Ваша корзина пуста
серии
Теги

Гам­сун и Ата­тюрк

Кемаль Ататюрк

Я вовсе не со­би­ра­юсь срав­ни­вать этих двух ве­ли­ких лю­дей, хо­тя жи­ли они в од­но вре­мя и оба до­стиг­ли судь­бо­нос­ных вер­шин. Про­сто би­о­гра­фии их вы­шли прак­ти­че­с­ки одно­вре­мен­но в зна­ме­ни­той се­рии «ЖЗЛ» в из­да­тель­ст­ве «Мо­ло­дая гвар­дия». Но есть, есть что-то об­щее в их жиз­ни… Мо­жет быть, упор­ное стрем­ле­ние к сво­ей це­ли, или при­жиз­нен­ная и по­смерт­ная сла­ва, и та­кие же при­жиз­нен­ные и по­смерт­ные об­ви­не­ния. Кни­гу о Му­с­та­фе Ке­ма­ле Ата­тюр­ке на­пи­сал из­ве­ст­ный фран­цуз­ский ис­то­рик-тюр­ко­лог, про­фес­сор­бон­ны Алек­сандр Же­ва­хов, по­то­мок мор­ских офи­це­ров и гру­зин­ских кня­зей, ны­не воз­глав­ля­ю­щий Рос­сий­ское мор­ское со­бра­ние во Фран­ции. На во­прос: кем он се­бя боль­ше ощу­ща­ет — фран­цу­зом или рус­ским, от­ве­ча­ет так: «Ко­неч­но, мой на­ци­о­наль­ный гимн „Мар­се­ль­е­за“, но я — пра­во­слав­ный, с-де­ть­ми го­во­рю по-рус­ски, да­же ес­ли они мне от­ве­ча­ют по-фран­цуз­ски. Да, я — фран­цуз, но не за­бы­ваю, что я и рус­ский». В этой свя­зи мне хо­чет­ся при­ве­с­ти и зна­ме­ни­тую фра­зу са­мо­го Ата­тюр­ка: «Я сча­ст­лив, ког­да го­во­рю: «Я — ту­рок!». Имен­но эта его фра­за яви­лась по­ка­за­те­лем на­ци­о­наль­ной пре­ем­ст­вен­но­с­ти — от кон­цеп­ции «ос­ма­низ­ма» — к, но­вой Тур­ции. В Ос­ман­ской им­пе­рии все граж­да­не­за­ви­си­мо от на­ци­о­наль­но­с­ти и ве­ры счи­та­лись ос­ма­на­ми — рав­но­прав­ны­ми под­дан­ны­ми сул­та­на. И, не­смо­т­ря на мас­штаб­ные ре­фор­мы Ата­тюр­ка, из­ме­нив­шие го­су­дар­ст­вен­ный строй и об­раз жиз­ни Тур­ции, мно­гие тра­ди­ци­он­ные чер­ты бы­ли в мо­дер­ни­зи­ро­ван­ной фор­ме унас­ле­до­ва­ны, но­вым пра­ви­тель­ст­вом. (А ведь Ата­тюрк, по су­ти, по­вто­рил сло­ва Су­во­ро­ва: «Я — рус­ский, ка­кое-сча­с­тье!». Всё это я го­во­рю к то­му, что ве­ли­кое-сча­с­тье гор­дить­ся сво­ей на­ци­ей, и толь­ко нрав­ст­вен­ные уро­ды меч­та­ют быть по­хо­жи­ми на сво­е­го со­се­да, до кон­ца жиз­ни ос­та­ва­ясь все­го лишь смер­дя­ко­вы­ми).

Так кто же он — Ата­тюрк? Ка­кой-след в ис­то­рии ос­тав­лен этим вы­да­ю­щим­ся че­ло­ве­ком, оцен­ки ко­то­ро­го в ми­ро­вой ис­то­ри­о­гра­фии мож­но об­на­ру­жить в ди­а­па­зо­не от вос­тор­жен­ных до об­ви­ни­тель­ных и ко­то­ро­го ев­ро­пей­ские ис­то­ри­ки на­зва­ли «Че­ло­ве­ком ХХ ве­ка»? Же­ва­хов рас­кры­ва­ет мно­гие не­из­ве­ст­ные ра­нее-де­та­ли его би­о­гра­фии. Путь ро­див­ше­го­ся в про­вин­ции, в се­мье мел­ко­го чи­нов­ни­ка, мо­ло­до­го че­с­то­лю­би­во­го офи­це­ра (при­мк­нув­ше­го од­но вре­мя к «мла­до­тур­кам») в выс­ший ко­манд­ный со­став сул­тан­ской ар­мии ока­зал­ся воз­мож­ным бла­го­да­ря лич­ной хра­б­ро­с­ти, це­ле­у­с­т­рем­лён­но­с­ти, вла­де­нию ис­кус­ст­вом по­ли­ти­че­с­кой-ин­три­ги и та­лан­ту ли­де­ра, спо­соб­но­го спло­тить еди­но­мы­ш­лен­ни­ков, про­ти­во­сто­ять оп­по­зи­ции и воз­гла­вить на­ци­о­наль­ное дви­же­ние. Ос­ман­ская им­пе­рия по­сле Пер­вой ми­ро­вой­ны рас­па­лась поч­ти так же, как и им­пе­рия Рос­сий­ская, под­вер­глась ин­тер­вен­ции, от неё от­ку­сы­ва­ли ог­ром­ней­шие ку­с­ки. На за­па­де це­лые об­ла­с­ти бы­ли ок­ку­пи­ро­ва­ны од­но­вре­мен­но Фран­ци­ей, Ан­г­ли­ей, Ита­ли­ей, Гре­ци­ей. Пре­тен­до­ва­ла на её тер­ри­то­рию и Ар­ме­ния. И толь­ко в Ана­то­лии — в Ан­ка­ре — ко­пил си­лы и со­зда­вал своё дви­же­ние Му­с­та­фа Ке­маль, при­го­во­рён­ный по­кор­ным со­юз­ни­кам сул­та­ном к смерт­ной каз­ни. Но имен­но Ке­маль бу­дет тем, по во­ле ко­то­ро­го Ва­хи­дед­дин ста­нет по­след­ним ос­ман­ским сул­та­ном. Он из­го­нит ин­тер­вен­тов из стра­ны и со­здаст свет­скую Ту­рец­кую ре­с­пуб­ли­ку, разъ­яс­нит на­ро­ду, по­че­му сул­тан-ха­лиф не мо­жет боль­ше обес­пе­чи­вать стра­не­за­ви­си­мость. Ста­нет пер­вым пре­зи­ден­том Тур­ции и бу­дет из­би­рать­ся на этот пост ещё три ра­за, вплоть до сво­ей смер­ти в 1938 го­ду. Ино­гда его на­зы­ва­ют «ту­рец­ким Ле­ни­ным». Это смеш­но. Он ни­ког­да не при­дер­жи­вал­ся идей боль­ше­виз­ма, зная, что в му­суль­ман­ском об­ще­ст­ве они не най­дут точ­ку опо­ры. Но имен­но он в 1920 го­ду пер­вым пред­ло­жил Ле­ни­ну ус­та­но­вить дип­ло­ма­ти­че­с­кие от­но­ше­ния, что­бы уча­ст­во­вать «в об­щей борь­бе про­тив им­пе­ри­а­лиз­ма». И это, преж­де все­го, был сво­е­об­раз­ный вы­зов ис­то­рии, три­над­ца­ти вой­нам ту­рок с Рос­си­ей и враж­деб­но­му на­ст­рою их к рус­ским, о чём сви­де­тель­ст­ву­ет по­го­вор­ка в Ана­то­лии: «Ес­ли во­да мо­жет ино­гда ос­та­но­вить­ся, то Рос­сия не ос­та­но­вит­ся ни­ког­да». И об этом то­же нуж­но по­мнить.

Кнут Гамсун

Кни­гу о ла­у­ре­а­те, Но­бе­лев­ской пре­мии Кну­те Гам­су­не на­пи­са­ла из­ве­ст­ный фи­ло­лог На­та­лия Бу­дур. Ещё в сту­ден­че­с­кие го­ды пер­вым мо­им книж­ным при­об­ре­те­ни­ем (на всю сти­пен­дию) бы­ла по­куп­ка вет­хо­го до­ре­во­лю­ци­он­но­го две­над­ца­ти­том­но­го со­бра­ния со­чи­не­ний это­го ве­ли­ко­го нор­веж­ца. С тех пор он стал од­ним из мо­их са­мых лю­би­мых пи­са­те­лей. Гам­сун про­шёл тя­же­лей­ший, пол­ный ски­та­ний и лич­ных не­вз­год путь к сво­ей сла­ве. В кон­це ХIХ — на­ча­ле ХХ ве­ка по­пу­ляр­ность его бы­ла ог­ром­ной, им вос­хи­ща­лись все из­ве­ст­ные умы Ев­ро­пы и Рос­сии. А за­тем на­сту­пил пе­ри­од пол­но­го заб­ве­ния…

По­че­му так? В 40-м го­ду он, вось­ми­де­ся­ти­лет­ний аб­со­лют­но глу­хой ста­рик, под­дер­жал Квис­лин­га (по су­ще­ст­ву — нор­веж­ский на­цизм и гер­ман­ских ок­ку­пан­тов). Да, он все­гда лю­бил Гер­ма­нию и не­на­ви­дел Ан­г­лию и Аме­ри­ку. Ис­крен­не лю­бил и так же ис­крен­не­на­ви­дел. Своё от­но­ше­ние к Аме­ри­ке он вы­ра­зил в пу­те­вых очер­ках ещё в 1889 го­ду, за­явив, что в Аме­ри­ке нет и не мо­жет быть ни­ка­кой-ду­хов­ной жиз­ни, что рёв и гул ма­шин по­гу­би­ли вся­кое-вос­по­ми­на­ние о куль­ту­ре в аме­ри­кан­ском об­ще­ст­ве. А ан­г­ли­ча­не по­сто­ян­но вы­сме­и­ва­лись пи­са­те­лем не толь­ко в ре­чах, пись­мах и ста­ть­ях, но и в ху­до­же­ст­вен­ных про­из­ве­де­ни­ях. К Рос­сии же Гам­сун все­гда бла­го­во­лил и счи­тал, что «не­ес­те­ст­вен­ный аль­янс меж­ду Ан­г­ли­ей и Рос­си­ей ско­ро пре­кра­тит своё су­ще­ст­во­ва­ние». Но он смер­тель­но бо­ял­ся ком­му­ни­с­тов. Гам­сун, ко­неч­но, был про­ти­во­ре­чив, он ис­кал силь­ную лич­ность в стра­не сво­е­го лю­би­мо­го Ниц­ше. Но ес­ли го­во­рить об от­но­ше­ни­ях Гам­су­на и на­циз­ма, то и тут мно­го не­яс­но­го и спор­но­го. Не­смо­т­ря на не­лю­бовь к ев­ре­ям, он спа­сал мно­гих из них во вре­мя Вто­рой ми­ро­вой­ны. И един­ст­вен­ный, кто, по сло­вам пресс-се­к­ре­та­ря Гит­ле­ра Ди­т­ри­ха, ос­ме­ли­вал­ся воз­ра­жать фю­ре­ру. Впро­чем, у них со­сто­я­лась все­го од­на встре­ча, при­том по на­сто­я­нию Гит­ле­ра. А поз­же, по окон­ча­нии вой­ны, боль­но­го че­ло­ве­ка, пе­ре­нёс­ше­го три ин­суль­та, с воз­ник­шей афа­зи­ей — по­те­рей ре­чи, Гам­су­на по­та­щи­ли на суд. За­тем по­ме­с­ти­ли в пси­хи­а­т­ри­че­с­кую кли­ни­ку про­фес­со­ра Ланг­фельд­та в Ос­ло. Но до кон­ца жиз­ни он со­хра­нил яс­ность ума, о чём сви­де­тель­ст­ву­ет его по­след­нее про­из­ве­де­ние 1949 го­да — «По за­рос­шим тро­пин­кам». Умер он прак­ти­че­с­ки в ни­ще­те и оди­но­че­ст­ве в сво­ей ком­на­туш­ке в Нёр­холь­ме в 1952 го­ду. А на сте­не ви­се­ли пор­т­ре­ты До­сто­ев­ско­го и Гё­те.

Пост­скрип­тум. Гам­сун в кли­ни­ке от­ве­чал на во­про­сы про­фес­со­ра Ланг­фельд­та так: «Я ни­ког­да не ана­ли­зи­ро­вал се­бя и свою ду­шу, за­то в кни­гах со­здал не­сколь­ко со­тен раз­но­об­раз­ных ти­пов ха­рак­те­ров — и каж­дый был мною, вы­рос из мо­ей ду­ши, со все­ми до­сто­ин­ст­ва­ми и не­до­стат­ка­ми… Не ду­маю, что в мо­их про­из­ве­де­ни­ях есть хоть один цель­ный пер­со­наж, ко­то­ро­го не раз­ди­ра­ют про­ти­во­ре­чия. Они все без „ха­рак­те­ра“, их всех му­ча­ют со­мне­ния, они не пло­хие и не хо­ро­шие, они та­кие, ка­кие есть, со все­ми сво­и­ми ню­ан­са­ми, сво­им ме­ня­ю­щим­ся со­зна­ни­ем и ча­с­то не­пред­ска­зу­е­мы­ми по­ступ­ка­ми. Вне вся­ко­го со­мне­ния, и я та­ков… То, что я смог сде­лать, объ­яс­ня­ет­ся Да­ром Бо­жь­им, бла­го­да­ря ко­то­ро­му я смог на­пи­сать кни­ги. Но его-то как раз я ана­ли­зи­ровать и не мо­гу». Не­ко­то­рые ещё на­зы­ва­ют этот дар «Бо­же­ст­вен­ным бе­зу­ми­ем». Пожалуй, они тоже правы.