«Нам звание генерала не присваивали»

В канун 95-летия отечественной внешней разведки знакомим читателей с ее легендами

Книга «Легендарные разведчики» из популярной молодогвардейской серии «ЖЗЛ» посвящается деятельности внешней разведки во время Великой Отечественной войны и последующей за ней эпохой войны холодной. Многие герои, ставшие знаменитостями в своей редкой сфере человеческой деятельности, тогда только вступали в свои бесшумные бои, некоторые, как Николай Кузнецов, погибли. Но все они, а их в издании 23 — выжившие и павшие, — превратились в легенды. Рассказать о людях разведки, поведать неизвестные детали, приподнять гриф секретности, отыскать новое во вроде бы изученных биографиях — вот цель этой годами писавшейся книги.

Здесь не было места для торопливости. Не довлели надо мной приклеившиеся было оценки, не давили стереотипы. Благодаря Пресс-бюро СВР удалось встретиться со многими выдающимися советскими, российскими разведчиками, которые на излете своей жизни были, как мне кажется, почти до конца откровенны. Много нового, до того лишь им, самым близким, известного, поведали дети героев. Сугубо личными, ни с кем не согласованными воспоминаниями поделились со мной ученики, последователи, преемники тех, кто защищал нашу Родину и в годы Великой Отечественной, и после. Из двадцати печатных листов, 480 страниц я выбрал один эпизод. Как бы хотелось, чтобы он вас заинтересовал, как и вся книга.

Это было самое необычное за почти четверть века знакомство с разведчиком. И каким! Теперь, годы спустя, когда прошлое все яснее, понятно, какую роль сыграл в моей жизни полковник Службы внешней разведки Владимир Борисович Барковский. Мне неожиданно повезло. Или заслуженно повезло. Мы были хорошо знакомы. Инициатива встретиться и поговорить исходила не с моей стороны. Да я бы и не смог ее проявить, потому что был Владимир Барковский фигурой не только легендарной, но и по-прежнему закрытой. В 1996 году ему присвоили звание Героя России. Поэтому я медленно, очень медленно изучавший с 1993 года историю атомной разведки, был польщен звонком человека, имевшего к ней самое непосредственное отношение. Он предложил встретиться у нас в редакции.

На следующий день в мой кабинет в час назначенный бесшумно вошел немолодой, лысый человек в светлом костюме. Круглое лицо и малый рост создавали впечатление вполне реального колобка. От него веяло добром и каким-то уверенным спокойствием. Немногословно он обозначил цель прихода. Читал в газете мои статьи о полковнике Абеле и атомных разведчиках. И моя тоненькая красная книжица «Правда полковника Абеля» тоже ему попадалась. Поздравил с началом. И заметил, что тема разведки, особенно атомной, трудная, неизведанная и настолько запутанная, что не всегда в ней можно безошибочно разобраться. Вот, например, один из разведчиков — связник полковника Абеля — в книге похороненный, на самом деле живет, здравствует и даже готов встретиться. (Мы потом и встретились с полковником Николаем Сергеевичем Соколовым.)

Деликатно, не впрямую, полковник Барковский предложил мне — нет, не помощь, а консультации, советы. Тема благодатная, ее действительно необходимо разрабатывать, и я, по его мнению, вполне на это способен. К тому же пора кое-что и приоткрыть. Но из-за удаленности, как он намекнул, автора от разведки некоторые эпизоды оперативной работы моих героев (его друзей и коллег. — Н. Д.) описаны не совсем верно. Например… И мне сделалось стыдно. «Ведь вас читают и будут читать и профессионалы. А разведка — наука точная», — сказал Владимир Борисович. И я понял, что спасен. Вот кто мне был нужен. Его звонок и приход не были чьим-то поручением. Владимир Барковский отыскал незнакомого журналиста в разнородной пишущей массе. Оценил. Не исключаю, с кем-то посоветовался. И решил помочь.

Так мы стали встречаться. Нечасто, однако регулярно. Сначала в редакции, но там отвлекали звонки и люди, и мы договорились работать у меня дома. По выходным он в свои за 75 лет играл в теннис на динамовских кортах на Петровке. А потом спешил ко мне со спортивной сумкой и парой старинных еще деревянных ракеток в потертом чехле. Это не было работой в прямом смысле слова. Скорее мы отправлялись в путешествие в его прошлое. У него был свой взгляд на атомную разведку. Иногда он расходился с общепринятым, уже сложившимся и удобным. Часто я включал магнитофон. Порой он жестом просил перевести кнопку на «off», что означало — это не писать. Его видение стало и моим. Естественным образом оно проявлялось и в статьях, книгах, потом фильмах и телепередачах. Начали раздаваться «недовольные» звонки от некоторых коллег Владимира Борисовича: вы видите события глазами Барковского. А я был этому только рад.

Мы говорили часами. Не уставали. Ни разу не выпили ничего крепче чая. Никто нам не мешал: воскресенье — святой день. И однажды пришло ощущение, что я вижу этих людей — наших агентов, точнее, как говорил Барковский, друзей англичан, американцев, немца Фукса… О наших Владимир Борисович рассказывал скупо. Даже о тех, кто к середине 1990-х уже ушел из жизни. Никакой фамильярности — искреннее взаимоуважение: только Владимир Борисович. И в ответ — Николай Михайлович.

О себе Владимир Борисович рассказывать не любил. Поэтому мне приходилось клещами вытаскивать из него какие-то сведения о работе в Великобритании во время войны или в США, где он с 1956 года был резидентом. «Не надо, не пришло время, еще живы родственники тех, кто нам помогал, не преувеличивайте мою роль…» — эти слова я слышал всякий раз, когда атомная тема касалась лично полковника.

Его дом поразил меня аккуратностью и аскетизмом. Квартира была бы идеальной съемочной площадкой для фильма о 1960-х. Мебель того времени, радиола, пластинки Фрэнка Синатры, привезенные еще тогда из Штатов. И много книг. Я заметил, что все мои герои из разведки — что легальной, что нелегальной — ни на йоту не заражены вещизмом. Все, как один, люди идеи. Может, это одно из условий успехов в большой разведке? И Барковский, один из них, уже будучи в преклонном возрасте — за семьдесят, почти каждое утро ездил от станции метро в неблизкое Ясенево на работу. Он спокойно, пусть и с легкой усмешкой опровергал общепринятые догмы, типа того, что на СССР работали великие иностранные атомщики.

— В любой нормальной, уважающей себя стране самые талантливые ученые, конструкторы и другие специалисты привлечены в оборонную промышленность. Подходы к таким людям, естественно, затруднены. Общение с иностранцами им если не запрещено, то отслеживается местными спецслужбами. Эти люди — элита, их оберегают, защищают, подстраховывают, изолируют от назойливого любопытства. Ведь именно они вызывают интерес у научно-технических разведок других государств. Мы всегда очень пристально наблюдаем за теми, кого называем «вербовочным контингентом», то есть за кругом лиц, среди которых разведка может подобрать помощников, — рассказывал Барковский. — Чем выше место ученого в научной иерархии, тем труднее к нему вербовочный подход. Корифеи науки, а среди них раньше встречалось немало левых либералов, могли симпатизировать СССР, интересоваться нами и потому вроде бы идти на сближение. Но, как правило, контакты ограничивались праздной болтовней. Выдающиеся ученые очень ревностно относятся к собственному положению: не дай бог чем-то себя запятнать. От тех, кто занимается секретными исследованиями и знает цену своей деятельности, никакой отдачи ожидать не стоит. Инстинкт самосохранения у них гораздо сильнее мотивов сотрудничества.

— Генерал Судоплатов, имевший прямое отношение к атомной разведке, намекал, что секреты атомной бомбы нам выдали ее непосредственные создатели — американец Оппенгеймер, датчанин Нильс Бор. Действительно гении. И нам симпатизировавшие.

— Это заблуждение Судоплатова. Бред. Хотя вполне в стиле Судоплатова. Типичная сталинская подоплека о сотрудничестве иностранных знаменитостей с советской властью. Не шли они на такое.

— И даже Нильс Бор — друг Советского Союза и лауреат всяческих наших премий?

— Но Судоплатову надо было как-то оправдывать существование свое и под него созданного отдела «С». Требовались акции, почины, громкие имена. Так родилась безумная идея с Нильсом Бором. С высочайшего дозволения и, видимо, по подсказке лично Берии решили отправить к нему целую делегацию работников отдела «С». Узнали, что Бор вернулся в Данию, и поехали. К собственному удивлению, возглавил группу только-только в отдел призванный доктор наук, физик Терлецкий. Он работал с развединформацией как ученый: сортировал, комплектовал, обобщал.

Но вопросы Нильсу Бору придумал даже не он. Сформулировали их настолько элементарно, были они так просты, что я никак не могу понять, зачем вообще все это затевалось. Преподнести себя повыгоднее Сталину? Бор, человек деликатный, интеллигентный, к СССР, как вы отметили, хорошо относившийся, не мог отказать во встрече. Беседы в Копенгагене состоялись. О том, что такое вот рандеву может подставить Бора, Судоплатов, конечно, не думал. А Терлецкий стеснялся, нервничал. Он-то понимал, с какой величиной имел дело. Однако этика этикой, а отказаться выполнить личное задание Берии не осмелился. Вопросы задал через приставленного к нему судоплатовского переводчика. Насколько перекрывался нашей развединформацией этот список вопросов Судоплатова, и говорить нечего. Бор ничего ценного не сказал. Отвечал общими фразами. И, на всякий случай подстраховавшись, сообщил о визите советской делегации датчанам. Да-да, людям из местной, пекущейся о нем, Боре, спецслужбы. А те — американцам.

— Ничего себе. Это из серии «а мы так не договаривались».

— Так Бору было, что терять. Короче, результат миссии — нулевой. Зато из отдела «С» к Сталину пошло сообщение об умело выполненной операции. Понятно, что ответы Нильса Бора передали Курчатову. И он, досконально в проблеме разбиравшийся, дал всей этой показушной шумихе очень скромненькую оценку. Поездка оказалась бесполезной. Никакой помощи от Бора, Оппенгеймера и других столь же великих ни Курчатов, ни разведка никогда не получала. Мы старались выявить людей, работавших вместе с ними, около них, но близких нам по духу, идее. Может быть, в науке они и не хватали звезд с неба, зато непосредственно участвовали в исследованиях — теоретических и прикладных, наиболее важных и значительных.

Первым еще в 1940 году атомную проблематику, случайно, так я думаю, затронул Маклин из Кембриджской пятерки и передал информацию в Москву.

— Какова была реакция?

— Неизвестно. Архивные материалы не сохранились. Но приблизительно к ноябрю 1941 года Москва встрепенулась. По всем иностранным резидентурам разослали директиву: добывать любые сведения об атомном оружии! Срочно. И резидент в Лондоне Анатолий Горский дал задание все тем же ребятам из «пятерки». Горский принес материалы, а в них — технические термины, выкладки и прочая чертовщина. И он мне говорит: «Ты инженер. Разберись. Подготовь для обзорной телеграммы». А там 60 страниц. Я всю ночь корпел, но обзор составил. Это было наше первое соприкосновение с атомной проблематикой. Должен признаться, я тогда не вполне понимал, с чем мы имеем дело. Для меня это была обычная техническая информация, как, скажем, радиолокация или реактивная авиация. Потом, когда я в проблему влез, как следует и у меня появились специализированные источники, я стал вникать.

— Владимир Борисович, и вы завербовали ученых-атомщиков? Кем были эти люди?

— Ну, не все было так просто. Я принял на связь человека, который пришел к нам сам, без всякой вербовки, желая помочь и исправить несправедливость. На первой встрече он мне начал с воодушевлением что-то объяснять, а я лишь имел представление о строении ядерного ядра и, пожалуй, не более.

— Это был Фукс, который потом и выдал все атомные секреты?

— Нет, не Фукс. Другой человек. И спрашивает он меня: «Вижу, из того, что я говорю, вы ничего не понимаете?» Признаюсь: «Ну, совершенно ничего». — «А как вы думаете со мной работать?» И тут мне показалось, что я нашел гениальный по простоте вариант: «Буду передавать вам вопросы наших физиков, вы будете готовить ответы, а я — отправлять их в Москву». А он говорит: «Так, мой юный друг, не пойдет, потому что я хочу в вашем лице видеть человека, который понимает хоть что-то из сведений, которые я передаю, и может их со мною обсудить. Идите в книжный магазин, купите там американский учебник „Прикладная ядерная физика“, мы с вами его пройдем, и вам будет после этого значительно легче иметь со мной дело». Я тоже иного выхода не видел и засел за учебники. И когда этот человек мне сказал, что со мной теперь можно иметь серьезные дела, я был счастлив.

— Насколько понимаю, информация передавалась бесплатно?

— Абсолютно. Он не только сообщал мне технические данные, но еще и растолковывал смысл, чтобы я уразумел, о чем идет речь. Я составил собственный словарик, который очень пригодился. Термины все были новые, неслыханные. А люди эти не стоили казне ни фунта — народ инициативный. У меня на связи было (намеренно пропускаю цифру. — Авт.) … немало людей. Денег не брал никто. Вот почему мы добились успехов.

— Владимир Борисович, а тот человек, который сам пришел к вам и просветил нашу разведку и Курчатова относительно секретов немирного атома, — он так и останется для нас мистером Иксом?

— Даю стопроцентную гарантию. Имен наших агентов не называли и называть не будем.

— Почему все-таки вы не генерал?

— В мое время нам звание генерала не присваивали.

Их не знали в лицо

Николай Кузнецов

Африка де Лас Эрас

Иван Дедюля

Дмитрий Медведев

Надежда Троян

Александр Демьянов

Иосиф Григулевич

Зоя Воскресенская

Павел Громушкин

Яков Серебрянский

Александр Коротков

Иван Агаянц

Рудольф Абель — Вильям Фишер

Владимир Барковский

Александр Феклисов

Зоя Зарубина

Геворк и Гоар Вартанян

Ким Филби

Джон Кернкросс

Энтони Блант

Морис и Лона Коэн

Конон Молодый

Юрий Дроздов

Джордж Блейк

Читайте об этих героях в книге Николая Долгополова «Легендарные разведчики». Издание только что вышло в популярной серии «Жизнь замечательных людей» в «Молодой гвардии».

Вместо эпилога

Думал, эта книга станет своеобразным итогом и для меня. Все-таки почти четверть века посвящено захватывающей, однако такой закрытой, столь сложно приоткрываемой, трудоемкой, деликатной и требующей, поверьте, адского терпения теме. Но я ошибся. Открывается новые люди, неслыханные или только шепотом упоминавшиеся операции. И появляются откуда-то издалека, но и не только, светлые люди с золотыми звездами Героев. Сумею ли я поведать о них? И не когда-нибудь в прекрасном, однако необозримом, а в эту нашу с вами эпоху. Как выясняется, она тоже щедра на подвиги. Ведь нам сегодня так нужны самоотверженные, преданные герои. И еще — интеллигентные.

«Российская газета» — Федеральный выпуск № 6858 (287)