«Герои Первой мировой» В. Бондаренко

 

2013 г. серия «Жизнь замечательных людей» пополни­лась книгой известного белорусского историка и писателя В.В. Бондаренко «Герои Первой мировой». Став событием для сегмента отечественной научно-популярной литерату­ры об истории Первой мировой войны, она заслуживает внимания историков и подробного анализа.

Книга представляет собой сборник очерков, причем интересен отбор пер­соналий для них. Автор не ограничился привычными биографиями высших военных деятелей — генералов от инфантерии М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова, Н.Н. Юденича, а показал ряд героев войны, раскрытых в образах людей, со­вершивших подвиг на суше (казак Козьма Крючков, гусары братья Панаевы), на море (капитан 2-го ранга П.Н. Черкасов) и в воздухе (первый русский ас А. А. Казаков, экипаж аэроплана «Илья Муромеп-XVI»). Не забыт самоотвер­женный труд армейского духовенства (отец Антоний (Смирнов)) и сестер милосердия (Р.М. Иванова). На страницах книги перед читателем предстает плеяда героев, охватывающая не только небосклон с восходившими и закатывающимися звездами генералов. Это выгодно выделяет рецензируемую книгу из ряда попыток дать коллективный портрет участников Великой войны.

Данный труд основан на солидном массиве опубликованных материалов и первоисточников, автором были задействованы документы в общей сложности восьми центральных и региональных архивов. В тексте издания представлена обширная библиография (с. 502—510), хотя она выиграла бы от разделения наименований на научную литературу и источники, поми­мо архивных. Наряду с этим в тексте содержатся подробные приложения, раскрывающие вопросы организации и структуры частей Русской импе­раторской армии (в том числе национальных), потерь России в ходе этой войны, чинов, знаков различия и отличия. Они могут послужить ценным подспорьем для всех интересующихся ее историей.

Каждый очерк в книге представляет собой достаточно цельное произведение. Текст отличает внимание автора к деталям, подробное описание как биографий героев, так и военных действий. Вместе с тем не во всем и не всегда суждения Бондаренко выглядят оправданными. Например, сложно согласиться с формулировкой автора о том, что «...крупным промахом Алек­сеева-стратега... стала сдача крепости Новогеоргиевск. Вместо того чтобы эва­куировать эту крепость, Алексеев настоял на ее обороне» (с. 26). Доступные документальные источники свидетельствуют об обратном. На совещании Ставки, состоявшемся 5 июля 1915 г. в Седлепе, командующему фронтом «...разрешено было Иван-город не считать крепостью, но в просьбе Алексеева принять такое же решение относительно Новогеоргиевска, чтобы не запи­рать там гарнизона, Ставкой было отказано». Получив указание об обороне Новогеоргиевска, Алексеев был бессилен что-либо изменить, однако не со­мневался в своей правоте и даже приступил было к подготовительной стадии эвакуации — сбору сведений о состоянии железнодорожных коммуникаций в крепостном районе. Генерал от инфантерии Ф. Ф. Палицын свидетельство­вал, что 24 июня (ст. ст.), то есть через два дня после того, как Ставка наложи­ла вето на оставление Новогеоргиевска, Алексеев посылал его к коменданту генералу от кавалерии Н. П. Бобырю, «чтобы разобраться, можно ли оттуда вывезти все ценное». Комментируя эти сведения, Н. Н. Головин писал: «Вос­поминания генерала Палицына... обрисовывают переживания нашего Глав­ного Командования летом 1915 г. более глубоко, нежели ген. Борисов», и у нас нет оснований подвергать эту авторитетную точку зрения сомнению.

Немалая часть текста очерка об Алексееве посвящена его участию в «за­говоре генералов». Этот вопрос остается дискуссионным не только в науч­ной литературе на протяжении десятилетий, однако автор высказался по нему с известной категоричностью. Между тем точных сведений о встре­че генерала с А. И. Гучковым в Севастополе (с. 56) нет. По воспоминаниям А. И. Деникина, на вопрос о своем участии в «перевороте» Алексеев ответил категорическим отказом. Сам Гучков едва ли питал доверие к Алексееву, полтора десятилетия спустя признаваясь о своих письмах начальнику шта­ба Ставки: «Не ожидаю ответов и не получаю их». Более того, после появления первых сведений о «беспорядках» в Петр­граде 24—25 февраля 1917 г. Алексеев без промедления отреагировал на за­просы командующего Петроградским военным округом генерал-лейтенанта С. С. Хабалова и военного министра, генерала от инфантерии М. А. Беляева о поддержке существовавшей власти. Он наметил всего порядка трех дивизий с разных фронтов и из внутренних военных округов для отправки в столицу, чтобы подавить там волнения. Факт невозможности выведения регулярных частей в тыл и их организации для переброски под Петроград в течение считаных дней ставить Алексееву в вину, а тем более в злой умысел попросту неоправданно. Версия об участии Алексеева в «заговоре генералов» и руко­водстве им представляется недостаточно основательной в силу ряда деталей. Среди них — отсутствие договоренности между Алексеевым и Рузским, про­сившим начальника штаба Северного фронта Ю.Н. Данилова запросить под­тверждение сведений из телеграммы Ставки № 1833. Следует помнить и о том, что Алексеев был довольно конфликтным военным администратором и непростым во взаимоотношениях. Это влияло и на кадровые решения в вер­хушке армии — например, трения между ним и Ю. Н. Даниловым не позво­лили последнему остаться во главе Главного управления Генерального штаба. В переписке с сыном Алексеев высказывался о коллегах вполне однозначно: «Плохо работал Радко, еще хуже Добровольский, оказавшийся негодным на­чальником штаба. Иванов обратился за это время совсем в мокрую курицу, Драгом[иров] изнервничался и заменен другим». Другое дело, что Алексеев в силу ли нехватки воли, следуя ли неким личным мотивам, не помешал поли­тическому давлению на Николая II, приведшему к его отречению от престола.

Очерки, посвященные А. А. Брусилову (с. 115—180) и Л. Г. Корнилову (с 181 —218), определенно удались Бондаренко. В них, подробно описывая как ход Брусиловского прорыва, так и, например, перипетии побега Корнилова из плена, автор не столь акцентирует внимание на роли обоих генералов нака­нуне и в дни событий марта—февраля 1917 г. Заметно его стремление к объ­ективному обзору — нетривиальная задача ввиду обилия мнений по обоим персоналиям в отечественной историографии и публицистике: «Многое наме­шано в человеке, и очень просто замазать его какой-то одной краской: черной, белой или красной» (с 162). Хотя вовсе избежать политических акцентуаций и ошибок не удалось. Не вполне ясна формулировка автора; «19 апреля 1906 г. генерал-майор Брусилов был назначен командующим 2-й Гвардейской кава­лерийской дивизией, а с производством в генерал-лейтенанты 6 декабря того же года стал ее начальником» (с. 119). Так или иначе, назначение Брусилова на­чальником приходится именно на первую дату. На неделю предвосхищена датированная 23 (с. 176), а не 30 мая публикация в газете «Правда» воззвания Брусилова «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились». В очерке о Корнилове подчеркивается, что он был единственным русским генералом, бежавшим из вражеского плена (с. 191), хотя в апреле—мае 1917г. это удалось и генерал-майору А. В. Асташеву; общий список пленных русских генералов в 1914—1917 гг. исчисляется не 73 (с. 190), а 66 фамилиями.

Крайне спорным выглядит изображение автором генерала от инфан­терии, командующего 1-м Кавказским армейским корпусом Г. Э. Берхмана самонадеянным и бездеятельным командующим, едва не погубившим Сарыкамышскую операцию в декабре 1914 г. (с. 230—231). Созданная распоряжением Николая II комиссия во главе с генералом Ф. Ф. Палицьшым установила: «Нельзя приписывать одному генералу Берхману неотправку бригады 20 пехотной дивизии к Сарыкамышу...» Он «управлял и руководил веем ходом того дела, которое кончилось большим успехом нашего ору­жия». Берхман был удостоен императором предоставления ему под ко­мандование армейского корпуса и пожалования заслуженного в декабре 1914г. ордена Святого Георгия 4-й степени.

О героях войны, гусарах Ахтырского полка братьях Панаевых (с 336—365) немало писалось в дореволюционной печати, однако вряд ли говорило что-то широкому кругу читателей до последнего времени. Возвращение памяти о них из омута десятилетий — несомненная заслуга Бондаренко. Имена АА. Ка­закова (с. 366—390) и Риммы Ивановой (с. 406—424) так же были известны преимущественно специалистам, в отличие, например, от штабс-капитана П.Н. Нестерова и Марии Бочкаревой. Изложение яркой судьбы самого ре­зультативного русского авиатора Первой мировой войны следует уточнить разве что в части тарана, который, по мнению автора, «больше... не повторил ни один пилот ни одной из воюющих сторон» (с 373). 23 сентября 1916 г. лейтенант Королевских воздушных сил Великобритании Лесли Форбс нанес крылом своего истребителя удар по «Альбатросу» немецкого летчика лейте­нанта Ханса Раймана. Тот погиб, Форбс едва сумел посадить поврежденный аэроплан и сам был тяжело ранен.

Однако эта и иные немногочисленные ошибки и неточности в тексте не носят принципиального характера. Вызывает удивление разве что неод­нократное упоминание Временного правительства, «которое изначально было послушной марионеткой в руках Запада», «организаторов Февраль­ского переворота, "хозяев" и "союзников" по Антанте» (с. 59, 200). Автор категорично утверждает, что глава этого правительства «А. Ф. Керенский "играл" в одной команде с большевиками, которым он должен был пере­дать власть» (с. 207), хотя и оговаривается, что видеть в событиях Февраля 1917 г. исключительно «руку Запада» было бы упрощением. По всей види­мости, данная очень популярная и ныне точка зрения (на причины паде­ния самодержавия вообще и роль в нем генералитета — в частности) была почерпнута Бондаренко из конспирологических сочинений российского писателя Н. В. Старикова, не имеющих отношения к исторической науке.

Последнее, скорее стилистическое наблюдение: львиная доля абзацев в тексте книги завершается многоточиями. Вероятно, они служат для обо­значения незаконченности высказывания. Сколь подробны ни были бы очерки, что-то всегда останется за рамками самого добросовестного труда и Бондаренко готов это признать. И даже если в данном случае имеет место оттенок пафоса недосказанности, с точки зрения рецензента он уместен.

Столетие событий Первой мировой войны вызывает огромное обще­ственное внимание, что отрадно. Память о ней возвращается и становится востребованной у ширящегося круга неравнодушных к прошлому. И опыт очерков В. В. Бондаренко следует признать в целом удачным и своевременным.Берхман был удостоен императором предоставления ему под ко­мандование армейского корпуса и пожалования заслуженного в декабре 1914г. ордена Святого Георгия 4-й степени.

О героях войны, гусарах Ахтырского полка братьях Панаевых (с 336—365) немало писалось в дореволюционной печати, однако вряд ли говорило что-то широкому кругу читателей до последнего времени. Возвращение памяти о них из омута десятилетий — несомненная заслуга Бондаренко. Имена АА. Ка­закова (с. 366—390) и Риммы Ивановой (с. 406—424) так же были известны преимущественно специалистам, в отличие, например, от штабс-капитана П.Н. Нестерова и Марии Бочкаревой. Изложение яркой судьбы самого ре­зультативного русского авиатора Первой мировой войны следует уточнить разве что в части тарана, который, по мнению автора, «больше... не повторил ни один пилот ни одной из воюющих сторон» (с 373). 23 сентября 1916 г. лейтенант Королевских воздушных сил Великобритании Лесли Форбс нанес крылом своего истребителя удар по «Альбатросу» немецкого летчика лейте­нанта Ханса Раймана. Тот погиб, Форбс едва сумел посадить поврежденный аэроплан и сам был тяжело ранен.

Однако эта и иные немногочисленные ошибки и неточности в тексте не носят принципиального характера. Вызывает удивление разве что неод­нократное упоминание Временного правительства, «которое изначально было послушной марионеткой в руках Запада», «организаторов Февраль­ского переворота, "хозяев" и "союзников" по Антанте» (с. 59, 200). Автор категорично утверждает, что глава этого правительства «А. Ф. Керенский "играл" в одной команде с большевиками, которым он должен был пере­дать власть» (с. 207), хотя и оговаривается, что видеть в событиях Февраля 1917 г. исключительно «руку Запада» было бы упрощением. По всей види­мости, данная очень популярная и ныне точка зрения (на причины паде­ния самодержавия вообще и роль в нем генералитета — в частности) была почерпнута Бондаренко из конспирологических сочинений российского писателя Н. В. Старикова, не имеющих отношения к исторической науке.

Последнее, скорее стилистическое наблюдение: львиная доля абзацев в тексте книги завершается многоточиями. Вероятно, они служат для обо­значения незаконченности высказывания. Сколь подробны ни были бы очерки, что-то всегда останется за рамками самого добросовестного труда и Бондаренко готов это признать. И даже если в данном случае имеет место оттенок пафоса недосказанности, с точки зрения рецензента он уместен.

Столетие событий Первой мировой войны вызывает огромное обще­ственное внимание, что отрадно. Память о ней возвращается и становится востребованной у ширящегося круга неравнодушных к прошлому. И опыт очерков В. В. Бондаренко следует признать в целом удачным и своевременным.