Глазированные сырки для Лили Брик и светский салон наркома Ежова
В издательстве «Молодая гвардия» вышла книга Александра Васькина «Повседневная жизнь советской богемы: от Лили Брик до Галины Брежневой». О том, в каких заботах проходили дни московских артистов, поэтов и писателей, автор рассказал в интервью «КП»
КАК ЗАМАНИТЬ В СССР ИВА МОНТАНА
— Ваша книга начинается с описания визита Лили Брик в советский магазин…
— Это было удивительное шоу, которое могли наблюдать многие посетители гастронома в гостинице «Украина». Лиля Брик, которой было уже под 80, приходила туда со своим мужем Василием Катаняном. Волосы у нее были огненно-рыжего цвета, и заплетены в косичку. Лицо набелено пудрой, которая сочеталась с предельно ярким макияжем — алой губной помадой, румянами, нарисованными бровями: чем-то она напоминала циркового клоуна. На голове — огромная кепка, как у Олега Попова. Зимой еще и надевала зеленую норковую шубу… Придя в гастроном, она гордо садилась на мраморный подоконник, а Катанян шел к прилавку и пробивал глазированные сырки. И прямо на подоконнике Лиля Брик начинала их разворачивать и поглощать один за другим, в неимоверных количествах, на глазах у остолбеневшей публики… Многие ее узнавали и шептались: «Это из-за нее застрелился Маяковский!» — слух, который ее преследовал всю жизнь.
Я сам вспоминаю эти сырки с ностальгией — они были очень вкусными, в настоящем шоколаде, а не в глазури, советские школьники их обожали. Но их не продавали в магазине «Березка», только в обычных московских магазинах, куда Лиле Брик и приходилось за ними выбираться. Вообще-то, конечно, она предпочитала шоппинг в «Березке».
— Брик позволяла себе роскошную жизнь.
— Да, она казалась инопланетянкой, и не только из-за внешности. Любила ездить в Париж, покупала шикарную одежду. Не будучи при этом ни великой писательницей, ни художницей — просто представительницей богемы, «музой русского авангарда», как о ней сейчас пишут…
У нее в Париже жила сестра Эльза Триоле, которая была замужем за писателем-коммунистом Луи Арагоном — это помогало Брик выезжать за границу. Через нее власть поддерживала неофициальную связь с европейскими культурными кругами. Ну вот как уговорить приехать в СССР Ива Монтана, очень недовольного подавлением венгерского восстания 1956 года? Посылают во Францию Брик, и она с помощью сестры и Арагона все устраивает. У нее же вообще была за границей куча контактов и связей, еще с дореволюционных и послереволюционных времен. И еще рассказывают, что она с 20-х годов сотрудничала с «органами» — не любивший ее Борис Пастернак прямо называл ее московскую квартиру «отделением советской милиции».
Что касается денег, она долго получала отчисления от издания произведений Маяковского. Представляете, какими тиражами его издавали в СССР, и какие деньги «капали» Брик? А ведь именно она написала в 1935 году письмо Сталину с просьбой издавать поэта большими тиражами и увековечивать его память активнее. Как раз на этом письме Сталин начертал знаменитую резолюцию «Маяковский был и остаётся лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи». И сразу вслед за тем Маяковского, действительно чуть-чуть отодвинутого в сторону, начали превозносить как гения. По выражению Пастернака, его «стали вводить принудительно, как картофель при Екатерине»…
Есть легенда, что тогда же, в 30-е, Сталин сказал: «Давайте не будем трогать Брик» — и ее не трогали, хотя могли арестовать десять раз. Например, вслед за одним из ее мужей, репрессированным военачальником Виталием Примаковым. Вообще она вела разгульный образ жизни: помимо трех официальных супругов, у нее было множество любовников. При этом она всячески опекала и буквально подкармливала творческую молодежь — помогла Андрею Вознесенскому, Родиону Щедрину и другим талантам. Думаю, сегодня бы ее назвали отличным менеджером, пиарщиком: наше время пришлось бы ей очень впору, она могла раскручивать молодых авторов.
Начинающий Щедрин с ее подачи написал музыку к пьесе Катаняна «Они знали Маяковского». Но уже в 1962-м Брик жаловалась на Щедрина и его жену Майю Плисецкую: «У обоих «головокружение от успехов»…Мы им больше не нужны, а они нам нужны никогда не были. Вася пересел на другую лошадь — молодой, талантливый композитор пишет оперу на «Клопа». То есть она мгновенно переориентировалась: новым протеже, сотрудничавшим с ней и Катаняном над постановкой по Маяковскому, стал 26-летний Эдуард Лазарев, в будущем — один из авторов гимна Молдавской СССР… Конечно, слово «лошадь» в ее письме особенно подкупает.
«ПРИЗНАВАЙСЯ: ТЫ С ШОЛОХОВЫМ ЖИЛА?»
— Вы упоминаете в книге про Николая Ежова, наркома внутренних дел, который ассоциируется со сталинским террором. Между тем, у него, оказывается, был свой салон, который посещала богема…
— У Ежова была жена Евгения Хаютина, исключительно творческая натура. Она руководила журналом «СССР на стройке», ей хотелось общаться с артистами, художниками и писателями. Соответственно, и сам Ежов считался чуть ли не покровителем искусств. Вообще у него был хороший голос, он мог бы стать певцом, помешал его маленький рост — всего 151 см. Говорят, профессор консерватории, послушав юного Ежова в Петрограде, сказала ему: «В опере любая партнерша будет выше тебя на голову. Пой в хоре, там твое место». Так сцена потеряла оперного певца, а НКВД в конце концов приобрел своего главу, которого потом называли «кровавым карликом»…
Так вот, в квартире наркома и его супруги в середине 30-х возник самый настоящий богемный салон. Гости — как чекисты, так и их будущие жертвы — вкусно ели, много пили, слушали музыку, танцевали. Леонид Утесов пел там свои песни про лимончики на балкончике. Туда были вхожи Сергей Эйзенштейн, Соломон Михоэлс, Исаак Бабель, Михаил Шолохов, знаменитый журналист Михаил Кольцов. С тремя последними у Хаютиной были романы, причем Ежов о них знал: ведь он был главным по «прослушке». Как рассказывала потом на следствии подруга Хаютиной Зинаида Гликина, однажды они втроем ужинали, Ежов напился, вынул из портфеля какие-то бумаги и спросил у жены: «Ты с Шолоховым жила?» Она ответила: «Нет». И тогда Ежов бросил ей эти бумаги в лицо: «На, читай!» А потом, когда жена начала читать и побледнела, вырвал эти бумаги у нее из рук и сунул Гликиной: «И вы почитайте!..» Это была стенограмма интимного свидания Хаютиной и Шолохова, где воспроизводилось каждое их слово… А потом Ежов жену просто избил. Через какое-то время она при довольно странных обстоятельствах покончила с собой и была похоронена на Донском кладбище.
Ежов мог бы уничтожить Шолохова, но не сделал этого. Да и Бабель с Кольцовым были арестованы и расстреляны, уже когда Ежов оставил пост главы НКВД. Что интересно, всех троих, как и Гликину, расстреляли с интервалом в несколько дней, в январе-феврале 1940 года, и похоронили в одной общей могиле на том же Донском кладбище. Вот куда переместился салон…
ТЫСЯЧИ ЗА «ЛАНДЫШИ»
— Кого из представителей советской богемы можно назвать по-настоящему богатыми людьми?
— Ну, например, композитор Оскар Фельцман написал несколько популярных песенок. Самой известной из них были «Ландыши». А в Советском Союзе существовала практика — за каждое исполнение песни отчислять деньги ее автору. Пусть небольшие деньги, в буквальном смысле копейки — но за каждое. А теперь представьте себе, сколько раз «Ландыши» исполнялись в ресторанах и на концертах!.. Фельцман запросто купил себе «Волгу» ГАЗ-21 на эти отчисления. Когда Иосиф Кобзон решил приобрести дачу, принадлежавшую раньше маршалу Рыбалко, пошел занимать деньги именно к Фельцману. А стоила дача 70 000 рублей, сумма по советским меркам астрономическая…
Деньги композиторы, писатели, поэты получали, как правило, в одном месте: в сберкассе в Лаврушинском переулке. Там располагалось управление по охране авторских прав, где начислялись гонорары, а сберкасса, для всеобщего удобства, находилась рядом. Есть прелестный анекдот про шофера, возившего Шостаковича (у композитора была личная машина с водителем. — Ред.) Он с восторгом рассказывал: «Каждый раз, когда я его встречаю на вокзале из поездки, он мне говорит: „Степаныч, дуй в Лаврушинский!“ Какой же Дмитрий Дмитриевич культурный человек: без искусства жить не может — очень любит Третьяковку!» Водитель и не подозревал, что в Лаврушинский Шостакович ездит за наличными… Однажды он, кстати, встретил там французского философа и писателя, лауреата Нобелевской премии Жан-Поля Сартра, который получал гонорар за изданные в СССР произведения. Вот так знаменитые на весь мир писатель и композитор встретились в советской сберкассе. Шостакович потом пошутил про Сартра: «Мы не отрицаем материальной заинтересованности при переходе из лагеря реакции в лагерь прогресса!»
— И управление по авторским правам, и сберкасса находились в «писательском доме», который сам по себе легендарный.
— Да, это роскошный огромный дом, построенный в 1937 году и с тех пор глыбой нависающий над скромным сказочным теремком Третьяковки… По одной из версий, именно там находилась квартира критика Латунского, которую разгромила Маргарита в романе Булгакова. Кстати, самому Булгакову квартиру в этом доме так и не дали. В отличие от критика Осафа Литовского, который его громил, публиковал злобные статьи о нем — именно он и выведен в романе под псевдонимом Латунский. Но там жили и классики советской литературы — Борис Пастернак, Валентин Катаев, Вениамин Каверин, Агния Барто, Юрий Олеша, Михаил Пришвин… Илья Ильф вселился туда совсем незадолго до смерти. Там жил и его соавтор Евгений Петров. А еще — много графоманов, которые удачно устроились при советской власти и публиковались огромными тиражами свои никому ненужные саги о пчеловодах.
Вот, кстати, к вопросу о богатстве: писатели могли очень неплохо улучшить свое материальное положение. Анатолий Софронов, например, за свое второе прижизненное собрание сочинений, выходившее в 1983−86 годах, получил чудовищную сумму — более 200 000. При средней зарплате советского человека в 120−150 рублей. Он вообще получал много — в том числе за исполнение песен на его стихи типа «Шумел сурово Брянский лес». И умудрялся не платить при этом партийные взносы, за что однажды комитет партийного контроля ЦК КПСС объявил ему строгий выговор. Софронов написал покаянное письмо Брежневу, выговор сняли. И в благодарность Софронов по собственной инициативе сочинил пьесу «Малая земля», настолько бессовестно конъюнктурную, что получил нагоняй уже за нее: завотделом культуры ЦК КПСС распекал его за то, что он смеет навязывать «неудавшуюся, бездарную пьесу», «пошлую подделку», советским театрам, да еще «требовать хвалебных откликов»!..
Вообще в СССР было множество писателей. В сотни раз больше, чем знала читающая публика. Посмотрите на справочник Союза писателей за 1976 год (берет со стола толстенную книгу. — Авт.): представляете, сколько тут фамилий? А через десять лет их было еще больше. Постоянно открывались новые пансионаты и «дома творчества», строились все новые и новые «писательские» дома, причем писатели все время норовили переезжать из одного дома в другой, попрестижнее. Я был знаком с поэтом Константином Ваншенкиным — вот он представлял редкий случай автора, прожившего в одном доме на Ломоносовском проспекте всю жизнь. Разве что переезжал из одного подъезда в другой, чтобы улучшить жилищные условия — двухкомнатную квартиру сменил на четырехкомнатную. А так был почти аскетом: у него не было даже машины, хотя на отчисления от одной только песни «Я люблю тебя, жизнь» он мог запросто купить любую иномарку. «А зачем мне это надо? К машине нужно выбивать гараж, нужно с ней возиться. А я работать хочу!» Ездил на метро и на такси. Отказывался от престижных должностей, от которых мало кто отказывался в принципе. Должность позволяла ездить на персональной машине с водителем и даже на работе обедать подальше от «челяди», в специально оборудованных кабинетах…
ФИЛИАЛ ТРЕТЬЯКОВКИ В КВАРТИРЕ РУСЛАНОВОЙ
— В том же Лаврушинском переулке, помимо писателей, жила певица Лидия Русланова.
— Новое поколение ее не помнит, а в 30-е и 40-е она была суперзвездой — и очень удачно монетизировала свою популярность. Русланова очень много работала, бесконечно ездила с концертами по СССР, и заработки были соответствующими. Один из мужей, конферансье Михаил Гаркави, привил ей страсть к коллекционированию. В результате в квартире Руслановой, через дорогу от Третьяковской галереи, образовался практически филиал музея: 130 картин лучших русских художников, Серова, Поленова, Репина, Нестерова, Врубеля, Сомова, Верещагина, Айвазовского, Шишкина и так далее… В 1941 году решение об эвакуации этой частной коллекции из Москвы принималось в Кремле! Кроме этого — собрание драгоценностей, в котором одних бриллиантов было 208 штук. Две дачи, три квартиры, четыре автомобиля… Но Русланова всего этого лишилась, когда в конце 40-х ее и ее последнего мужа, генерала Владимира Крюкова, арестовали. Потом, после освобождения и реабилитации, часть картин ей вернули. А за конфискованные драгоценности предложили компенсацию — 100 000 рублей. Но Русланова отказалась: реальная сумма была в районе двух миллионов. И ей тогда не дали ничего…
— В книге есть еще история о квартире для композитора Тихона Хренникова.
— Он больше сорока лет был главой Союза композиторов. Говорят, многим помогал. Но что касается музыки, Игорь Стравинский, например, называл ее «безнадежной» и «невероятным хламом»… И история про квартиру Хренникова не красит. Я излагаю ее со слов эмигрировавшего в США скрипача Юрия Елагина. Композитор в молодости снимал комнату в квартире актрисы Вахтанговского театра Ксении Г. Жили они душа в душу. А потом Хренников женился на журналистке Кларе Арнольдовне Вакс. Характер его быстро начал меняться: из молодого композитора, которого все звали Тишей, превратился в солидного Тихона Николаевича. С хозяйкой квартиры Хренников и его жена постепенно перестали разговаривать и даже здороваться. А потом решили отнять у нее квартиру: как вспоминал один из музыкантов театра, начали писать на нее доносы, лить грязь, и почти добились выселения бедной Ксении Г. из ее собственного жилища. У них на руках уже были нужные ордера. Но Вахтанговский театр за нее заступился — квартира осталась у нее, а Хренников с супругой переехали в свою, выделенную Союзом композиторов…