Никаких шалостей
Вслед за книгой Сергея Шаргунова «Катаев» в серии ЖЗЛ вышла биография Вениамина Каверина, другого классика детской советской литературы. В моем восприятии они всегда шли парой — оба стали известными еще в 20-е и дожили до 80-х, у обоих фамилии начинались на «Ка». Но этими чисто внешними чертами сходство ограничивается. Замечу кстати, что Каверин активно не любил Катаева, особенно после выхода «Венца» последнего.
Если о Катаеве продолжаются бурные споры, его жизнь и творчество активно исследуются, то Каверина начинают забывать, и книга Старосельской — попытка спасти его от забвения.
Семья, в которой родился Вениамин Зильбер, была весьма примечательна. Один брат стал крупным ученым, другой — композитором, третий — видным врачом, сестра вышла замуж за Юрия Тынянова. Таковое сосредоточение талантов в одной семье само по себе удивительно. Бросается в глаза советская школа написания биографий у автора. Слово «еврей» относительно семьи Каверина не употребляется ни разу! Хотя сразу возникает элементарный вопрос: как они жили за чертой оседлости в Пскове? Были ли крещены?
Все лучшее и интересное у Каверина произошло в молодости — «Серапионовы братья», внимание самого Горького, поначалу расточавшего неумеренные похвалы, общение с Тыняновым, Шкловским, успех «Двух капитанов». Дальше биография словно застывает, недаром обязательные в серии ЖЗЛ «Основные даты жизни и творчества» в конце книги, за неимением чего-то более существенного, перечисляют награждение орденами Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, Ленина, выходы сборников и собраний сочинений.
Старосельская дает подробный анализ непростых взаимоотношений в литературной среде Ленинграда 20-х, место в ней Каверина, который тогда вполне мог считаться коллегой «самого» Михаила Зощенко, рассказывает о малоизвестных вещах писателя, таких как, например, «Конец хазы» или «Скандалист».
Каверин вошел в литературу, собственно, одной только книжкой — «Двумя капитанами». Все остальное, им написанное, давно забыто, да и при его жизни не особенно читалось. Он был честным советским писателем, старательным и прилежным, но у него имелось удивительное свойство — не понимать собственных способностей и направлять их в не то русло, в которое следовало бы.
А способности эти были скромны и приложимы именно к детской литературе, к созданию книжек про правильных героев с увлекательным сюжетом. Но даже для юных читателей Каверин после своей главной книги писал неудачно, сложнее, чем нужно, — взять его немухинский цикл. Может быть, он боялся повтора после удачи с «Двумя капитанами», но его поиск счастья на неизведанных дорогах уводил от успеха.
В 70-е годы, а может быть и ранее, Каверин неожиданно для себя очутился в положении классика, живой связи с давно минувшей эпохой. Старосельская рассказывает об усилиях писателя по возвращению в литературу запрещенных ранее авторов, о его мемуаристике, которая также служила цели знакомства советского читателя с богатством культуры прежних лет.
Каверин позиционировался как типичный советский либерал — имея множество правительственных наград, постоянные публикации и переиздания, он умел сохранять признание и в неофициальной иерархии. Если того же Катаева в кухонных разговорах принято было порицать за сервильность, то Каверин ухитрялся сходить за своего, быть эдаким благородным старцем. Его выступление на Втором съезде писателей в 1954 году, где он упомянул Булгакова, считалось до дерзости смелым.
Соответственно сам писатель вынужден был высказываться часто противоречиво. То он защищал Достоевского от Горького (что показывает Старосельская), то сам нападал на Достоевского (за «необъяснимую ненависть к другим нациям»).
Книга написана весьма корректно с точки зрения фактографии. Явных ошибок практически нет, все точно выверено. Можно лишь заметить, что фамилия русского поэта пишется «Мей», а не «Мэй». Слишком много ссылок на книгу о Каверине Ольги и Владимира Новиковых при малом цитировании иных исследователей творчества писателя. К сожалению, автор не дает портрет Каверина в «туфлях и халате», хотя срок давности уже прошел и можно было бы открыть кой-какие секреты. Например, у Льва Лосева в воспоминаниях есть очаровательный мемуар о шалостях писателя. Надеемся, будущие биографы Каверина исправят этот недостаток.