Не житие, а жизнь
Андрей Мартынов о новой книге Сергея Шаргунова
Во время презентации биографии Валентина Катаева в московском Музее Современной истории России 2 июня, автор книги Сергей Шаргунов признался, что Валентин Петрович его любимый писатель ХХ века. Вместе с тем, подчеркивал автор, это не «житие святого Валентина», «книжка внеидеологична, открыта, честна» (подробнее о презентации — по ссылке).
Исследователь подробно реконструирует биографию своего героя. По мужской линии Катаев происходил из священнического рода, правда, отец был учителем. Среди его родственников было несколько новомучеников. Когда в августе 1933 года Катаев с группой писателей посетил только что построенный Беломорско-Балтийский канал, там, среди заключенных находился и его троюродный брат 55-летний архиерей Пахомий Кедров. В роду матери, напротив, преобладали военные. Так, дедушка писателя Иван Бачей дослужился до генерал-майора.
Пишет Шаргунов и об участии Валентина Петровича в Великой или Второй Отечественной войне (так называли современники Первую Мировую). Катаев пошел на нее вольноопределяющимся, то есть рядовым, с правом получения офицерского чина после сдачи экзамена. Воевал под Сморгонью артиллеристом. Был отравлен газами, после чего до конца жизни у него дрожал голос. По собственному признанию, фронт сделал его атеистом. Хотя, в отличие от Михаила Зощенко, который описывал войну как грязь, абсурд и страдание, Катаев переживал ее скорее эстетически. Вот как она передана в стихотворении 1916 года «Ночной бой»:
В цепи кричат «ура!». Далеко вправо — бой.
Еловый лес пылает, как солома.
Ночная тишь разбужена пальбой,
Раскатистой, как дальний рокот грома.
Ночной пожар зловещий отблеск льет.
И в шуме боя, четкий и печальный,
Стучит, как швейная машинка, пулемет
И строчит саван погребальный.
Отметим, что в данном случае он был близок другому ветерану войны Эрнсту Юнгеру, также сумевшему передать весь ужас боев через категории эстетики («В стальных грозах»). Точнее, Катаев сохранил свой, сформировавшийся еще до начала военной службы, стиль (как это ни парадоксально звучит в отношении 18-летнего человека), стиль, определивший всю последующую поэтику писателя.
Воевал храбро. Уже став офицером (прапорщиком), был в сентябре 1917 года награжден Аннинским оружием. Сам Катаев также говорил, что ранее будто бы получил два «солдатских» Георгиевских креста, но Шаргунов отмечает, что документов, подтверждающих награждения, не обнаружено.
Подробно пишет биограф и об участии Катаева в Гражданской войне (еще одно «белое» пятно в биографии писателя, наряду со службой Русской Императорской армии). Он участвовал в обороне своей родной Одессы от большевиков, после эвакуации (а точнее бегства) из города войск Антанты. На короткое время был мобилизован красными (58-я пехотная дивизия). Затем, вновь оказавшись у белых, Валентин Петрович стал командиром головной башни легкого бронепоезда «Новороссия». Отметим, что головная и кормовая платформы бронепоездов самые уязвимые места во время боя.
По мнению Шаргунова, участие в русской смуте было вынужденным для писателя, так как он к этому времени психологически устал от войны. Что же касается участия в офицерской подпольной организации, задачей которой было привести в негодность прожектор, когда начнется десант врангелевцев (отсюда условное название «заговор на маяке»), то биограф Катаева не без основания сомневается, что писатель состоял в нем: заговор был раскрыт в июне, а Валентина Петровича арестовали в апреле 1920-го. Отдельный вопрос, что к истории заговора Катаев в дальнейшем вернулся в конце жизни в повести «Уже написан Вертер» (1979 г.).
Вскоре после окончания Гражданской войны Катаев переезжает в Москву, где занялся непосредственно литературной деятельностью, которая сразу же запомнилась читателю. Как и в ранних вещах (довоенного и военного периода) катаевская проза и поэзия — это буйство красок, или, как сказал, правда, по другому поводу поэт Георгий Шенгели «нарзанная ванна». Поэтому даже в проходных вещах Катаева появляются яркие образы, живые, неожиданные метафоры. Чтобы не быть голословными, приведем пару цитат из повести «Сын полка» (1944 г.): «В лесу было очень сыро и холодно. Из черных лесных болот, заваленных мелкими коричневыми листьями, поднимался густой туман». «Уже рассвело, и холодный свет зари низко стлался по сквозному, оголенному саду, очень бледно и как-то болезненно-жидко золотя землю, покрытую подмерзшими листьями и падалицей».
Интересно, что в отличие от прозы и поэзии, живопись Катаева не столь ярка. На его картинах преобладают пастельные, мягкие тона.
К этому времени относится знакомство Валентина Катаева с Михаилом Булгаковым, Максимом Горьким, Сергеем Есениным, Михаилом Зощенко, Владимиром Маяковским. Следует отметить, что еще его ранняя проза и поэзия была оценена Иваном Буниным, который много лет спустя вспомнит о знакомстве с молодым литератором и передаст из Парижа, через Константина Симонова свою новую книгу.
Пишет Шаргунов не только о военной прозе, но и об участии Катаева во II Мировой войне. В свой первый приезд на фронт в качестве военного корреспондента, Валентин Петрович узнал, что такое танковая атака. В дальнейшем он вспоминал: «Вернулся весь избитый и ничего не увидел. Амбразура была загорожена круглыми спинами, а вокруг острые углы холодного металла. Ухватиться абсолютно не за что, и я весь в синяках и ссадинах». Отметим, что бой происходил в марте 1942 года под Ржевом, а в атаке приняла участие вся танковая дивизия, от которой к этому времени осталось три танка… Другой раз упросил командира 8-й гвардейской штурмовой авиадивизии подполковника Владимира Шундрикова разрешить совершить полет в качестве бортстрелка Ил-2:
— Стрелять умеете?
— Я ведь артиллерист…
— Что увидите в воздухе, стреляйте.
— А если это будут наши?
— Наших не будет.
Отметим два момента. Во-первых, что штурмовики летели без прикрытия. Во-вторых, после торпедоносной авиации, наибольший процент потерь был именно в штурмовой (3,8 и 11 вылетов соответственно).
Впрочем, храбрость Валентин Петрович проявлял не только на фронте. Писатель не боялся спорить и с Иосифом Сталиным (последний наградил его после войны Сталинской премией второй степени за «Сына полка»). Тогда же боролся за освобождение поэтов Валентина Стенича и Николая Заболоцкого.
Вместе с тем, важно иметь в виду, что Шаргунов не скрывает нелицеприятных поступков своего героя, но одновременно стремится понять, отчего он поступил именно так, а не иначе.
Так, например, Катаев выступил за исключение Михаила Зощенко из Союза писателей СССР (СП). Мотивируя свой поступок, Валентин Петрович признался Михаилу Михайловичу: «Миша. Я думал, что ты уже погиб. А я — бывший белый офицер». Комментируя катаевские слова, Шаргунов подчеркивает, что «ни жене, ни детям — про белогвардейство Катаев так ничего не сказал за всю жизнь».
В последующем, автор «Растратчиков» выступил и за исключение Лидии Чуковской (своей соседки по Переделкино) из СП за диссидентскую деятельность. Но он же протестовал против исключения по тем же мотивам Александра Галича. Валентин Петрович поддержал письмо Солженицына IV съезду советских писателей, с требованием отмены цензуры, но затем приветствовал высылку Александра Исаевича заграницу…
Касается биограф и, пожалуй, самой неоднозначной, спорной книги Катаева — «Алмазный мой венец» (1977 г.). Приводя разнообразные критические отзывы, Шаргунов справедливо обращает внимание, что «исследователи практически ни разу не поймали автора на явной неправде или преувеличениях». Отметим также, что «Венец» не является мемуарами в «классическом» варианте. Отсюда, пусть и узнаваемые, но все-таки псевдонимы: Командор — Владимир Маяковский, Будетлянин — Велимир Хлебников, Конармеец — Исаак Бабель, Босоножка — Айседора Дункан, Вратарь — Алексей Хомич… Подобная «условность» имен героев Катаева a priori дает право автору на «вольное» обращение с фактами, которое, впрочем, писатель не допускал.
Также в книге впервые приводятся письма из личного архива Людмилы Коваленко, как самого Катаева, так и адресованные Валентину Петровичу.
На презентации Сергей Шаргунов выразил надежду, что его книга напомнит людям среднего и старшего поколений о Катаеве, а молодым откроет замечательного писателя. Ведь «история Катаева — это история человека, который умел находиться вне стаи».
Сергей Шаргунов. Катаев. Погоня за вечной весной. — М.: Молодая гвардия, 2016. — 704 с.