Разгром», был потрясен. Какая это замечательная — даже на уровне отдельных фраз — литература! Насколько плотно она привязана к дальневосточной земле лексикой, топонимикой. Мне сразу захотелось составить словарик упомянутых в ней русско-китайских жаргонизмов, таежных словечек. Нелишним был бы и томик дальневосточных текстов Фадеева с полуакадемическими комментариями.

Например, кто такие «майхинские спиртоносы»? Читателю нужно рассказать о селе Майхе, жители которого носили алкоголь на прииски, где был установлен «сухой» закон.

Или такой момент. На протяжении всего романа «Разгром» Левинсон идет на речку Тудо-Ваку. В 1972 году после событий на острове Даманском несколько сотен приморских топонимов — китайских и тун­гусоманьчжурских — были заменены русскими. И мне захотелось понять, по каким именно местам двигался отряд. Оказалось, что Тудо-Вака — это речка Малиновка, впадающая в Иман — ныне Большую Уссурку.

Все ранние произведения писателя связаны с Дальним Востоком. «Разлив», «Против течения», «Разгром», главный замысел жизни — роман «Последний из удэге». Да и в остальных текстах нет-нет да и мелькнет какая-то дальневосточная аллюзия.

О Фадееве в советское время немало писали. Чем ваша книга отличается от других?

Василий Авченко: Особый акцент в ней сделан на его дальневосточных дорогах. Это менее изученный, но крайне интересный материал. Я перечитал все, что было написано о Фадееве в советское и постсоветское время, работал с архивными материалами, к которым имел доступ. Помогали мне музей имени Арсеньева и его филиал в Чугуевке — литературно-мемориальный музей Фадеева. Я проехал маршрутом отряда Левинсона, нашел могилы партизан — героев романа «Разгром», чьи имена в книге подлинные, а не вымышленные. В Ариадном похоронен партизан Дубов, в Боголюбовке — Ещенко и Морозов по прозвищу Морозко, один из главных персонажей произведения. Я увидел, насколько тесна связь этого художественного текста с реальностью.

Когда писатель сам живет партизанской жизнью, воюет, видит, как гибнут товарищи, это особым образом действует на его психику и отражается на бумаге. В жизни Фадеева (тогда — партизана Саши Булыги) был эпизод, когда он вместе с Игорем Сибирцевым пустил под откос японский бронепоезд и захватил много оружия для отряда. Игорь и Всеволод Сибирцевы были двоюродными братьями писателя. Первый застрелился, когда был ранен под Хабаровском. Второго сожгли в топке вместе с Сергеем Лазо.

Какие открытия ждут читателей вашей книги?

Василий Авченко: Есть масса версий, почему в романе «Разгром» один герой носит фамилию Мечик. Я попытался их собрать и про­анализировать. Донат Мечик — отец Сергея Довлатова, жил во Владивостоке, его брат Михаил был знаком с Фадеевым по коммерческому училищу. Это одна версия. Другая связана с партизаном по имени Тимофей Мечик, погибшим в 1919 году. Третья — с московским спекулянтом, с которым пересеклись пути писателя. Кроме того, сестра Фадеева считала, что в книжном Мечике имеются и его черты.

Или связь Александра Фадеева и Владимира Арсеньева — исследователя Дальнего Востока. Помимо того, что Фадеев глубоко изучал работы Арсеньева, посвященные «инородцам», то есть коренным малочисленным народам региона, имеется свидетельство об их встрече — в детстве Фадеев приезжал на экскурсию в хабаровский Гродековский музей, который тогда возглавлял Арсеньев.

Вообще жизнь писателя была полна интересных, на первый взгляд случайных встреч. Когда его избрали делегатом X съезда РКП (б), он отправился в Москву и ехал в поезде с другим делегатом, еще одним комиссаром Народно-революционной армии Дальневосточной республики, будущим маршалом Иваном Коневым. Прочитав «Разгром», тот не сразу понял, что его знакомый партизан Булыга и писатель Фадеев — одно лицо.

И все-таки каким видите Фадеева именно вы?

Василий Авченко: Искренним, ярким, тонким и ранимым, идеалистичным, принципиальным, талантливым, нежным. Светлым человеком, который так заразительно смеялся.

Принципиальность и ранимость сложно совместить…

Василий Авченко: Да, тем более на должности председателя Союза писателей СССР. Там без компромиссов нельзя, а время было жесткое. Фадеев — прямой человек, умел отвечать за свои слова и в последний раз доказал это, написав откровенную, пронзительную, страшную предсмертную записку.

В советское время Фадеева представляли то живым классиком, то, как в некрологе в 1956 году, опустившимся алкоголиком. После падения Хрущева он снова стал классиком, но уже неживым. Во времена перестройки — «сталинским палачом» с руками по локоть в крови.

Сейчас можно более взвешенно посмотреть на эту фигуру. Моя задача была в том, чтобы переосмыслить все, избежав перегибов, свойственных как официозному советскому литературоведению, так и антисоветскому перестроечному дискурсу. Ведь это тот нечастый случай, когда сама жизнь писателя не менее интересна, чем его тексты. Приморский юноша, не сдав экзамены в коммерческом училище, несовершеннолетним уходит в партизаны, получает два ранения, пишет прозу, поднимается по карьерной лестнице, становится руководителем Союза писателей СССР, кончает с собой.

Я старался быть объективным насколько мог — не умалчивать сознательно что-то, не искажать и не передергивать факты, не врать. Книжка, на мой взгляд, получилась личная, немного лиричная, потому что ее герой оказался очень близок мне по-человечески.

Существует мнение, что превращение партизана в крупного функционера сломало Фадеева.

Василий Авченко: Помимо военной службы, которую он оставил после ранения в Кронштадте, у Фадеева было две страсти, между которыми он разрывался: литература и работа с людьми. Ему нравилось быть лидером, оратором, нравилось убеждать. Он никогда не избегал общественных нагрузок, но при этом наступал на горло своей писательской песне. Фадеев был автором нескольких рассказов и всего двух больших законченных произведений, что, конечно, не соответствует уровню его дара. Это одна из составляющих драмы писателя.

В последние годы Фадеев чувствовал себя ненужным: его отодвинули от руководства в Союзе писателей СССР, новые вожди — Хрущев и Маленков — не находили времени на встречи. Его терзало ощущение невостребованности. Плюс творческий кризис — не получалось писать так, как он хотел. Мучили проблемы со здоровьем — вовсе не алкоголизм, а гепатит, полиневрит. Сердце давало сбои. Были неурядицы личного плана. Все сплелось в клубок.

В предсмертной записке в ЦК КПСС, опубликованной только в 1990 году, Фадеев очень жестко высказался по отношению к новому руководству СССР. От них, написал он, «…можно ждать еще худшего, чем от сатрапа-Сталина. Тот был хоть образован, а эти — невежды».

В отместку в центральной прессе появился оскорбительный для памяти писателя некролог, который, как считается, отредактировал лично Хрущев. Это был единственный случай, когда самоубийство столь заметного человека объяснили «прогрессирующим недугом» — алкоголизмом.

Российская газета — Неделя — Дальний Восток № 7201 (35)