«Давайте искать любовь»
Ее глаза «зажгли пурпур русского авангарда». Так уверял Пабло Неруда. Он называл эту женщину «нежной и неистовой». У Андрея Вознесенского она же — «Лили Брик на мосту лежит, разутюженная машинами». Парижские художники ее рисовали на асфальте. Что уж говорить про Маяковского. «Если я чего написал, если чего сказал — тому виной глаза-небеса, любимой моей глаза. Круглые да карие — горячие до гари». Ее то возносили, то вычеркивали из жизни поэта. Нет ключика к ее секрету: чем некрасавица Лиля Брик (по паспорту она Лили — в честь возлюбленной Гете, Лили Шенеман) притягивала выдающихся мужчин при жизни — и нервирует по сей день?
В издательстве «Молодая гвардия» вышла книга «Ее Лиличество на фоне Люциферова века». Накануне дня рождения поэта Владимира Маяковского мы побеседовали о загадке его музы Лили Брик с автором новой книги писательницей Алисой Ганиевой.
Герои ваших прежних книг живут под южным дагестанским солнцем. Почему вдруг Лили Брик?
Алиса Ганиева: Мне вообще жизнь интересна во всех проявлениях, и я бы не стала распределять свою работу по полочкам — здесь кавказское, здесь некавказское. Вот в прошлом году вышел мой роман «Оскорбленные чувства», где жизнь сегодняшнего российского провинциального города и псевдодетективная интрига, построенная на череде анонимных доносов. То есть выход из Дагестана уже случился. А когда в случайном разговоре с главным редактором «Молодой гвардии» Андреем Петровым всплыло имя Лили Брик, меня вдруг осенило: ни одно другое имя не вызывает во мне этого побуждения срастись со своим персонажем, пусть даже где-то и неприятным. И разобраться в нем.
Разве писателю так важно — непременно примерить свою героиню к себе?
Алиса Ганиева: Надо было ее полюбить там, где она вызывает оторопь, негодование, шок и, наоборот, поймать ее под ироничную лупу там, где сильно искушение ею соблазниться, — а ведь сколькие соблазнялись! Даже соперницы. Так что писать о Лиле Брик — это интересная игра с самой собой. А еще по ходу так и просились параллели с нашим временем. Поэтому эта книжка, наверное, получилась на грани художественного дневника и биографии.
Но не опасно ли «срастаться» с образом вампирши Лили Брик? Она ведь, судя по всему, и на метле летала?
Алиса Ганиева: Если верить Вознесенскому, то летала. Тот факт, что до сих пор, и спустя 40 лет после ее смерти, о ней с жаром спорят, по-прежнему ненавидят и обожают — уже само по себе феномен. Притом что она не создала ни одного произведения искусства, хотя искусством постоянно баловалась — не всерьез и не питая здесь особенных амбиций. Другое дело — стимулировать и возбуждать гениев от Маяковского до Пабло Неруды. Быть музой, хозяйкой салона, вершиной вечных своих любовных треугольников.
А с другой стороны — книга ведь называется «Ее Лиличество на фоне Люциферова века»: ХХ век у нее на глазах превращался в страшного, изменчивого, предательского, красивого при этом, гениального и кровавого напарника. Она прожила 87 лет, застала множество микроэпох, от дореволюционных конок и декадентского флирта до брежневского застоя 70-х. Все вокруг бурлило, чьи-то судьбы калечились и уничтожались. А она все время оставалась на плаву, на устах, к ней по-прежнему тянулись самые талантливые люди со всего Союза, из-за рубежа. Как ей удавалось? И опять-таки мне интересно: возможна ли такая Лиля Брик в наше время?
Скажите сразу, не томите. Возможна?
Алиса Ганиева: Лили Брик — это такой организм, который образуется и может существовать лишь в благоприятной среде, состоящей из талантов. Сейчас отдельные таланты есть, а среды нет — боюсь, что время у нас мелковато. И музы молчат.
В самом последнем абзаце книги вы пообещали, что через 10−20 лет о Лиле Брик нам предстоит узнать что-то неизведанное. А пока вы предлагаете читателю: «Давайте искать любовь». По-вашему, такие роковые женщины вообще способны кого-то любить без притворства?
Алиса Ганиева: Конечно, можно рубить с плеча, заявляя, что Лиля Брик была не способна по-настоящему любить кого-то, кроме себя самой. Такая версия наклевывается, когда вникаешь в ее биографию. Может, был в ее мозгу какой-то ампутированный кусочек. Но мне все же ближе версия, которую озвучивала Галина Катанян (она была первой женой Василия Катаняна, литератора, ушедшего к Лиле Брик в 1937 году). Лиля любила Осипа Брика, это была главная любовь в ее жизни. Все остальное послужило компенсацией, желанием доказать самой себе, что, будучи отвергнутой Осипом, она не перестает быть женщиной, которая кого-то еще интересует. Эти потаенные раны она и пыталась залечить своей бурной любовной жизнью, заткнуть зияющую дыру. Но с другой стороны, желание заводить романы, в том числе с женатыми людьми, вольность нравов, отрицание брака — все это очень удачно совпало с настроениями эпохи. Это началось еще до революции, еще до первых послереволюционных призывов жить коммунами, без всякой мещанской ревности и собственничества по отношению к супругам.
Ну да, цитирую по вашей книге ее письмо Маяковскому: «Мы все трое женаты друг на дружке, и нам жениться больше нельзя — грех».
Алиса Ганиева: Ну вот эта полигамность — наверное, врожденная черта, ей просто нравилось так жить. И ей в какой-то степени повезло, на определенном повороте истории это оказалось не просто модным, но и идейно правильным.
Но при этом — она ведь постоянно, целеустремленно налаживала свой быт, можно сказать, «мещанский», даже «буржуазный»?
Алиса Ганиева: Я об этом тоже пишу. С одной стороны, ведьма, с другой — фея, которая спасала, миловала, вытаскивала из тюрем, продвигала публикации, давала зеленый свет тому же Вознесенскому, Слуцкому, Павлу Когану и многим другим. Как этой женщине, у которой мысли вились вокруг чулок, модных тканей, мебели, автомобильчиков, — как ей удавалось вдруг распознавать прекрасное и в сфере ментального, в сфере искусства? Это тоже удивительно — так безошибочно диагностировать талант. Тут и любовь к Маяковскому именно как к поэту, а не как к мужчине, и нежелание отпускать его — именно потому, что она понимала его масштаб, он был ее билетом в вечность.
Родион Щедрин рассказывал, что он в 1950-х был принят в салон Лили Брик студентом, выдержав такой экзамен — сыграл несколько своих мелодий на стихи Маяковского. А привел его приятель, поэт Владимир Котов, автор стихов «Не кочегары мы, не плотники» — со словами, что здесь хорошо кормят… И все-таки шли к ней ведь не только за этим — по-настоящему влюблялись, трепетали. Чем она сражала?
Алиса Ганиева: Поэта Николая Глазкова она тоже, по его собственным словам, спасла от смерти — подкармливая. По-разному, конечно, было. Маяковский к тому времени был высочайше утвержден в качестве талантливейшего поэта советской эпохи, глядел со страниц учебников, по словам Пастернака, насаждался кругом, как картошка при Екатерине. Но вот тут — приходили к женщине, которую он воспевал, — вот она из плоти и крови, можно прикоснуться. И ласково, гипнотически смотрит, дотрагивается до тебя рукой — я думаю, это просто обезоруживало многих молодых поэтов. Возможно, подсознательно они начинали ассоциировать себя с Маяковским. Они так же сидят у нее под крылышком, она слушает их, как когда-то Маяковского. А слушать она умела.
Вот Маяковского любила Эльза, сестра Лили Брик. Любили многие. А Лиля Брик как-то не очень. И его тянуло именно к ней. Тут можно вспомнить и другие истории, дойти до Тургенева с его странным влечением к Полине Виардо — при том, что на него влюбленными глазами смотрели многие красавицы. Как понимать этих мужчин и их «губительные страсти»? У вас я вычитал, кстати, такой термин — «кандаулезист»…
Алиса Ганиева: Вы имеете в виду мужчин, которые спокойно относятся к тому, что за их женщинами ухаживают другие. Да, я там углубляюсь в разные виды перверсии. Психологи нашли бы корни в детстве, в отношениях с отцом и матерью, чего я тоже касаюсь. Даже у как бы нормальных мужчин и женщин встречается легкий садомазохизм: мы быстро остываем к людям, которые растворены в нас, любят беззаветно, готовы жертвовать собой, класть себя на алтарь. Их как-то меньше уважаешь — а вот с какой-нибудь Лили Брик, отдельной, независимой от тебя, думающей только о себе и посылающей тебя на побегушки, появляется какой-то трепет. Боязнь ее или его потерять… Тут, кстати, интересна не только Лили Юрьевна, но и ее муж Осип Брик, без которого она бы не стала тем, чем стала. Сухой теоретик, догматист, немножко асексуал.
Так Осип и есть «главный злодей»?
Алиса Ганиева: Из этой парочки наибольшие симпатии у меня вызывает не Осип, а именно Лиля. Потому что Осип был осторожным приспособленцем — он хорошо устроился. Именно она приводила в дом влиятельных мужей. Причем умудрялась настроить их так, чтобы они его терпели в роли третьего. Выбивали ему визы за границу, помогали с путевками на юга, привечали его вместе с его сожительницей и чужой женой Евгенией Жемчужной у себя в доме… Там ведь треугольник в один момент прогрессировал в четырехугольник.
Вы пишете, что Лилю Брик легко представить в нашем времени — популярным блогером в «Инстаграме». Могут по ее образцу сегодняшние хищницы выстраивать свои пути к успеху? Может, она давала бы сегодня мастер-классы?
Алиса Ганиева: Женщин, которые добиваются своего, заполучают мужчин, сегодня довольно много — и охотниц, выбившихся из грязи в князи, хватает. Но чтобы они при этом ошеломляли тонким вкусом, пониманием искусства и чутьем к людям талантливым — нет, я такого не вижу. А во всех этих расхожих советах психологов и коучеров — сейчас ведь развелась пропасть мастер-классов для женщин, желающих завоевать олигарха или поймать успешного банкира — ничего суперсекретного в них нет. Такой женщиной нужно родиться, если ты по природе стерва, вечная любовница, соблазнительница, все получается само собой. А если это не твое — все эти рецепты будут только выжигать тебя изнутри, все будет выглядеть странно и искусственно. Да и совсем неэффективно.
Вы пишете: «Жизнь у тогдашних людей в Европе складывалась до того авантюрно, что даже завидно». Вам в жизни и в литературе не хватает чего-то авантюрного? Как в «Иронии судьбы» — мужчины перестали лазить в окна?
Алиса Ганиева: Ну, может, и хорошо, что в окна не лазят. Конечно, можно сидеть дома, узнавать жизнь и открывать мир с помощью интернета — некоторые так и делают. Сидят в изоляции — и знают все обо всем. Но я не о них. Завидую белой завистью тем, кто испытал много, в разы больше, чем я. У кого жизнь была или есть острее, богаче — по концентрации крупных личностей в ближайшем окружении или хотя бы во времени. По силе выпадающих на долю исторических событий. По спектру испытанных впечатлений. Искушений много. Но есть и неконтролируемая брезгливость — и, наверное, легче живется тем, у кого этот порог брезгливости ниже. Завидовать ли Лиле Брик? А кому захочется таких приключений, какие выпали людям в первой половине ХХ века? Но, с другой стороны, когда читаешь биографию авантюрную, полную перипетий и встреч, после которых человек выходит сухим из воды, живет долгую жизнь и мирно умирает в своей постели, — это, конечно, вызывает некоторую белую зависть. Помню, меня поразило, что генерал Деникин после всех своих подвигов на фронтах Гражданской войны спокойно эмигрировал и еще довольно долго прожил. Было что вспомнить людям. Такая остросюжетность в моей жизни выпадает редко.
Лили Брик была феминисткой?
Алиса Ганиева: Она была на нее похожа и мимикрировала под феминистку со всеми этими идеями свободной любви, вождением автомобиля, стилем унисекс, но при этом Лили Брик ни одного дня в своей жизни не работала. И весь свой образ, всю свою славу выстраивала через влюбленных в нее мужчин. Тогда как женщина-феминистка сама делает себя, строит карьеру, не надеется на мужчину. А Лиля Юрьевна всю свою жизнь надеялась на своих мужчин. И в этом смысле была абсолютно патриархальным продуктом. Это скорее модель «любимой жены» из какого-нибудь сераля. Ее фигура контрастирует даже с сестрами Маяковского, которые сами работали на фабриках, как миллионы других советских женщин, сами несли на своем горбу ответственность за семью.
Но судить ее строго читателям не стоит?
Алиса Ганиева: Мы можем относиться к ней по-разному. Презирать, не любить или, наоборот, любить и восхищаться. Но судить — конечно, не можем. Не имеем права. И потом, обсуждая содержание Бриков Маяковским, нельзя забывать, что как раз Лиля и Осип Брик на первых порах невероятно помогали Маяковскому, в том числе материально, издавали его стихи за свой счет. И именно ей он писал: «Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг».
Вопрос напоследок. Вы стали вести на одной известной радиостанции программу вместе с писателем Сергеем Шаргуновым. Программу вы назвали очень в духе Лили Брик — «Страсти». Не дают они вам покоя?
Алиса Ганиева: Страсти — самое интересное. Мы отталкиваемся от мировых сюжетов, которых по разным теориям в мире бродит — от 7 до 36. Все эти сюжеты от адюльтера до убийств связаны с человеческими страстями, которые бурлят вокруг нас, и в литературе, и в жизни актуальной. Обсуждаем их с оппонентом Сергеем. А вот вы сами разве не ощущаете в себе или вокруг себя — страсти?