Книжка, которую можно подарить маме
Об экспериментальном романе больших расстояний Андрея Рубанова и Василия Авченко «Штормовое предупреждение»
Рубанов и Авченко написали, пожалуй, самую цельную книгу из всех, которые когда-либо сочинялись в соавторстве: склеек не видно совершенно.
Дух повести (а роман «Штормовое предупреждение» — это, скорее, всё-таки повесть, но повесть по-советски объёмная и монолитная: каждая повесть в СССР была, как маленький роман), так вот, дух повести, конечно, рубановский. При этом антураж, виньетки, так сказать, совсем не ложной сути, фактура: все эти омары, гребешки, неразводные мосты и прочие владивостокские прелести, — всё это, нам думается, дело рук Василия Авченко.
И вместе с тем мы наблюдаем единый организм: о разделении обязанностей между литераторами остаётся только догадываться.
Рубановский здесь не только дух, но и главный герой. Виктор Старцев — по сути, юный Сергей Знаев из дилогии «Готовься к войне» и «Патриот»: честный, самостоятельный, этакий «мужской мужчина». Причём, хотя юный, живёт он в современном мире (т.е. это не Знаев в молодости, а Знаев 2.0): Старцев встречает свою любовь уже после того, как утонул Знаев (если рассматривать пространство книг «Патриот» и «Штормовое предупреждение» в качестве одной вселенной).
Уместно будет вспомнить другого литературного Виктора: Виктора Брянцева из шаргуновского «1993». Уместно и из-за созвучий имён: Виктор Брянцев — Виктор Старцев, и из-за предположительного совпадения дат смерти первого и рождения второго, и из-за смысловой нагрузки персонажей: Брянцев пытался защитить Белый дом физически (бряцал, кхм-кхм, и брянчал), Старцев — в какой-то степени — защитил его внутри себя (почтибезбородый старик и море).
Романом больших расстояний рассматриваемую повесть делает любовная линия: девушка Варя прилетает из Санкт-Петербурга во Владивосток и встречает там свою любовь — Виктора. Любви все тысячи км покорны.
Варя летит к колоритному деду, который напоминает главным героям персонажа «Твин Пикс», а нам — капитана Кэпа из цикла книг Валерия Роньшина о девочке-суперагенте Эмме Мухиной («Тайна одноглазой Джоконды» etc). Если вспомнить про «Муху имени Штиглица» Арины Обух, получится забавная перекличка: дед-моряк — Питер — муха (-ина). А поскольку бывшего Ленинграда в «Штормовом предупреждении» не так много, «Муху…» Обух можно назначить первым томом дилогии больших расстояний.
Что ещё выдаёт авторство Рубанова?
Из положительного: умение описывать события в реальном времени (за что Набоков хвалил Льва Николаевича Толстого). То есть мы проживаем с героями все события синхронно, дышим с ними в унисон.
Из отрицательного: излишние объяснения своих аллюзий, метафор, отсылок. Иными — шутливыми — словами, отбирание хлеба у литературных критиков. Не успеет, скажем, критик (да просто читатель) уцепиться за какую-нибудь ассоциацию или рифму, которую захочет расшифровать, как автор сам на следующей же странице всё декодирует.
В «Патриоте» так было в эпизоде с принятием и непринятием отцовских денег сыном-либералом и сыном-патриотом. В «Штормовом предупреждении» — это отсылка к «Подростку» Достоевского: у Фёдора Михайловича подросток Долгорукий не являлся родственником «тех самых Долгоруких», а у Андрея Викторовича (и, разумеется, Василия Олеговича) полуподросток Старцев — лишь однофамилец «того самого Старцева», купца (и незаконнорождённого сына декабриста Н. А. Бестужева), который массу полезного сделал для Владивостока, Хабаровска, Путятина.
Василия Авченко выдаёт его фирменная «кристаллическая решётка в прозрачной оправе» слов, его чувство природы и языка.
И хотя всех всё вроде бы как выдаёт, отслоить, повторимся текст Рубанова от текста Авченко не представляется возможным. Парадокс.
Важным достоинством «Штормового предупреждения» следует считать его какую-то XIX-вековую непорочность и воздушность, какую-то советскую простоту и ясность, ладность (вспомним «лад и ряд» из недавнего рубановского «Финиста…»).
Не секрет, что сегодня мы наблюдаем дефицит книг, которые, условно говоря, можно подарить маме. Хороших книг много, отличных — тоже, но маме их отчего-то подарить (или даже просто дать почитать) в голову не приходит: как-то неловко. «Блюдёт мою нравственность», — говорил Задорнов про свою дочь.
Так вот, повесть «Штормовое предупреждение», эту «Ромео и Джульетту» в прозе и с открытым хэппи-эндом, — дарить маме можно смело. И дочке. И внуку. И кому угодно.
Книжка Рубанова и Авченко — роман (повесть) взросления, преодоления и мужания.
Рубанова и Авченко в данном случае мы имеет полное право именовать коллективным Алексеем Силычем Новиковым-Прибоем (New), про которого писатель Сартаков сказал когда-то: «Его тема — люди и море. Характеры человеческие в борьбе со стихиями. И стихии характеров человеческих, созданных морем. Страсти, вскипающие не вокруг мелочей быта, а обнажающие глубокие общественные корни».
…Эксперимент написания романа (повести) в соавторстве мы считаем удавшимся.
При этом считаем, что останавливаться на достигнутом не нужно.
Теперь неплохо было бы взяться за сочинение романа-буриме, наподобие «Больших пожаров», в создании которых, например, принимал участие тот же писатель-маринист Новиков-Прибой.
Рубанов и Авченко для зачина современных «Больших пожаров» у нас уже имеются.
Возникает вопрос: кто следующий?