Ленин как пустота
«Горький» продолжает цикл материалов о Владимире Ильиче Ленине. Историк Александр Шубин рассказал об эволюции жизнеописаний вождя русской революции, а из хрестоматии «Ленин о культуре и искусстве», подготовленной в 1938 году Михаилом Лифшицем, мы отобрали рассуждения Ленина о литературе. Мы публикуем второй отзыв на биографию Ленина от Льва Данилкина, который написал Андрей Бабицкий.
За последние годы было написано несколько очень убедительных биографий — жизнеописания Гумбольдта (Андреа Вульф), Тьюринга (Ходжес), Роберта Оппенгеймера (Монк), Сталина (Олег Хлевнюк и Монтефиори), Авраама Линкольна и Стива Джобса (Айзексон). Академическое исследование Рональда Черноу, посвященное Александру Гамильтону, превратилось в самый успешный бродвейский мюзикл. Биографий будет больше, какая еще писательская работа дает столько власти над историей и столько возможностей для сочувствия. Что может быть приятнее, чем реинтерпретировать целую жизнь, тем более — выдающуюся жизнь.
Я очень не люблю Ленина, но не могу не признать, что нам очень не хватает нормальной его биографии, и обилие специальной литературы тут скорее препятствие, чем помощь. Большинству людей не достанет терпения и интереса читать сотни первоисточников и академические издания, проделывать исследовательский труд самостоятельно. Хочется иметь книгу, в которой сказано самое главное. Книгу, которую можно было бы порекомендовать прочитать знакомому при всех возможных идеологических разногласиях. Пункт в списке топ-10 книг о чем-нибудь. Данилкину не удалось написать такую книгу.
В первую очередь потому, что книга рассказывает нам не только про Ленина, но и немного слишком про самого Данилкина, который наполняет текст собственными взглядами и политически нагруженными метафорами («стачки, романтизированные в советское время, были жестоким мероприятием; ближайший их современный аналог — майданные события в республиках бывшего СССР, когда неугодных запихивают в мусорные ящики и закатывают в горящие автомобильные покрышки»), борется с нынешними своими оппонентами и решает собственные проблемы. В некотором смысле «Пантократор» — персональная одиссея автора, с которым вместе читатель не попадает на чердак симбирского дома (исключен из маршрута осмотра) и ведет безуспешные переговоры с администрацией тюрьмы на Шпалерной, чтобы пустили в камеру. Беседа буквально приводится в тексте.
Когда речь идет о биографии, автор не должен, конечно, себя прятать, но интерес вызывают не его бытовые неурядицы, а взгляд на героя, собственная интерпретация значительной судьбы. И тут не остается сомнений в главном двигателе биографического интереса: Данилкин до дрожи восхищается своим персонажем и не выходит из-под его обаяния никогда, ни на одну страницу. Некоторые пассажи книги, которая должна была бы — в XXI веке читатель ждет этого от биографии Ленина — хотя бы отчасти отстраиваться от советской ленинианы, некритичны до комических степеней. Обсуждая взахлеб шестисотстраничный труд про «Развитие капитализма» Данилкин пишет: «Видно, что каждая страница обошлась автору в неделю работы», хотя простая арифметика подсказывает, что этого не может быть. Тем более что параллельно с «Развитием капитализма» Ленин с Крупской переводили книгу четы Уэбб про рабочие движения. Автор на полтора абзаца недоумевает, как это ссыльные смогли управиться с переводом сложного текста, не зная как следует английского языка, а буквально в следующей фразе отмечает, что у Ленина было и немецкое издание, с которым он мог «сверяться». Серьезно?
Эти мелочи — только примеры, вся книга разве что не обожествляет Ленина (который до обретения псевдонима называется по тексту «ВИ»). Даже Шушенское становится своеобразным раем на земле — редкое место, где «пятиэтажки и частный сектор не воюют друг с другом», а «скульптуры чебурашек из автомобильных покрышек в детских садах выглядят остроумными инсталляциями» (снова покрышки!). Ленин всегда умнее, принципиальнее и проницательнее всех остальных, он видит будущее, что твой демон Лапласа, и как на чертежной доске диалектически выводит из марксизма всю историю XX века. Это не преувеличение: Ленин, согласно Данилкину, предсказал современную историю Китая. Хочется спросить, входил ли в это предсказание Дэн Сяопин или принцип «одна семья — один ребенок», но не будем за полной бессмысленностью.
Любовь к герою довольно предсказуемо ведет к тому, что других персонажей в книге не остается. Есть немного Крупской, а все прочие — коллеги, оппоненты, подчиненные — совершенно бесплотны, десубъективированы и безыдейны. Самая большая роль, на которую они могут рассчитывать — это быть соглядатаями, свидетелями и объектами постоянных насмешек. Два исключения — ничем не оправданные биографические вставки про Ивана Бабушкина и Николая Баумана — только подтверждают правило. Ленин постоянно хохочет над глупостью и нерешительностью своих соратников и врагов; взрывы этого хохота проходят через текст, как закадровый смех через комедийные сериалы.
Все это было бы, наверное, не так обидно, если бы Данилкин халтурил. Но нет — пусть он и не нашел новых важных первоисточников, в его знакомстве со вторичной литературой, любознательности, усердии и таланте сомнений нет. Он приложил много сил, чтобы избавить советские жизнеописания Ленина от самых заметных их недостатков — цензурной пустоты и кромешной бездарности, но повторил главный их недостаток. У него получилась не биография, а житие.
Оттого, что книга живо написана, странное ощущение, что Данилкин пошел исследовать пирамиды и попал под власть мумий, только усиливается. Некоторые фразы выглядят так, будто данилкинским пером водили остывшие пальцы членов РСДРП. Так, один из его персонажей «к огорчению своих товарищей, угас от туберкулеза», а другой, «сильно осложнив жизни своим товарищам… набросился с ножом на мать и умер в психбольнице». Трагический эпизод позволяет обнаружить местоположение автора, который уже в первых главах смотрит на происходящее с точки зрения революционной целесообразности. Ленин еще не стал к этому времени большим и циничным политиком, а Данилкин — стал.
От биографии ждешь не рассказа о том, как складывалась у кого-то жизнь, а представления, что он сделал со своей жизнью. Ленин был кто? Он был гениальный политик? Большой философ? Одержимый властью интриган? Безжалостный в своих чаяниях утопист? Ни рассказ о Ленине, ни его апология (если Данилкин ставил перед собой такую задачу, а, судя по всему, ставил и ее) невозможны без этого представления. Но вся беда в том, что данилкинский Ленин именно и есть, что пантократор солнечных пылинок, и за этой мессианской формулировкой скрывается не то, о чем вы могли бы подумать, а постмодернистская пустота. Тут есть вроде отсылка к Гегелю, но страницы, посвященные философии, как раз самые слабые. «Великий велосипедист, философ, путешественник, шутник, спортсмен и криптограф» — так характеризует героя обложка книги; то есть — никто. Некоторые биографии грешат тем, что нам уже на первой странице сообщают: дворецкий — убийца. Но гораздо хуже, когда книга прочитана, а кто дворецкий так и неизвестно и кто убийца — тоже. Как будто Данилкин искал 700 страниц своего Ленина — и не нашел.
И масштаб, и таланты, и злодеяния Ленина требуют соразмерной биографии.