«Мы не нашли в стихах Лермонтова ничего предосудительного»

Биография Бенкендорфа — важное и полезное чтение в пору современной российской политической реакции.
 

Нельзя сказать, что фигура просвещенного охранителя исключительно российское явление. Были они и в США, и в Германии, и во Франции. Но в силу того, что в России каждая новая историческая эпоха стремится пересмотреть предыдущую, какая-либо возможность честного и непредвзятого разговора о людях, которые стремились сохранить существующий порядок вещей, невозможна.
 

Историк Дмитрий Олейников, специалист по эпохе Николая I, предпринял подобную попытку, написав биографию шефа жандармерии, начальника III отделения Александра Бенкендорфа. Для потомков его имя станет синонимом политической реакции, но в жизни, как утверждает историк, репутация первого русского жандарма была намного более противоречивой. Боевой офицер, патриот, верный слуга престола, непреклонный охранитель, а также друг декабристов, неоднократный спаситель Пушкина, Гоголя и Лермонтова.
 

«Русская планета» с разрешения издательства «Молодая гвардия» публикует фрагмент биографии Александра Бенкендорфа, написанной Дмитрием Олейниковым, посвященный взаимоотношениям главного жандарма и поэта Лермонтова.
 

Еще одна хрестоматийная линия — отношения Бенкендорфа и Лермонтова — также густо обросла легендами. Вот вердикт советского лермонтоведения: «А. X. Бенкендорф и министр иностранных дел Нессельроде, гонители Пушкина и главные организаторы его убийства, — беспощадно преследуют его преемника — Лермонтова. Бенкендорф и Нессельроде не забыли ему выступления в дни гибели Пушкина с одой, направленной против „завистливого и душного света“, против палачей русской свободы, русской славы и русского гения». Однако известно, что Бенкендорф отнесся к стихотворению «Смерть поэта» только как к «поэтической вспышке», заметив Л. В. Дубельту: «Самое лучшее на подобные легкомысленные выходки не обращать никакого внимания, тогда слава их скоро померкнет; ежели же мы примемся за преследование и запрещение их, то хорошего ничего не выйдет, и мы только раздуем пламя страстей». Это подтверждается и воспоминаниями А. Н. Муравьева, которому его двоюродный брат А. Н. Мордвинов, управляющий Третьим отделением, говорил: «Я давно читал эти стихи графу Бенкендорфу, и мы не нашли в них ничего предосудительного».
 

Бенкендорф и великий князь Михаил Павлович договорились не беспокоить внимания государя этим «вздором». Но бдительное «общество» подало императору своевременный «сигнал». А. М. Хитрово, «известная петербургская болтунья... язва общества, разносительница новостей, а еще более клевет и пасквилей по всему городу», дама, которую позже просто перестали принимать в приличных домах, заговорила повсюду об оскорблении в «Смерти поэта» «toute l’aristocratie russe» (всей русской аристократии). Бенкендорф оказался в неприятной ситуации: «Уж если Анна Михайловна знает про эти стихи, то я должен о них доложить государю». Когда же граф попытался опередить опасные для Лермонтова слухи и, явившись к царю, «начал говорить о них в самом успокоительном тоне, государь показал ему экземпляр их... полученный по городской почте, с гнусною надписью «Воззвание к революции». 25 февраля 1837 года последовало высочайшее повеление о переводе Лермонтова на Кавказ тем же чином (для гвардейца это было равносильно понижению в звании). Тут Бенкендорф сделать уже ничего не мог, тем более что скоро у графа началась тяжелая болезнь, свалившая его на полгода, да и занималось делом Лермонтова военное министерство, а конкретно — начальник гвардейского штаба генерал П. Веймарн.
 

Но 28 марта 1838 года именно Бенкендорф напишет военному министру А. И. Чернышеву уже приводившееся выше письмо: «...Имею честь покорнейше просить ваше сиятельство, в особенное личное ко мне одолжение...» Отметим: Бенкендорф в данном случае не «выполняет высочайшую волю», а просит сделать личное одолжение. Это подтверждает и письмо А. И. Философова, служившего в свите великого князя Михаила Павловича, своей жене, приходившейся Лермонтову родственницей: «...Граф Орлов сказал мне, что Михайло Юрьевич будет наверное прощен в бытность государя в Анапе, что граф Бенкендорф два раза об этом к нему писал и во второй раз просил доложить государю, что прощение этого молодого человека он примет за личную себе награду; после этого, кажется, нельзя сомневаться, что последует милостивая резолюция». Так и вышло.
Весьма осведомленный М. Н. Лонгинов (дальний свойственник поэта по линии Арсеньевых) вспоминал: «Император разрешил этот перевод единственно по неотступной просьбе любимца своего, шефа жандармов графа А. X. Бенкендорфа. Граф представил государю отчаяние старушки „бабушки“, просил о снисхождении к Лермонтову как о личной для себя милости и обещал, что Лермонтов не подаст более поводов к взысканиям с него и, наконец, получил желаемое. Это было, если не ошибаюсь, перед праздником Рождества 1837 года. Граф сейчас отправился к „бабушке“. Перед ней стоял портрет любимого внука. Граф, обращаясь к нему, сказал, не предупреждая ее ни о чем: „Ну, поздравляю тебя с царскою милостию“. Старушка сейчас догадалась, в чем дело, и от радости заплакала».
 

Возвращение в гвардию произошло без «поражения в правах» — прощенный царем корнет в декабре 1839 года высочайшим приказом был произведен в поручики. Прошло два месяца — и Белинский признался в частном письме: «...Мне кажется, что в этом юноше готовится третий великий русский поэт и что Пушкин умер не без наследника». Еще через неделю Лермонтов будет драться с де Барантом на дуэли, а не знающий об этом цензор Корсаков разрешит печатание «Героя нашего времени».
Последовавшее в то время «охлаждение Бенкендорфа» к Лермонтову (выражение друга Лермонтова А. П. Шан-Гирея) наступило вследствие нарушения тем как светских приличий (неэтичным поведением на новогоднем «маскированном балу»), так и конкретного закона (участием в дуэли с Барантом); за последнее гвардейский поручик вообще подлежал лишению чинов и дворянского достоинства. Для Лермонтова, как уверяют его биографы, и то и другое являлось самовыражением личности, требующей права быть вне иерархии традиционного общества. Но для Бенкендорфа это было тем «нарушением спокойствия и прав граждан», с которым ему назначено было бороться. К тому же, как мы видели, он поручился перед царем, «что Лермонтов не подаст более поводов к взысканиям», а поэт заставил его об этом обещании пожалеть.
 

Однако при всем этом приговор военного суда от 5 апреля 1840 года о лишении Лермонтова чинов и прав состояния был сильно смягчен императором Николаем, который объявил, что «желает ограничить наказание» только переводом на Кавказ тем же чином в армейский полк. Такое решение было принято на основании опроса непосредственных командиров Лермонтова, от полкового до корпусного. Более того, даже не любящие Бенкендорфа советские историки литературы соглашаются, что и в этом деле Александр Христофорович «готов был хлопотать перед царем о прощении Лермонтова, если бы осужденный заплатил за это признанием своей мнимой лжи». (Лермонтов говорил, что он стрелял в воздух; Барант утверждал противное. В данном случае важно то, что это понятное разногласие не сыграло роли в изменении «меры пресечения».) Они признают также, что хлопоты родителей Баранта перед Бенкендорфом о том, чтобы не пускать Лермонтова в Петербург в отпуск с Кавказа (зимой 1840/1941 года), не увенчались успехом, тогда как энергичная бабушка поэта отпуска для внука добилась.
Предположение, высказанное в прошлом веке П. И. Висковатым («Мы находим много общего между интригами, доведшими до гроба Пушкина и до кровавой кончины Лермонтова. Хотя обе интриги никогда разъяснены не будут... их главная причина кроется в условиях жизни и деятельности характера графа Бенкендорфа»), так и осталось предположением, хотя развивалось советскими историками литературы как постулат. Впрочем, в суммировавшей итоги полуторавековых исследований «Лермонтовской энциклопедии» Э. Г. Герштейн призналась: «Причины личной ненависти Бенкендорфа к Лермонтову... до конца не выяснены». Неясного происхождения письмо, из которого делали вывод о том, что Бенкендорф советовал молодым людям в Пятигорске «самим избавиться от Лермонтова», исследователями жизни и творчества поэта признано фальшивкой.
 

Олейников Д. И. Бенкендорф — М.: Молодая гвардия, 2014