Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый
Павел Фокин. Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый
М.: Молодая гвардия, 2016. — 752 с.
Рецензии на многие современные издания не имеет смысла читать прежде всего потому, что сами книги написаны «просто так». Автору нужно самовыразиться, критику — закрепиться в цеховой обойме, а потенциальный читатель вынужден идти прочь не солоно хлебавши: ему все рассказали, а зачем — бог весть.
Биография одного из ключевых русских философов XX века Александра Зиновьева, написанная филологом Павлом Фокиным для серии «Жизнь замечательных людей», счастливо нарушает нехорошую традицию, и говорить о ней стоит именно для того, чтобы доказать: нужно срочно прочесть исследование, без этого — «никуда», «никак», «даже не думайте»…
Необязательность прозы, поэзии и публицистики, а также количество информационного мусора заставляют быть не слишком доверчивым: жалко времени, сил, денег. Но Зиновьев — самая масштабная, до сих пор не изученная, сложная, центральная фигура тонувшей на рубеже веков советской Атлантиды. Фокин кропотливо и любовно восстанавливает не только и не столько биографию ученого, сколько логику его восхождения, диалектику развития: от ранней «борьбы с режимом» (из книги вы узнаете, что это была не «борьба» и не с «режимом») до теории «человейника» и концепции «планируемой истории». «Точка перехода» — первый большой кризис роста — описывается так: «Зиновьев не отступил, а углубился. Он „переболел“ Марксом и двинулся дальше. Он уже не нуждался в опоре на его сочинения. „Я почувствовал, что могу идти своим путем и добиться своих результатов, и хотел, чтобы мои результаты выглядели именно как мои собственные, а не как интерпретация и пересказ чужих“. Песочница „Капитала“ стала ему тесна».
Биограф обстоятельно, подробно убеждает читателя в том, что прямо рядом с нами, на расстоянии вытянутой руки жил и работал (оставив, к счастью, богатейшее наследие) человек как будто из эпохи Возрождения. Зиновьев успел все. Чтобы осмыслить его путь, приходится начинать с основательных трудов, посвященных логике, затем — переходить к философии жизни автора «Зияющих высот» («Друзья и ученики в шутку назвали его учение зиновьйогой — тогда как раз в моду стали входить индийские практики. <…> А шутить не стоило. Зиновьйога — вещь серьезная»), следом остановить внимание и на женитьбе на Ольге Мироновне («Должен признать, что семейная жизнь не ослабила, а, наоборот, укрепила мое государство») и уже после всего этого обращаться к самым известным работам философа.
Удивительно, но «Зияющим высотам», продающимся почти в каждом книжном магазине, в биографии уделено не так много места, как могло быть. Дело в том, что (и это важная часть внутренней композиции издания) роман, по которому судят о Зиновьеве в России и на Западе, — лишь часть (пусть и важная) занявшей десятилетия интеллектуальной работы. Да, рубеж, нет — не итог.
«Свою книгу книг он назвал „Фактор понимания“. В ней он впервые объединил под одной обложкой разработанные им принципы, правила и законы комплексной логики, названные им интеллектологией, и основанную на них социологическую концепцию существования и развития человечества — логическую социологию», — рассказывает Фокин о куда менее известном труде, анализируя, как именно из бури постсоветских лет появилось самое полное объяснение того, что произойдет в самом ближайшем будущем.
Новинка об Александре Зиновьеве названа ее автором «Прометей отвергнутый». В этом нет лукавства, но есть очевидная недоговоренность: возможно, страна еще сумеет принять человека, положившего жизнь на то, чтобы объяснить, как следовало бы созидать идеальное общественное устройство.
Прочесть новую книгу из серии «ЖЗЛ» стоит еще и потому, что идеи Зиновьева не забыты, не отменены и не оспорены, и хорошо бы заранее знать, с чем уже очень скоро, не исключено, придется иметь дело. Предупрежден — значит вооружен; читателю, наконец, выдали обмундирование, можно начать с Гегеля и отжиманий…