Ваша корзина пуста
серии
Теги

Он не заметил импрессионистов

Недавнее похищение в Третьяковской галерее картины Архипа Куинджи заставило лишний раз вспомнить про русское искусство второй половины XIX века. В Facebook даже состоялись дискуссии о его ценности и значении, и было забавно наблюдать, как столичные и заграничные снобы признавали, что в нем что-то есть.

Да, в советское время в тусовке было единственно приличным и допустимым тоном потешаться над всеми этими передвижниками, которых навязывал агитпроп. Саврасовы и Шишкины казались такими замшелыми на фоне их современников Моне и Ренуара. В этом же ряду смешных и убогих русопятов находился и Василий Суриков, автор всем знакомых с детства, но оттого не ставших родными для высоколобых эстетов «Стрельцов» и «Боярыни Морозовой». Книга о нем Татьяны Ясниковой подоспела как нельзя кстати. После успеха выставки Айвазовского, может, дойдет очередь и до Сурикова, на которого публика посмотрит свежим взглядом.

Ясникова пишет о художнике максимально полно, погружая его фигуру в реалии того времени, не такого уж и далекого от нас. Достаточно вспомнить, что Суриков – прадед Никиты и Андрона Кончаловских, а его внучка Наталья Кончаловская дожила до конца 80-х годов прошлого столетия. Задача автора усложнялась тем, что среди знаменитых предшественников, писавших о Сурикове, был и «сам» Максимилиан Волошин, не только поэт, но и ведущий художественный критик своего времени. Поэтому нужно было найти свой подход, который бы придал книге действительную оригинальность.

На своем автопортрете в молодости Суриков выглядит скорее легкомысленным, почти хлыщом. Он и был отчасти таким – мелким чиновником в далеком Красноярске, когда Судьба в лице губернатора, случайно увидевшего рисунки своего канцеляриста и отправившего его учиться в Санкт-Петербург в Академию, вмешалась в его судьбу. Странно, но при всей привязанности к малой родине, которую в зрелые годы он часто навещал, в большом творчестве Сурикова не отразились ни Енисей, ни сибирские степи.

Среди русских художников того времени вырисовывается триада – Илья Репин, Василий Суриков и Виктор Васнецов. Но Татьяна Ясникова почему-то не провела сравнения между ними. Попробуем сделать это. Одногодки Суриков и Васнецов поделили между собой сферы. Первый безраздельно царствовал в исторической живописи, второй – в сказочной. Суриков создавал мифы о русской истории, Васнецов – образы русской сказки, и выбрать кого-то одного невозможно. Объединяло их то, что оба были выходцами из далекой провинции, из примерно одинаковой социальной среды. Чуть более старший Репин застолбил за собой социальный жанр, но свободно заходил на территорию обоих младших товарищей, обращаясь то к образам запорожцев, то Ивана Грозного, то Садко.

Суриков был по-хорошему консервативен. Будучи в 80-е годы в Париже, он, подобно остальным русским того времени, не заметил импрессионистов. Его отзывы о загранице перекликаются с таковыми Чехова: «оригинальнее Москвы не встретил ни одного города по наружному виду», архитектуре Златоглавой он отдает предпочтение перед венецианской. И это не поза, а продуманная эстетическая позиция.

Расцвет творчества Сурикова пришелся на чеховское время – так называемое безвременье. Обильно приводимая Ясниковой переписка с родными словно подтверждает эту погруженность в быт, в домашние дела, присылку сушеных ягод из Сибири, хлопоты о выгодной сдаче квартиры. В одном из писем Суриков опасается, как бы не сплетничали о нем, что его семья живет без прислуги, мещанское благополучие всегда было для него важно. Но как бы вопреки эпохе художник в своем искусстве выражал бурные и сильные страсти.

Ясникова тщательно перечисляет поездки Сурикова во время работы над своими полотнами. Так, создавая «Покорение Сибири Ермаком» (сегодня картину признали бы неполиткорректной), он посещал Тобольск, различные музеи, искал редкие и аутентичные костюмы. Недаром царь купил ее за 40 тыс. руб. (репинские «Запорожцы» обошлись в 35 тыс.) – наивысшую цену, заплаченную к тому моменту за русскую картину. Тема денег занимает немалое место в книге – отношения с двором, важным покупателем исторических произведений, с меценатами, такими как Третьяков. При своей неторопливости Сурикову было важно, чтобы за свои произведения он получал достаточные средства для возможности спокойно жить и работать.

Историческая живопись имела своим расцветом именно XIX век. До XVIII столетия художники вообще мало заботились о правдоподобии. С расцветом же национализма, появлением повествований об отечественной истории требовались, с одной стороны, адекватность в передаче обстановки, некая «научность», с другой – создание таких образов, которые бы могли служить мифами, сплачивающими нацию. В итоге русскую историю мы знаем во многом по картинам Сурикова, Репина и ряда других живописцев, и не важно, что на самом деле так не было. Реальность художественного мифа оказывается сильнее пресловутой исторической действительности. Как цитирует Ясникова своего героя: «В исторической картине ведь и не нужно, чтобы было совсем так».

Сегодня историческая живопись как жанр умерла. Фотография, телевидение ее убили. Снимок Ельцина на танке никакое живописное произведение не заменит. Так что Сурикову не стоит опасаться появления художника, который его затмит. И хотя он написал мало, зато весомо. Суриков лучший в России навсегда. 

Максим Артемьев

«НГ Non -fiction»