Бомба и темнота
О результате колоссального авторского эксперимента
Льву Данилкину, автору широко обсуждаемых биографий (Проханова, Гагарина) и бывшему культовому литкритику, надо бы сделать глубокий оммаж хотя бы за литературную смелость. Взяться за биографический роман о Ленине — все равно что встать под стрелку подъемного крана. Либеральная общественность заплюет за реставрацию советского канона и, не дай бог, симпатию к кровавому Ильичу. Левая общественность отобьет почки за искажение портрета Ленина и оскорбление чувств коммунистов. Литературные эксперты иронично ухмыльнутся, дескать, знаем-знаем, пишет о вожде революции к столетию революций 1917-го — значит, претендует на почти гарантированный премиальный урожай (и вправду, 1-е место «Большой книги», серебро читательского голосования и «Книга года» у Данилкина уже в кармане). А читатели могут и заныть, мол, сколько же этих биографий о Ленине написано — пятьсот, тысяча, миллион? Можно ли объять необъятное? Нужно ли? Стоит ли? Не суета ли сует, не тщета ли тщет?
Но Данилкин поднатужился, прошел ногами по всем ленинским местам, прочитал 55 томов Ленина и десятки томов попутных материалов (что уже колоссальный подвиг) и вместо зубодробительного жизнеописания выдал книгу легкую, увлекательную, искрящую образами, оригинальными изгибами мысли, неожиданными наблюдениями, богатой исторической фактурой, закрученным ультрасовременным языком. Его книга понравится не только аудиалам, любителям похрустеть хорошей прозой на языке, но и визуалам с кинематографическим воображением. Книга простроена как череда хронометрированных сцен — от сцены «Симбирск. 1870−1887» до сцены «Горки. 1922−1924», с титрами (в виде 100 пунктов библиографии «Ленин 100») и заключительной «Сценой после титров», перекидывающей рефлексирующий и даже образно-философский мостик в современность: «Большой Взрыв Революции наполнил пространство поразительным количеством людей, которые, впервые в мировой истории, засияли так, что их видно на другом конце вселенной. От каждого остались книги, идеи, биографии, поступки; нет ни малейшего сомнения, что никакая физическая смерть, переход из органического состояния в неорганическое, не в состоянии отменить сам источник излучения — термоядерные реакторы, вулканами выбрасывающие струи плазмы. Как было написано в одном из „народных“ некрологов января 1924-го — „товарищ Ленин напоминает бомбу, всегда полную взрывчатых веществ, которые постоянно взрываются и никогда не исчерпываются“. Свет от этих бесчисленных взрывов должен залить все и навсегда; однако же 100 лет спустя мы вновь поднимаем голову вверх и видим — мерцание, да, отдельных звезд, но положа руку на сердце — все то же, что и раньше: темноту. Что пошло не так? Почему такое количество всех этих раскаленных, излучающих свет и энергию небесных тел сияет — но лишь еле-еле, на черном фоне?»
«Пантократор» заканчивается смехом, не то ленинским, не то данилкинским, обращенным не то на себя, не то на читателей, не то на сам грандиозный эксперимент, коим являлось написание этой книги. Он смеется, и нам страшно.