Мельница мифов: о Бироне и "бироновщине"
Было время в истории России, когда иностранцы или их ставленники занимали ключевые посты во власти, богатства страны подвергались нещадному разграблению, а недовольных жестоко преследовали. Этот период получил название "бироновщины", по имени Эрнста Бирона, фаворита императрицы Анны Иоанновны, племянницы Петра Великого. Однако правда ли это?
Обер-камергер, граф Священной Римской империи, кавалер орденов Андрея Первозванного, Александра Невского и Белого орла, герцог Курляндский и официальный регент Российской империи Эрнст Иоганн Бирон (Ernst Johann von Biron) подвергся остракизму сразу после своей опалы в 1740 году.
Широкие народные массы ничего не знали о фаворите императрицы Анны Иоанновны и о том, что при нем в стране произошло засилье иностранцев, происходило разграбление России и жестоко преследовали недовольных. Именно в таких выражениях некоторые историки характеризуют так называемую "бироновщину".
Первая биография-панегирик Бирона появилась где-то в германских землях, которых в ту эпоху было немерено. Елизавета Петровна в 1743 году приказала конфисковать немецкие жизнеописания Бирона и ряда других деятелей предыдущего царствования, в частности, Остермана и Миниха. Однако уже при Екатерине II пришла пора политической реабилитации Бирона, вновь возведенного в ранг коронованных особ и получившего обратно свое Курляндское герцогство. Для дворянства и придворных "екатерининской эпохи" Бирон был уже "вчерашним днем".
Ядовито-желчный по отношению к политике "Катьки" и к самой великой государыне историк-любитель Михаил Михайлович Щербатов вполне лоялен к Анне Иоанновне и ее любимцам. Бирон, по его словам, "был человек, одаренный здравым рассудком, но без малейшего просвещения, горд, зол, кровожаждущ, и не примирительный злодей своим неприятелям". Иноземец тем не менее приносил России известную пользу.
Мнение русского вельможи совпало с отзывом, который дал герцогу Курляндскому его младший современник, прусский король Фридрих II Великий. "Бирон был, по природе, тщеславен, груб и жесток, но тверд в управлении делами и способен на обширнейшие предприятия". И еще "старый Фриц" добавил, что Бирон "имел некоторые полезные качества, но лишен был добрых и привлекательных".
Еще до смерти бывшего регента, которая наступила в последних числах декабря 1772 года, в нескольких европейских столицах (Амстердаме, Лондоне, Лейпциге) появились записки Христофора Германа Манштейна, бывшего адъютанта фельдмаршала Миниха, а затем прусского генерала. Сам Миних в Копенгагене издал собственное сочинение о русском дворе, в начале 19-го столетия в России вышли записки генерал-прокурора Я. П. Шаховского и сенатора И. И. Неплюева, мемуары сына фельдмаршала Миниха — Эрнста.
При всей разноголосице авторов, все они сходились в негативной оценке Бирона и рассказывали о его деспотизме и жестокосердии. На это у каждого из них имелись веские, но сугубо субъективные причины. Миних, например, отдал приказ об аресте фаворита, а Манштейн этот приказ исполнил.
"Характер Бирона был не из лучших, — свидетельствовал Манштейн, — высокомерный, честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, во вражде непримиримый и каратель жестокий". В то же время испанскому посланнику герцогу де Лириа, Бирон показался очень приветливым и вежливым, хотя и обладающим "непомерным честолюбием с большой примесью тщеславия".
"Он не стыдился публично говорить при жизни императрицы Анны, что не хочет учиться читать и писать по-русски для того, чтобы не быть обязанным читать ее величеству прошений, донесений и других бумаг, присылавшихся ему ежедневно", — вспоминал о Бироне Миних.
Тем не менее имя Бирона в учебниках истории, издававшихся при Александре и Николае Павловичах, грязью не поливали и выдуманные жестокости ему не приписывали. Любопытна эволюция отношения к царскому фавориту историка Николая Карамзина. В своей "Записке о древней и новой России" Николай Михайлович осудил жестокости "не достойного власти" Бирона, но ознакомившись с материалами политических дел 1730-1740 гг. сделал вывод, что Бирон "совсем не был так жесток, как описали его современники; имел даже многие благородные свойства; впрочем, главная страсть вельмож тогдашнего времени была взаимная ненависть".
Историк Игорь Курукин, автор наиболее полной современной биографии Бирона указывает: "Однако изящная словесность самым серьезным образом повлияла на процесс формирования исторического сознания просвещенного общества в пушкинскую эпоху. И тут герцогу Бирону еще больше не повезло — его сделали средоточием всего отталкивающего, жестокого, несправедливого в российской истории. Причем такие оценки давались фавориту с разных полюсов общественной жизни".
Либеральная общественность, понятное дело, осуждала всех, стоящих близко к трону. Но вот благонамеренный Иван Иванович Лажечников в "Ледяном доме" представил публике иностранца-русофоба. Пушкин ввязался в полемику и в письме к Лажечникову, среди прочего, отмечал у временщика наличие "великого ума и великих талантов". Иван Иванович отвечал поэту и историку, ссылаясь на мемуары немцев на русской службе, которые выгородили бы своего и не возводили бы на него напраслину.
Лажечников в данном вопросе полагался скорее на свое чутье, нежели на серьезные архивные изыскания. Пушкин настаивал на обращение к документам эпохи. Хотя у обоих явно не хватало фактов (откуда им взяться в официальной историографии о вельможе, обреченном на теневое существование, который не был ни министром, ни военачальником да, на худой конец, даже чиновником). Отсюда произрастает еще один миф о Бироне — дескать, временщик не занимался политикой. Стремясь развенчать "бироновщину", часть историков выдумали несуществовавшую при дворе "немецкую партию".
Однако историческое чутье подвело Лажечникова, поверившего в изложенную им историю о якобы царском любовании отрезанной головой Волынского на блюде. Возможное в иудейском царстве, в Варфоломеевскую ночь или во время разгула опричнины, подобный эпизод отменялся всем духом Просвещения. Но Лажечников не только "тормозил", но и опережал события европейской истории, выведя на авансцену "гоф-фактора" и банкира Бирона — отталкивающее лицо "еврейской национальности" — Либмана.
"При всей негативности оценок Бирона в мемуаристике не дотягивает Бирон до Малюты Скуратова, — подчеркивает историк Евгений Анисимов. — Бесспорно, он — человек недобрый, но уж никак не злодей. Несомненно, он был хамом, ни во что не ставил подчиненных ему людей, с которыми обращался грубо и бесцеремонно. Его гнева боялись многие, думаю, что даже сама государыня, сильно от него зависевшая".
И напоследок, миф третий о том, что Бирон стал царским фаворитом чуть ли не из конюхов и был сыном "золотых дел мастера". Предположительно матерью Эрнста Иоганна Бирона была латышка, служанка в имении его отца и нянька его детей.
Немецкие историки на основании изучения генеалогии рода пришли к выводу, что Бирон происходил из незнатных, но достойных остзейских дворян. Документально подтверждено, что в 1573 году его прапрадед Карл фон Бюрен (Karl von Bühren) был управляющим герцогским имением в Курляндии. Первым из рода он стал курляндским землевладельцем. Изменил написание и, соответственно, звучание фамилии на Biron сам Эрнст Иоганн в 1712 году. Однако герба французских герцогов Биронов он не похищал. О своем вымышленном французском родстве его предки публично заявляли еще в 1642 году.
В 1730 году, с получением Эрнстом Иоганном графского титула, закончилась почти вековая борьба фон Бюренов за вхождение в дворянское достоинство. Несмотря на дважды полученный от польского короля Владислава IV Вазы (W?adys?aw IV. Wasa) дворянский диплом, прошение семьи на прием в курляндскую дворянскую корпорацию — "рыцарскую скамью" — было отвергнуто.