«Большое видится на расстоянии…»
В издательстве «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ за последнее время вышло много удачных книг. Отлично про авторов иной поры пишут люди, казалось, мало что понимающие в том времени. И тем не менее — именно молодые (назовем их так) писатели создают сегодня лицо этой серии — Сергей Шаргунов, Захар Прилепин, Василий Авченко. Да и бойкое перо Дмитрий Быкова как нельзя кстати — Окуджава, Маяковский, давнишний Пастернак — это все интересные книги. Дистанция, которая есть между этими писателями и теми, о ком они пишут, — о Катаеве, Леонове, Фадееве, Маяковском, — разница таланта и всего сделанного только помогает создать интересный портрет человека в эпохе. Это новый, свежий, порой неожиданный взгляд дает читателю возможность посмотреть на уже забронзовевших писателей по-другому, заметить в них вполне человеческие черты, простить им вполне человеческие слабости, увидеть типичность времени.
Когда такой дистанции нет или когда автор несет в душе свой личный опыт общения с объектом исследования, такой интересной, яркой работы не получается. А выходит самая обыкновенная ЖЗЛ, каких за 1915 выпусков с 1890 или 1715 выпусков с 1933 года было предостаточно.
Такой получилась книга Андрея Румянцева о Валентине Распутине. Автор хорошо знал Распутина, встречался с ним, обсуждал насущные проблемы, говорил о литературе и о судьбе страны. И вот это обаяние и сила личности Распутина не дало Румянцеву написать по-настоящему объективную книгу. Она даже не о хорошем авторе и добром семьянине. Она о том, как Андрей Румянцев поддерживает мысли и чаяния писателя, как он с ним во всех его начинаниях солидарен.
По большому счету, Распутин еще при жизни написал себе биографию. Румянцев не уходит далеко от канонических текстов — приводит много цитат из самого Распутина, его биографических очерков и книг, основанных на его жизни. Поэтому сама жизнь писателя превращается в череду последовательного и вполне закономерного подъема по творческой лестнице — учился, работал, написал, учился, учил, получал награды и звания, высказывался, снова писал. Все по датам. Но за датами так и не появился человек. Может, должно пройти время? Чтобы великое, наконец, стало различимым?