Архитектор победы 1812 года
Известный историк, специалист по истории наполеоновских войн Сергей Нечаев выпустил в серии ЖЗЛ биографию фельдмаршала князя Михаила Богдановича (Михаэля Андреаса) Барклая-де-Толли, подлинного архитектора победы в Отечественной войне 1812 года, чьи заслуги не были в полной мере оценены ни современниками, ни потомками, хотя он еще при жизни успел получить запоздалые награды от императора.
Сергей Нечаев. «Барклай-де-Толли». М., «Молодая гвардия», 2012, 332 стр.
Ни разу не проиграл Наполеону
В книге дан более объективный портрет полководца, чем писали о нем в советское время, когда главным героем войны 1812 года был объявлен Кутузов. Автор подчеркивает, что его герой сделал себя сам. Выходец из мелкопоместной дворянской семьи, он достиг княжеского достоинства и фельдмаршальского чина исключительно благодаря своим выдающимся военным способностям и усердию в службе.
В отличие от своих соперников в глазах общественного мнения Багратиона и Кутузова Барклай-де-Толли никогда не был замечен в придворных и иных интригах. Александр I приблизил к себе Барклая только потому, что ценил его как полководца и военного организатора. Из всех русских главнокомандующих только он ни разу не проигрывал битв Наполеону.
Нечаев подробно рассказывает не только о войне 1812 года и последующих заграничных походах, где наиболее полно проявился военный гений Барклая, но и о его участии в более ранних войнах, малоизвестных широкой публике. Будущий фельдмаршал дебютировал в Русско-турецкой войне 1787–1791 годов, где отличился при штурме Очакова. Он успел и на последние сражения Русско-шведской войны 1788–1790 годов, а потом боролся с польскими повстанцами.
Стремительный карьерный взлет
В первой войне с Наполеоном в 1805–1807 годах Барклай возглавлял авангард армии генерала Леонтия (Левина) Беннигсена в Восточной Пруссии. Он отличился в сражении под Пултуском, за что получил орден Св. Георгия 3-й степени, а в сражении при Прейсиш-Эйлау был тяжело ранен и это избавило его от участия в сражении под Фридландом, где русская армия потерпела тяжелое поражение.
Настоящий же взлет карьера Барклая испытала в Русско-шведскую войну 1808–1809 годов, когда он, командуя корпусом, совершил беспримерный переход по льду через пролив Кваркен, за что был произведен в генералы от инфантерии и назначен главнокомандующим и генерал-губернатором Финляндии. Как пишет автор книги, «усилиями Барклая-де-Толли, показавшего себя превосходным военным администратором, его войска были тщательно подготовлены к маршу по ледяному пространству, пронизываемому морозным ветром. Солдаты получили под шинели овчинные безрукавки, были также сделаны изрядные запасы специального продовольствия – сухарей, сала и водки (все это на морозе не замерзает). Лошади были кованы подковами с шипами, а на колеса орудий и зарядных ящиков нанесены насечки, чтобы они не скользили по льду». Этот успех предопределил и его назначение военным министром.
Нечаев много внимания уделяет партизанской войне, которую финны при помощи шведских войск вели против русской армии. Опыт этой войны пригодился Барклаю в 1812 году, когда он стал организовывать русские партизанские отряды против наполеоновской Великой армии. В книге хорошо показано, как сложно было Барклаю в ходе Отечественной войны проводить в жизнь свою стратегию преднамеренного отступления в глубь России, чтобы ослабить и измотать Великую армию, одновременно усилив русские войска за счет соединения в одну армию войск, действовавших на западной границе, и получения подкреплений из внутренних губерний. Он блестяще использовал против Наполеона такое вечное российское оружие, как пространство.
Эта стратегия не принималась ни обществом, ни большинством армий, приученных в суворовском духе только наступать. «Русскую партию» против немца Барклая возглавил грузин Багратион как старший из генералов, не желавший подчиняться военному министру. Впрочем, эту партию правильнее назвать антинемецкой, поскольку, по свидетельству современников, тот же Багратион по-русски говорил еще хуже Барклая. Выходец из только что присоединенной к империи Грузии был по сути таким же иностранцем в русской армии, как и его более удачливый соперник.
Не стоит забывать, что вклад иностранцев в победу русской армии в Отечественной войне 1812 года и последующих заграничных походах был весьма значителен. Достаточно сказать, что из четырех главнокомандующих трое (Барклай-де-Толли, Витгенштейн и Беннигсен) были немцами и только один (Кутузов) русским. Согласно нашим подсчетам из 331 портрета Военной галереи Джорджа Доу фельдмаршалов и генералов войны 1812 года немцев – 78, а иностранцев, включая, кроме немцев, итальянцев, французов, сербов, грузин, армян, поляков, голландцев и шведов, – как минимум 138, притом что иностранцами мы не считали украинцев, а также обрусевших сербов вроде Милорадовича.
Из книги видно, сколько нервов и здоровья стоило Барклаю противоборство со сторонниками наступления и генерального сражения с Наполеоном, обвинявшими его в трусости и измене. Как отмечает Нечаев, когда после оставления Москвы Барклай покинул армию, на дороге между Тулой и Владимиром на одной из станций, узнав Барклая-де-Толли, люди стали кричать, называя его изменником и не желая пропускать к экипажу. После возвращения в армию Барклай писал неустановленному лицу 9 апреля 1813 года, имея в виду попытку Кутузова возложить на него ответственность за оставление Москвы: «Я сам сожалею, что не устоял в своем намерении оставить военную карьеру, в которой я наместо благодарности и признательности за спасение отечества и армии, ничто другое не имел, как только смертельное огорчение и тьма неудовольствий. Пусть Светлейший (Кутузов. – Б. С.) наслаждается теперь своею славой, собрав жатву с того, что я посеял. Потомство справедливое нас обоих судить будет; оно поставит в настоящем виде замечание его, что потеря Москвы есть последствие потери Смоленска; я намерен был выдать в публику объяснение мое о прошедшей кампании, но я нахожу, что публика и не заслуживает сие уважение».
Пожар по умолчанию
Единственный существенный недостаток книги заключается в том, что в ней никак не упоминается пожар Москвы и роль Барклая в его устройстве. Вокруг этой темы в последнее время, как и в XIX веке, вновь возник своеобразный «заговор молчания». Возвращаться к официальной версии царского правительства о том, что Москву сожгли сами французы, сейчас было бы неудобно. Ей противоречат слишком много фактов да и простой здравый смысл. Зачем было французской армии сжигать собственные зимние квартиры? Иногда говорят, что все дело во французских (а также немецких, польских, итальянских и т. д.) мародерах. Но мародеры в армии Наполеона, равно как и в любой другой армии того времени, были всегда, однако когда французский император занимал другие европейские столицы, там не случалось пожаров, по крайней мере таких, чтобы город практически полностью выгорел.
Сегодня не вызывает сомнения, что пожар Москвы был не случайным, а преднамеренным и устроили его военный губернатор и главнокомандующий Москвы граф Федор Ростопчин и Барклай. Последний вывез из обреченной столицы весь пожаротушительный инструмент, предпочтя использовать повозки и лошадей для этой цели, а не для эвакуации тысяч раненых и десятков орудий, брошенных в Москве, тогда как первый организовал команды поджигателей и призвал москвичей покинуть столицу.
И действительно, в рамках стратегии измора, примененной Барклаем и продолженной Кутузовым, уничтожение Москвы с ее домами и запасами обрекало Великую армию на голодную смерть во время отступления из России. В последующем эту стратегию связывали с именем Кутузова, но первым применил ее Барклай с самого начала кампании 1812 года. Однако не он был автором идеи полного сожжения Москвы. Выступая на знаменитом военном совете в Филях, Михаил Богданович первым предложил оставить Москву. Но отступать он хотел не на юго-запад для прикрытия Калуги, а на Владимир, чтобы при необходимости прикрыть направление на Петербург. Значит, он полагал, что Наполеон получит в Москве полноценные зимние квартиры и в дальнейшем сможет возобновить наступление. Вероятно, Михаил Богданович думал, что при оставлении Москвы будут зажжены, как обычно делалось при отходе, армейские магазины, но дома жителей с их запасами жечь не будут. Он как остзейский немец, воспитанный в уважении права частной собственности, не мог представить себе подобный «добровольно-принудительный» всепоглощающий пожар и уж тем более не обладал полномочиями приказать его устроить. Несомненно, что готовя этот пожар, Барклай действовал по распоряжению Кутузова, а решили его устроить Ростопчин и Кутузов сразу после того, как было принято решение об оставлении Москвы. Поэтому русская армия уходила на юго-запад, чтобы не дать неприятелю зимние квартиры в Калуге или Туле и не допустить отступления французов через хлебородные южные губернии, а направить Великую армию уже в разоренные войной Смоленскую губернию и Белоруссию.
Как и в случае со многими другими историческими личностями, мы точно знаем день, когда родился Барклай-де-Толли, – 24 (по старому стилю – 13) декабря, но не знаем год, когда это произошло. Нечаев полагает, что будущий полководец скорее всего родился в 1757 году, тогда как ранее чаще всего годом рождения полководца называли 1761-й. По нашему же мнению, наиболее вероятным годом рождения Барклая является 1756-й. Во-первых, в прошении к императору Александру об отпуске «для поправления здоровья», датированном 7 ноября ст. ст. 1812 года Барклай утверждал, что «от роду мне 55 лет». Если он родился в декабре 1756-го, к указанной дате ему действительно должно было быть полных 55 лет. Во-вторых, младший брат Михаила Богдановича – Иван Богданович родился 4 июля 1759 года, в полк его записали в 1770-м, а будущего фельдмаршала – в 1767-м. Точно так же их производство в вахмистры различается ровно на три года – Михаил получил этот чин в декабре 1769-го, а Иван – в 1772-м, очевидно, когда ему исполнилось 13 лет. Если предположить, что Михаилу этот чин был присвоен также по достижении 13-летнего возраста, то он должен был родиться 24 (13) декабря 1756 года.