Открытие Индии
Россия и Индия — две огромные, до конца непостижимые страны; два, как кажется, совершенно непохожих друг на друга мира. Тверской купец Афанасий Никитин, автор знаменитых путевых записей «Хожение за три моря», стал первым европейцем, достигшим Индии в ХV веке (значительно опередил португальца Васко да Гаму). В веке ХХ своеобразным открытием Индии отметился Александр СЕНКЕВИЧ — доктор филологических наук, индолог, путешественник. А недавно Александр Николаевич стал автором книги «Будда» — биографии исторического Сиддхартхи Гаутамы Будды, пополнившей серию «ЖЗЛ».
— Вы окончили Институт восточных языков (ныне — Институт стран Азии и Африки) при МГУ. Именно там и сложился ваш магистральный интерес к Востоку?
— Интерес к Индии появился у меня еще в школе, в девятом классе, за три года до поступления в Институт. Он был вызван двумя событиями: просмотром фильма Раджи Капура «Бродяга» и прочтением книги Джавахарлала Неру «Открытие Индии».
В Институте я от курса к курсу, на протяжении шести лет изучал языки, историю и культуру Индии, которую Неру называл «единством в многообразии». В то время Институт напоминал лицей. На моем курсе обучалось тридцать два студента. Будущих специалистов по Индии, Китаю, арабским странам, Корее и Вьетнаму готовили выдающиеся востоковеды. Преподавателей, думаю, было примерно столько же, сколько студентов.
Конец 1950-х годов называют временем оттепели. Свободомыслие, которое три-четыре года набирало силу, а потом пошло на убыль, коснулось и нас. Мы тогда поняли, через какие страшные испытания прошла наша страна. Ведь среди преподавателей Института были люди, которые дошли до Берлина, а затем за откровенные разговоры попали в ГУЛАГ. Их было совсем немного, но они были.
ИМПУЛЬСЫ НОНКОНФОРМИЗМА
— Восток, как известно, дело тонкое. Постигали вы его не только по книгам, в теории, но и на практике, совершив многочисленные путешествия на север Индии, в Бутан, Непал, Тибет. Что вы узрели, прочувствовали там из того, о чем в книгах не пишут?
Прадедушка и прабабушка
— Все мои поездки в Индию (а было их немало) я помню, словно вчера вернулся из путешествия. Если суммировать всё многообразие, всю лавину впечатлений, накопившихся за многие годы, можно сказать, что подавляющему числу жителей Индии присуще чувство личного достоинства. Оно сразу бросается в глаза при общении с индийцами. И не только с ними. Такое же впечатление сложилось у меня от общения с сингалезцами, тайцами, малазийцами, индонезийцами, японцами и китайцами во время почти месячной поездки по странам Южной и Юго-Восточной Азии в конце 1999 года. Это самая запоминающаяся моя поездка по Востоку.
— В организованных вами Трансгималайских экспедициях не раз принимали участие ваши друзья, заметные деятели отечественной культуры, писатели и журналисты — Леонид Юзефович, Лев Аннинский, Михаил Синельников, Ольга Тимофеева, Михаил Задорнов. Среди уже ушедших — Василий Песков, Юрий Сенкевич, Святослав Бэлза, Юрий Мамлеев.
— Эти экспедиции — самое значительное в деятельности Общества культурного и делового сотрудничества с Индией, президентом которого я был на протяжении долгого времени. После каждой из них в периодической печати появлялись статьи моих друзей-сопутешественников об Индии. Мне наиболее запомнились цикл очерков Василия Пескова в «Комсомольской правде», Юрия Лепского в «Труде», путевые заметки Ольги Тимофеевой, эссе Юрия Мамлеева и Михаила Синельникова. А Юрий Сенкевич, мой однофамилец и друг, сделал интересный фильм об Индии и показал его в своем «Клубе путешественников». За несколько лет до этого на телевизионном экране появилась передача Святослава Бэлзы о гималайской долине Куллу и семье Рерихов.
— Вы родились в семье геологов. Какой отпечаток наложила на вас профессия родителей? Наверняка с детства привыкли к переездам, полюбили их.
— Благодаря отцу Николаю Николаевичу и маме Тамаре Квинтилиановне, я побывал во многих частях моей тогда необъятной страны — на Кавказе, Памире, Саянах, в казахской пустыне Бетпак-Дале. Всю жизнь, не расставаясь друг с другом, мои родители трудились то в пустынях, то в горах, то в непроходимой тайге. Они мечтали, что я пойду по их стопам. Уже с четырнадцати лет во время летних каникул я работал то поисковым рабочим, то водовозом, то поваром в геологических партиях в Саянах и на Кавказе. Естественно, не под родительским началом. Да, я полюбил путешествовать, но вот к профессии родителей, к их разочарованию, не пристрастился.
Квинтилиан Николаевич и Варвара Ивановна Городковы. 1914 год, Варшава
— В царской России ваш дед по линии отца возглавлял восстание в Белоруссии. Более того, как я с удивлением узнал, в советское время на одном из собраний бывших политкаторжан вас, младенца, держала на руках Вера Фигнер…
— Веру Николаевну Фигнер я, разумеется, не помню. Ведь родился я в феврале 1941-го, а великая революционерка умерла в 1942-м. Но какие-то нонконформистские импульсы я от нее, по-видимому, получил, что мне со студенческой поры и до сих пор мешает жить размеренно и спокойно. Перед власть имущими я никогда не заискивал.
Дед мой, Николай Иванович Сенкевич, был, думаю, не белорусом, как обозначалось в его паспорте, а литовцем. Я сужу по его внешнему виду. До революции он принадлежал к партии эсеров. Получил десять лет царской каторги, но довольно быстро с этой каторги сбежал. После разгрома эсеров из партии вышел, но на общих основаниях в ВКП (б) не вступил, потому-то избежал репрессий. До самой смерти он оставался членом Общества политкаторжан. Как ни странно, его жена, моя бабушка со стороны отца, Бронислава, была не эсеркой, а членом ВКП (б) и, как помню, после войны возглавляла пошивочный цех Военторга. Мне известно, что она перелицовывала одежду
— Расскажите еще о ваших корнях.
1962 год
— Со стороны моей мамы Тамары Квинтилиановны, в девичестве Городковой, не было ни революционеров, ни аристократов. Ее отец, мой дед, Квинтилиан Николаевич Городков происходил из семьи священника. Его и назвали в честь христианского мученика Квинтилиана Доростольского. По профессии он был землемером, по характеру — жизнелюбом, по поведению — выпивохой и многоженцем. Моя бабушка Варвара Ивановна, в девичестве Гречухина, была его первой женой и происходила из зажиточных крестьян Костромской губернии. Отец ее держал в городе Макарьеве, что на реке Унже, почтовую станцию. Своим детям, двум дочерям и сыну, он дал среднее образование. Бабушка и ее сестра Вера окончили Макарьевскую гимназию и работали учительницами в начальных классах; их брат Александр окончил реальное училище. Именно бабушка Варя воспитала меня, поскольку родители бо́льшую часть года находились в экспедициях… Вот такая у меня родословная.
«НЕДРЕМАННОЕ ОКО» ПОЭЗИИ
— Как давно началось ваше сотрудничество с «Молодой гвардией»? Насколько я понимаю, его важной вехой была книга «Бессмертный лотос» (1987), посвященная 40-летию независимости Индии. Вы были составителем и одним из основных ее авторов.
— Всё началось в конце 1970-х годов — с внутренних рецензий на переводы с восточных языков. Более деятельное сотрудничество продолжилось при появлении в редакции «Зарубежной литературы» Любови Владимировны Левко и выдающегося мастера верлибра Владимира Петровича Бурича. Любовь Владимировна была редактором книги «Бессмертный лотос», а Владимир Петрович — всех моих переводов с языка хинди.
— В «Молодой гвардии» выходили и переведенные вами стихотворения индийских поэтов ХХ века. Вы и сам поэт. После публикации в «Комсомольской правде» четырех ваших стихотворений вас благословил Арсений Тарковский. В тот момент, наверное, возникло желание всецело посвятить себя поэзии?
С Василием Песковым
— Да, в 1983 году в молодогвардейской серии «Избранная зарубежная поэтическая лирика» в моем переводе с языка хинди (под редакцией Владимира Бурича) вышла книжечка Рагхувира Сахая, знаменитого поэта Индии. В выбранных мною стихотворениях поэта обыгрывались темы «недреманного ока» и «двусмысленности речи». В них было много такого, что тогда обсуждалось на кухнях. Понятно, что эта книжечка — тиражом в 50 тысяч экземпляров — быстро разошлась. Арсений Александрович, знаком с которым я не был, — после публикации в «Комсомолке» мы лишь дважды общались по телефону, — написал к этой подборке небольшое предисловие под названием «Обещание песни». Понятно, что его напутственное слово меня психологически взбодрило и дало надежду, что, может быть, я стану настоящим поэтом.
— Ваши исследования, посвященные индийской литературе, регулярно издавались и на хинди. Правда ли, что ваша книга о поэте Хариваншрае Баччане удостоилась высокой оценки со стороны Индиры Ганди?
— Святая правда! Госпожа Индира Ганди представила общественности мою книгу о великом индийском поэте, особо отметив, что «советские востоковеды ведут интересные и глубокие исследования богатейшей и многогранной индийской культуры». В 1983 году мою книгу о Баччане выпустило делийское издательство «Гаримашри Пракашан». Это был перевод моей книги о поэте, ранее выходившей в «Восточной редакции издательства „Наука“». У меня есть фотография с презентации моей книги в резиденции Индиры Ганди и ее автограф на титульном листе с указанием даты этого события. Сам я на церемонию опоздал — на одну неделю, в связи с задержкой выдачи мне выездной визы. Была тогда такая процедура, когда с благословения КГБ выдавалось разрешение на выезд советского гражданина за рубеж…
В следующем году в Дели на языке хинди вышла вторая моя книга — о современной поэзии хинди с предисловием известного прозаика Ганга Прасада Вимала. На эти две книги в индийских газетах и журналах появилось около ста рецензий. С этого времени мои литературоведческие статьи стали регулярно печататься в известных журналах на хинди. В Индии у меня появилась литературная известность, а мой друг Рагхувир Сахай написал обо мне эссе, которое назвал «Саша» — индийцам это имя ближе, чем «Александр».
— Знаю, что у вас богатая домашняя библиотека. Особое место отведено в ней книгам «ЖЗЛ». Назовите любимые.
Индира Ганди с книгой Александра Сенкевича о поэте Хариваншрае Баччане
— Прежде всего «Мольер» Михаила Булгакова, «Пушкин» Ариадны Тырковой-Вильямс, «Лермонтов» Валерия Михайлова, «Набоков» Алексея Зверева, «Горький» Павла Басинского, «Пришвин» Алексея Варламова, «Катаев» Сергея Шаргунова… Здесь я прервусь и скажу, что проще назвать книги, которые мне не пришлись по душе. Ведь тех, которые читаешь, не отрываясь, в «ЖЗЛ» в последнее время вышло большое количество.
— В «ЖЗЛ» вы дебютировали книгой о Блаватской. Расскажите, как возник этот замысел.
— Творчество Елены Петровны Блаватской было предметом моих научных изысканий в Институте мировой литературы РАН, где я работал до 2003 года. Прочитав немало книг, посвященных ей самой, я понял, что — в лучшем случае — сочинение в жанре научной монографии усыпит всех моих коллег. А в худшем — навлечет обвинения в том, что я занимаюсь… ну, черт знает чем. Как только я это осознал, я тут же написал заявление об уходе из Института, а вскоре, как говорили в старину, из-под моего пера вышла художественно-научная книга о женщине из XIX века, которая не вписывалась в общепринятые рамки. Я восстановил ее биографию и постарался понять ее концепцию, ее отношение к окружающему миру и живущим в нем людям. Разумеется, я сразу подвергся остракизму и обвинениям в страшных грехах со стороны взбудораженных моей реконструкцией последователей и почитателей Блаватской. Между тем большая часть читателей отнеслась к моему сочинению с пониманием, благосклонно. Я благодарен редактору Людмиле Александровне Барыкиной, что она, услышав от меня многострадальную историю жизни основоположницы теософии, уговорила руководство «Молодой гвардии» подписать со мной договор на издание книги «Блаватская» в «ЖЗЛ».
— Могли бы вы коротко изложить суть конфликта, возникшего у вас с Рериховским обществом?
— Некоторые его представители отвергают какие-либо контакты Рерихов с ОГПУ. Это свидетельствует об их неосведомленности, а в большей степени — о нежелании признать сотрудничество Николая и Юрия Рерихов с представителями советской внешней разведки.
Резоны моих оппонентов мне не понятны. Ошельмовать неугодного, втоптать его в грязь — вот и вся их нехитрая цель. Все их приемы полемики идут от прокурора Вышинского. Их напористое и не стесняющее себя невежество ошеломляет. Тема «Рерих и ОГПУ» в настоящее время детально исследована в двухтомнике Владимира Росова «Николай Рерих: вестник Звенигорода». В нем приводится большое количество прежде не издававшихся документов. Вообще-то у меня нет никакой охоты тратить время на диспуты с фанатиками, составляющими ядро той или иной секты. Льют они на меня и других словесные помои — это на их совести. Достаточно много о деятельности этих клокочущих злобой людей сказал протодиакон Андрей Кураев в своем труде «Сатанизм для интеллигенции». Мне добавить к этому нечего.
Обложка книги о Хариваншрае Баччане
— В одном из интервью вы упомянули, что в последнее время вы открыли в личности Блаватской новые грани. Что именно?
— Я обнаружил материалы, подтверждающие мое предположение о манипулировании ее теософской деятельностью представителями определенных государственных структур, как со стороны Великобритании, так и России. Ее предложение Третьему отделению Собственной Его Императорского Величества канцелярии стать тайной агентессой, судя по всему, было принято. Однако, учитывая ее неуправляемый характер, работа с ней велась осторожно и через посредников.
ЧТО ЕСТЬ БЕССМЕРТИЕ
— Будда считается основателем одной из трех мировых религий. Чтобы решиться написать биографию такого, прямо скажем, нерядового исторического персонажа, нужно было обладать известной смелостью, не так ли?
— Я уточнил бы: безрассудством.
— Недавно «ЖЗЛ» пополнилась новой — долгожданной — биографией Ленина, написанной Львом Данилкиным. Все восхищаются колоссальным объемом ленинских материалов, которые Данилкин «перелопатил». Перед вами же задача стояла, пожалуй, даже более масштабная…
— Это вы справедливо заметили. Чтобы прочесть все материалы о Будде, думаю, что и тысячи лет не хватит. Поэтому мысью по древу я не растекался.
— Вы как-то сказали, что такие книги, как о Будде, надо писать как раз в вашем возрасте. Мудрость, простор, открывающийся с высоты прожитых лет, — вы это имели в виду?
С пандитом Раджешваром Паллом, постоянным спутником в путешествиях по пещерам и дебрям Индостана
— Нет, совсем не это. Я попытался понять, в чем предназначение человека, что есть бессмертие и есть ли у Земли хоть малый шанс выжить.
— Считается, что материала для сугубо научной реконструкции биографии Будды — недостаточно. С какими основными проблемами столкнулись вы при работе над книгой?
— С абсолютно противоположными мнениями людей, называющих себя буддистами, о личности и учении Сиддхартхи Гаутамы Будды. Не оскорбить их религиозных чувств — вот к чему я стремился на всем протяжении моей работы над книгой. И постоянно убеждала меня сохранять такую позицию редактор книги Людмила Александровна Барыкина.
— Специалисты дискутируют о различных датировках жизни Будды — о так называемых «длинных» и «коротких» хронологиях. Какую версию приняли вы и почему?
— Я принял «короткую хронологию», исходя из здравого смысла и последних открытий археологов, определивших время социального и духовного перелома в древнеиндийском обществе.
— Распространены ли какие-то мифы, стереотипы о Будде и буддизме?
С Юрием Сенкевичем
— Разумеется, распространены и их множество. Я следую в своей книге утверждению Далай-ламы XIV, что уничтожение неведения достигается с помощью аналитической мудрости.
— Христос, по преданиям, ходил по воде, исцелял болезни, воскрешал мертвых… А какие чудеса приписывают Будде?
— Сам Будда не концентрировал внимание своих учеников на чудесах. Если невежественный и глупый человек становится благодаря основным постулатам буддийского учения просвещенным и мудрым — это уже само по себе великое чудо.
Открывший Индию
— Кажется, в последнее время буддизм набирает всё бо́льшую популярность по всему миру; он традиционно исповедуется жителями таких регионов России, как Калмыкия, Тува и Бурятия; находит определенный отклик и в сердцах русских людей. Чему нам следовало бы поучиться у этого философского направления?
— Медленной и кропотливой работе стать нравственным человеком не на словах, а на деле.
С Михаилом Задорновым
— Эйнштейн сравнивал буддизм с космической религией будущего. Вы согласны с этим? Какой смысл вкладывал в это высказывание великий физик?
— Эта идея Эйнштейна проходит через всю мою книгу. Прочтите ее — и поймете.
— Александр Николаевич, что теперь? О ком, о чем можно писать после такой бездонной темы, как Будда?
— Остается только сочинять стихи на буддийские мотивы, чем я сейчас и занимаюсь.
Сергей Коростелев
Читайте также:
Стимул для духовного поиска. Ольга Хижняк — о книге «Будда»
Полное расписание молодогвардейских презентаций на ММКВЯ смотрите здесь.
