Композитор против химика
Почему Бородин не носил бороды и почему его произведения не принимал Чайковский
Жизнь Александра Бородина представляет известную трудность для выбора биографа — как и кому писать о нем? Специалисту ли в музыке? Разбирающемуся ли в химии? Новую биографию Бородина на этот раз создала Анна Булычева, профессиональный музыковед. Напомним, что в числе ее предшественников была сама Нина Берберова.
Наш композитор часто приводится в качестве примера человека, соединяющего в себе совершенно различные дарования, в данном случае — музыкальные и научные. И потому жизнь Бородина — это сложное переплетение несхожих устремлений, которые он пытался совмещать. Внешне его биография — это жизнь ученого-химика. Музыка всегда находилась на втором плане, как увлечение. И потому судьба была обусловлена научной и педагогической карьерой. Однако Бородин-ученый, скажем прямо, вовсе не ровня Бородину-композитору. Не обладай он музыкальным дарованием, сегодня о нем вспоминали бы только в специальных изданиях, посвященных истории русской химии. Его нельзя ставить в один ряд с Зининым, Менделеевым, Бутлеровым. Хотя и назвать совсем уж непримечательным химиком тоже невозможно. Он являлся крепким середнячком, без которых наука невозможна. И когда один немец-химик обвинял Бородина в использовании его открытия, тот был крайне возмущен и с жаром доказывал свой приоритет.
Тут нельзя не вспомнить слова Чехова о медицине-жене и литературе-любовнице (благо Бородин по образованию врач). Но только у писателя это была красивая фраза, к нему не имевшая отношения — Чехов медициной занимался постольку-поскольку, а вскоре и вовсе забросил. Бородин же в отличие от него (равно как и Булгаков, например) умудрялся совмещать искусство с наукой и кое-чего в ней добился, став и профессором, и академиком Медико-хирургической академии (и почетным членом Общества русских врачей, между прочим). Вообще в Бородине было что-то чеховское, как человек он его многим напоминал.
Думается, книга Булычевой только бы выиграла, если бы науке (не в анкетном смысле, а в общеописательном) было уделено побольше внимания, ибо без этого трудно понять жизнь и личность Бородина. Химия в XIX веке являлась самой популярной наукой. Каждый уважающий себя провинциальный интеллигент имел дома собственный химический кабинет для опытов. И русская химия во главе с Менделеевым (практически ровесником Бородина) занимала достойные позиции на мировом уровне. К вышеупомянутым именам следует добавить, например, Марковникова. Рассмотрение параллели Менделеев-Бородин также могло бы обогатить книгу. Но автор обстоятельно пишет лишь об их совместном пребывании за границей.
Об отце Бородина часто упоминают как об имеретинском (грузинском) князе, благо тому способствует «восточная» внешность композитора. Но приводимая в книге генеалогия ясно показывает, что он являлся обычным русским дворянином, чей предок аж в девяти поколениях до него приехал на Русь. Детство и молодость Бородина рассказаны в книге чересчур бегло — первые 23 года жизни уложились в 19 страниц. Загадочная и сложная фигура его матери — родившей трех внебрачных сыновей от троих «мужей», будучи формально замужем за четвертым, тоже нуждается в более детальном описании. Тайна рождения, необходимость называть мать «тетушкой», а родных братьев — двоюродными наверняка оказали воздействие на личность Бородина.
Книга Булычевой подробно описывает жизнь композитора, мы узнаем о его отношениях и с Мусоргским, и с Балакиревым, и Римским-Корсаковым, а также совсем юным еще Глазуновым. Есть в ней и детальный рассказ о работе композитора над его произведениями, о служебной карьере, о вкладе в женское образование в России, о несчастной семейной и запутанной личной жизни (тут, правда, с недомолвками, излишне целомудренно). Но возникает чувство какого-то увязания в материале, без ясных выводов. Например, регулярные контакты Бородина с Западом — как по музыкальной части (та же встреча Листом), так и по научной — не подаются в контексте эпохи. Не помешал бы рассказ о том, как видится его музыка на фоне современных композитору европейских тенденций. Или почему так не принимал его произведений Чайковский. Фактических же ошибок у Булычевой почти нет — лишь противниками Гарибальди в битве при Аспромонте названы австрийцы.
Вопреки моде своего времени Бородин был по большей части своей жизни безбород (факт, также требующий своего объяснения). Глядя на его холеное лицо с известной фотографии, задумываешься о тайне его личности (например, как совмещалось в нем отсутствие интереса к литературе с написанием текстов к своим романсам), ибо книга Булычевой порождает больше вопросов, чем дает ответов на них.