Худой-худой хороший человек

О Марке Копшицере я узнала недавно и совершенно случайно. Пришла в музей на выставку, а там — он! Вернее, его портрет, написанный Тимофеем Теряевым в 1975 году. Сложенные на столе руки, взгляд, направленный куда-то то ли вглубь, то ли сквозь, большие глаза, полные печали...

 

«Кто этот Марк Копшицер? — думала я. — Чем он занимается? И жив ли?..» Стала искать ответы на эти вопросы. Нашла страничку «Неизвестный Ростов», на которой собраны статьи о Марке Исаевиче, сайты, на которых можно купить (а на каких-то — и скачать) его книги, узнала, что в Ростове живут его родственники.

Марк Исаевич Копшицер родился 29 августа 1923 года в Ростове. Говорят, что он был «маленький, тщедушный, худой-худой, сильно заикался». Был «удивительно скромный, чистый, светлый человек, обожавший свою мать, на редкость преданный отцу. Человек одарённый, со сложной судьбой. И очень одинокий», «отличался необычайной скромностью и миролюбивостью».

Изольда Иосифовна ЛЫСЕНКО, двоюродная сестра Марка Копшицера, встречает меня во дворе. Радушная хозяйка, она угощает меня чаем и тортом, вспоминает:

— Наши с Марой отцы были родными братьями. Мара был на два года старше меня, и мы с ним были очень дружны, очень близки. Отец его был счётным работником, мать — зубным техником. В 37-м году отца его, работавшего в ту пору на кроватной фабрике, арестовали как врага народа и посадили по какому-то нелепому обвинению.

Пишут — «за мнимую связь с маршалом Тухачевским». После убийства Ежова в 1940 году Берия объявил большую амнистию для людей, посаженных предшественником. Под неё и подпал Исай Копшицер.

Подлинная страсть

— Мара хотел поступать в гуманитарный вуз, но мама переубедила его, — рассказывает Изольда Иосифовна. — Он закончил РИСХМ в 49-м году, работал на заводе «Красный Аксай» и был неплохим инженером-конструктором. Вы знаете, способный человек способен во всех сферах. А потом начал писать. К сожалению, многие, в том числе и я, относились к этому скептически.

В статье, опубликованной в «Донском временнике» в 1993 году, поэт Леонид Григорьян пишет:

«Невзирая на инженерную профессию, был он человеком гуманитарного склада, превеликим библиофилом, завсегдатаем букинистических магазинов и книжных развалов, писал стихи, в основном сатирические, пробовал себя в прозе. Но была у него и подлинная страсть — искусство, живопись. В его библиотеке львиную долю занимали альбомы, репродукции, книги по искусствоведению. Говорил об искусстве он как профессионал, и в то же время захватывающе интересно. Лет десять подряд регулярно ездил он в Москву и Ленинград, посещая музеи и выставки, во время отпусков целыми сутками просиживал в библиотеках и книгохранилищах. Однажды он признался, что задумал серию книг о живописи Серебряного века... Материалов, часто уникальных, собрал он великое множество».

Задумал и приступил к работе. Сначала — над книгой о Валентине Серове. В 1967 году она открыла серию книг «Жизнь в искусстве».

«Нечаянная радость»

Кандидат искусствоведения Александр Каменский — первый рецензент рукописи Копшицера — писал в «Книжном обозрении»: «Признаюсь, начал её (рукопись) читать с чувством сомнения, даже известной предвзятости...». А потом отметил и «свежесть взгляда на вещи», и «отсутствие штампов», и «новизну суждений» Марка Исаевича. Книгу напечатали.

В 1968 году рецензию о Копшицере написал поэт, критик, литературовед и ещё много кто Корней Чуковский. «Отдал её в «Литгазету», — вспоминал он. — Там отказались напечатать. — Это не наш профиль. Я ответил: — Тут виноват не ваш профиль, а профиль Копшицера. И отправил статейку в «Литроссию». После того как Корней Иванович пообещал ещё и материал о Горьком, она вышла. Было это 8 марта 1968 года. Рецензия Чуковского называлась «Нечаянная радость».

«Если бы эта книга о жизни Серова, — написал он, — была в десять раз хуже — и тогда она была бы хороша. Живая, полнокровная книга — мускулистая, с чудесным дыханием. Не книга, а живой организм... Кое-кого из людей, окружавших Серова, я знал... и всякий раз, когда они появляются в книге, у меня такое впечатление, что, хотя автор и не был их современником, он знает их лучше и ближе, чем я...

До сих пор я никогда не слыхал имени автора и думаю, что это его первая книга. Тем более радует меня зрелость его мастерства и обширность его эрудиции».

Такой отзыв, написанный Корнеем Ивановичем, дорогого стоит — критиком он был влиятельным, и его многие очень боялись.

Кому в Союз охотников?

Закончив книгу о Серове, Марк Копшицер принялся за роман о купце-меценате Савве Мамонтове. Он вышел в 1972 году. А через год Чуковский, Каверин и Залыгин дали Марку Исаевичу рекомендации в Союз писателей. Но его не приняли. Рассказывают, что тогдашний руководитель ростовского отделения Союза писателей Пётр Лебеденко спросил: «А что это он к нам поступает? Пишет о художниках? Так пусть и поступает в Союз художников». На что писатель Владимир Фоменко ему ответил: «А если бы, Петя, пришёл Тургенев и принёс «Записки охотника», ты бы его направил в Союз охотников?».

Надо сказать, что художники не оттолкнули Марка Исаевича — приняли в свой союз. Следующая задуманная им книга была о Поленове. И он её написал. «К тому времени, — пишет Леонид Григорьян, — у него скончалась нежно любимая мать, отец несколько лет не вставал с постели, и все тяготы, связанные с уходом и хозяйством, легли на слабые плечи Марка. Родственники и друзья помогали ему как могли. И всё же проглядели полное нервное истощение, глубокую депрессию, безысходное отчаяние».

— Как могла, я ему помогала, — вспоминает Изольда Лысенко, — но, наверное, недостаточно.

В декабре 1982 года Марк Копшицер покончил с собой. Ни жены, ни детей у него не было. «Не помню, чтобы в местных газетах появился после его смерти пристойный некролог, — продолжает Леонид Григорьян. — На доме, где он жил, до сих пор нет мемориальной доски».

Общаясь с людьми, которые знали Марка Исаевича, я выяснила, что жил он в доме, в котором сейчас, помимо многих других... живу я. Чтобы узнать что-то об этом удивительном человеке, мне не надо было далеко ходить — оказалось, старожилы его хорошо помнят. «Когда был жив Марк Копшицер, я был ещё мальчиком. Помню, ходил такой маленький, сутулый человек», — вспоминает один. «Был он очень худой, замкнутый, странный», — говорит другой. Кто-то из моих соседей знал, что он писал книги, кто-то — нет.

 

12 ящиков

— Я знал Копшицера года с 78-го, он был другом моего дяди и соседом моей будущей жены. Много о нём слышал от покойного Леонида Григорьяна, — рассказывает Леонид САНКИН, это он организовал издание книги о Поленове. Книга эта вышла в 2010 году. — Это был небольшого роста человек. Я видел его, здоровался с ним, у нас дома были его книги, но нельзя сказать, что я был лично знаком с Копшицером. О судьбе его и о том, что есть рукопись книги о Поленове, я узнал гораздо позднее.

— Одна рукопись этой книги после смерти Мары осталась у меня, — говорит Изольда Иосифовна. — Его архив мы отправили в музей «Абрамцево». Архив занял 12 больших почтовых ящиков! Союз художников отказался его взять. «У нас нет помещений, негде его хранить», — сказали нам.

Изольда Иосифовна показывает пожелтевшие от времени листки, которые она бережно хранит: опись личных бумаг Копшицера, передаваемых в дар музею, — статья «Судьбы музеев», полемические заметки «Особенности жанра литературной биографии», вырезки из газет и журналов. Среди прочих — «Нечаянная радость» Чуковского. Письма к разным лицам, материалы для книги «М.А. Врубель».

— Несколько раз мы с сыном пытались издать книгу о Поленове, но эти попытки не увенчались успехом, а потом мы познакомились с Леонидом, — вспоминает двоюродная сестра Марка Исаевича. — Я была счастлива, когда получила сигнальный экземпляр книги. И до сих пор счастлива.

Вступительное слово к ней написал Григорьян.

— Вы знаете, что у него есть стихотворение, посвящённое Марку Исаевичу? — спрашивает меня Леонид Владимирович и открывает книгу.

Читаю: «Одинокость — врождённое свойство. / Отщепенчество или изгойство / Не дано или сроду дано, / Как дано родовое пятно...». На сборнике стихотворений Григорьяна — подпись, сделанная его рукой: «Леониду Владимировичу Санкину с благодарностью за память о Марке».

Выставка портретов, статьи, книги, встречи, слова, ответы, бумаги — так я познакомилась с Марком Копшицером. 29 августа ему бы исполнилось 89 лет. В декабре будет 30 лет со дня его смерти. Неплохо было бы, чтобы к этой дате на доме, где жил Марк Исаевич, появилась мемориальная доска. Так приятно — знать, помнить и ценить таких людей, как он.

Большое спасибо Ольге Устиновой, которая помогла встретиться с Изольдой Лысенко, Анне Бражкиной — за «Неизвестный Ростов», Изольде Иосифовне и Леониду Санкину — «за память о Марке» и моим соседям — за воспоминания.