Дипломат с хлыстом
Ольга Волкогонова. Константин Леонтьев. – М.: Молодая гвардия, 2013. – 454 с.
Когда-то Вильгельм Кюхельбекер, размышляя над судьбами отечественной литературы, с горечью заметил: «Горька судьба поэтов всех племен,/ Тяжеле всех судьба казнит Россию». Думается, эти слова можно отнести и на счет отечественной философии. И не только массовой высылки мыслителей по приказу большевиков или репрессий в отношении оставшихся. Сложно назвать счастливой недолгую, неустроенную в бытовом плане жизнь Владимира Соловьева. О Петре Чаадаеве просто умолчим...
Специалист по русской философии Ольга Волкогонова воссоздает биографию философа и писателя Константина Леонтьева (1831–1891). Он был барин. В самом хорошем и классическом понимании этого слова – для Константина Николаевича не последнее место занимало понятие чести и верности данному обещанию. Одновременно он был эстетом, тонко чувствующим прекрасное.
Поэтому неудивительно, что молодой человек видел себя в будущем военным. Поступил кадетом в Дворянский полк, но состояние здоровья не позволило продолжить карьеру. Может быть, поэтому он выбирает профессию врача. Одновременно пробует себя в качестве литератора. Его протежирует сам Иван Тургенев. В дальнейшем, несмотря на неоднозначное отношение к писателю, Леонтьев будет высоко ценить книги Ивана Сергеевича, называя их «волшебными и благоухающими».
Во время Крымской войны, досрочно получив диплом, отправляется на фронт. Служил военврачом под Керчью. После подписания мира демобилизовался. Занимался частной практикой. Однако спустя несколько лет круто изменяет свою жизнь – сдает экзамен и поступает на службу в Министерство иностранных дел. Блестящая карьера, несмотря на скандал – Леонтьев хлыстом (барин!) ударил французского коллегу за нелицеприятный отзыв о России. Наш герой становится консулом в Салониках, имеет несколько наград.
К этому времени формируются и философские взгляды писателя – консерватизм. Но это не новый извод модного тогда славянофильства. Для Леонтьева основным был эстетический взгляд на историю. Стремление сохранить прекрасное, самобытное наследие – отсюда и его известный призыв «подморозить Россию». Те же славянофилы призывали к освобождению братьев-славян, оккупированных Турцией. Зачем, отвечал им Константин Николаевич, ведь гнет янычар заставляет славян сохранить свою культуру. Да и пышность турецкой деспотии так прекрасна...
И вновь наступает перелом. Наш герой тяжело заболел. Профессиональный врач, он легко определяет у себя диагноз – холера. Тогда антибиотиков еще не было. И серьезная даже по современным меркам болезнь в то время оставляла не много шансов. Леонтьев пообещал: выздоровею – постригусь в монахи. Болезнь отступила, и герой отправляется на Афон. Но священнослужители не принимают его (слишком гордый), и начинается последний акт драмы. Есть обещание (слово дворянина!), но его невозможно выполнить. Только в последний год жизни Константин Николаевич смог исполнить обет.
Все это время Леонтьев писал художественную прозу, философские работы, литературоведческие статьи. Во многом его творчество шло поперек модного тогда культурного мейнстрима. Ведь Константин Николаевич обличал «гадких червей натуралистического завода», которые в эпоху господства критического реализма вызывали шок. Но парадокс, если замечательного мыслителя (учителя Владимира Соловьева) Памфила Юркевича за схожие идеи общественность затравила и принудила замолчать, то Леонтьева просто не замечали. «Мало обо мне писали другие, мало порицали и мало хвалили», – писал философ Василию Розанову.
Правда, Леонтьев так и не преодолел эстетизм. Вот что он писал тому же Розанову: «Смолоду я был хорош, а теперь слишком много морщин. Это почему-то физиологическое свойство людей нашего класса иметь в старости много мелких морщин на лице». Странное признание для человека, принявшего спустя три месяца монашеский постриг.
Когда-то Николая Бердяева (написавшего в свое время интеллектуальную биографию Леонтьева) не без основания назвали «верующим вольнодумцем». Думается, к герою его книги вполне можно отнести немного иное определение – верующий эстет.