Евразийская нота
Игорь Вишневецкий ищет «родину» музыки Сергея Прокофьева в донских, «скифских», степях
Игорь Вишневецкий. Сергей Прокофьев. М.: Молодая гвардия, 2009.
Биография Сергея Прокофьева, написанная поэтом, литературоведом и культурологом Игорем Вишневецким, вызревала долго (многим памятна его интересная книга «Евразийское уклонение в музыке 1920—1930-х годов»). Тщательно проработанная архивная и мемуарная фактура, широкий контекстный охват, пристальный психологически ракурс, трезвость и зоркость музыковеда-аналитика — вот основные черты этой книги. Эта во всём уравновешенная работа написана человеком с отменным слухом (во всех смыслах слова).
Вишневецкий выводит генезис музыкального гения из донских (безбрежных, скифских) степей, откуда Прокофьев родом. «Его вдохновляли дославянские памятники Дикого поля», — пишет биограф об истоках одного из ранних опусов классика. Даже пройдя впоследствии через множество «уклонений» (чего стоит один только конструктивистский балет «Стальной скок»!), Прокофьев остался верен стихийному, природно-первобытному началу в искусстве. Но «скифство» Прокофьева пребывало в жёстких рамках безупречной формы. Его безудержность никогда не переходила в разудалость и разухабистость. Он был, так сказать, русофил европейской складки, скиф-космополит.
Прокофьев серьёзно облегчил работу биографа, оставив обширный архив: дневник, письма, альбомы с газетно-журнальными вырезками. Кроме того, Вишневецкий анализирует и мало кому известное литературное наследие Прокофьева (рассказы, стихи). То, что получается в итоге, можно описать как филологически ориентированную книгу о музыке.
В жизни Прокофьева было несколько узловых событий, личных и профессиональных драм, много изменивших в нём. Безуспешное сватовство к Нине Мещерской навсегда осталось занозой в его душе (после этого композитор дважды был женат). Мотивы этой психологической травмы не раз отзывались в либретто опер и балетов Прокофьева. А печально известное постановление ЦК ВКП (б) фактически сломало мастера, лишило его крыльев. Притом что до 1948 года он слыл одним из самых независимых и даже своевольных людей в советском искусстве, к тому же его музыка нравилась Сталину. (Впрочем, не меньше импонировало вождю и то, что всемирно известный композитор сам вернулся в СССР.) Судьбы некоторых сочинений Прокофьева, даже в кратком изложении биографа, полны драматизма, усиленного в ряде случаев политическими обертонами. Кроме того, в книге множество побочных сюжетов, и ни один из этих экскурсов не выглядит рутинной отпиской. Вишневецкий ярко и с увлечением рассказывает и о задержании Прокофьева при въезде в США в 1918-м (не германский ли он шпион, раз прибыл из страны, подписавшей мир с кайзером?), и о музыке к «Александру Невскому» — важнейшему элементу антизападного патриотического мифа конца 30-х, нашедшего отзвук в душе закоренелого евразийца. Кстати, именно этот музыкальный цикл впервые принёс «композитору для гурманов» всенародную известность.