Ниндзя с Лубянки
Федеральная служба безопасности Российской Федерации наградила лауреатов ежегодной премии за лучшее произведение литературы и искусства, посвященное работе органов госбезопасности. Премия присуждается с 1999 года, продолжая традиции Премии КГБ СССР в области литературы и кино, существовавшей с 1978 по 1989 годы. В этом году вручение премий совпало с празднованием 100-летия создания органов госбезопасности, поэтому награждение, состоявшееся 8 декабря, стало особенно торжественным.
В номинации «Художественная литература и журналистика» первую премию получил издательский дом «Комсомольская права». Вторая премия досталась книге «Роман Ким» в серии «ЖЗЛ», посвященной жизни советского контрразведчика, работавшего в 1920 -1940-е против Японии и ставшего потом популярным писателем приключенческого жанра. Памятный приз с символикой ФСБ и денежную премию получил автор книги — известный ученый, специалист по истории и культуре Японии Александр Куланов.
RK.ru поздравили давнего друга редакции с заслуженной наградой и задали ему несколько вопросов.
— Александр Евгеньевич, у нас повод подробнее рассказать читателям о романе, тема которого абсолютно вписывается в характер работы учредившего ее ведомства. Но пока многие только понаслышке знают о книге. Как долго она шла к читателю?
— Спасибо. Прежде всего, следует уточнить: речь идет не о романе, а о Романе — о выдающемся советском писателе корейского происхождения Романе Николаевиче Киме. Но то, что первая награда этой книги — Премия Федеральной службы безопасности России, вполне логично, ибо Роман Николаевич был не только замечательным писателем, и даже не только выдающимся японоведом, профессором Московского института востоковедения, но и высокопрофессиональным, талантливым чекистом, контрразведчиком, сотрудником органов госбезопасности, не раз награжденным и отмеченным за свои сугубо профессиональные успехи.
И урон, который он нанес японской разведке, и его вклад в победу нашей страны во Второй мировой войне сравним по своему уровню разве что с деяниями прославленного Рихарда Зорге, хотя и сражались они на несколько разных фронтах.
Что же касается того, как долго книга шла к читателю, то это вопрос непростой… Я начал изучать биографию Романа Кима в 2013 году, и это сразу оказалось сопряжено со многим трудностями. Тем не менее, в 2014 появилась моя книга «В тени Восходящего солнца» — тоже документальное исследование, посвященное японистам-разведчикам, где глава «Крестный отец Штирлица» рассказывала о Романе Киме.
Такое название я выбрал потому, что именно Роман Николаевич, и это подтверждено документально, однажды рассказал начинающему писателю Юлиану Семенову о своей работе на большевистскую разведку во Владивостоке и о своем напарнике — молодом чекисте Максиме Максимовиче. Семенов написал тогда свою первую книгу о приключениях Штирлица — повесть «Пароль не нужен», где под тем же именем впервые появился Исаев, и где фигурирует его связной Чен — фотографически точно изображенный Ким.
Кстати, когда Роман Ким уже умер, Юлиан Семенов, упомянув о его роли в создании «Пароля», очень точно заметил, что об этом человеке еще будут написаны книги и сняты фильмы — он того достоин, как немногие. Так что в каком-то смысле я выполняю наказ Юлиана Семеновича, данный им ровно полвека назад, когда меня самого еще и на свете не было.
В том же 2014 году вышла следующая моя книга с очередной главой, посвященной Киму: «Шпионский Токио». В сильно переработанном и усовершенствованном виде эта работа была издана в прошлом году в Японии под названием «Шпионы, которые любили Токио».
Между этими тремя изданиями было еще множество статей, докладов, выступлений — от Петербурга до Токио, интервью на русском, японском и корейском языках, в которых я постепенно приближался к большой книге о Киме. И вот, в мае 2016 года «Роман Ким» был опубликован в старейшей в нашем книгоиздании и почтеннейшей серии «Жизнь замечательных людей». Если не ошибаюсь, это второй кореец в ней после Виктора Цоя.
— Могли бы раскрыть содержание книги?
— Как вы уже поняли, это и есть биография Романа Николаевича Кима. Но не только. Один японский журналист назвал его «человеком с тремя лицами». Думаю, это несколько оптимистичное утверждение. «Лиц», масок у Романа Кима было больше, а потому и книга очень непростая и во многом незаконченное. Расследование его биографии продолжается. Очень медленно, по миллиметру я пытаюсь сузить в ней черные дыры и заштриховать белые пятна.
Это касается не только биографии самого Романа Николаевича. Многое место в книге в исследовании занимает фигура его отца — одного из знатнейших корейцев дореволюционного Приморья купца Николая Кима. Могу сказать, что пока его судьба остается даже еще более загадочной чем насквозь засекреченный жизненный путь сына. Уверен, когда нам удастся расшифровать ее, установить подлинную роль, которую играл Николай Ким в антияпонском корейском подполье Приморья, многое станет понятнее и в биографии Романа Николаевича.
— На какую аудиторию ориентировано произведение?
— Как и любое из серии «Жизнь замечательных людей», на более-менее образованных, мыслящих, любящих историю своей страны и желающих узнать о ней правду. Но, если бы я был корейцем, наверно, интерес к книге о моем соплеменнике, прославившим нацию (а слава Кима, я в этом уверен, как был уверен Юлиан Семенов, впереди), стал бы особенно острым.
— В чем актуальность вопросов, которыми занимался писатель и разведчик Роман Ким?
— Как говорил
Кроме того, Роман Ким был писателем с мировым именем. На конференцию его памяти, которую мы проводили в прошлом году, приехали докладчики и участники не только из России, но и из Республики Корея, Японии, США и Франции — там Кима помнят, уважают, детально изучают его наследие: от сугубо чекистских операций, знание о которых способно перевернуть наше представление о некоторых моментах истории, до законов построения детективов, в которых Роман Ким был великий дока.
Я надеюсь, что книга пробудит интерес к работам Романа Николаевича. У него ведь есть и потрясающие исследования по японской литературе и по культуре вообще, и мы сейчас отдельно, особо и очень тщательно начали изучать его исследования по ниндзюцу, например. Он много, просто и детально рассказывал в своих книгах о различных способах государственных переворотов и даже о том, как устраиваются «цветные революции» — тогда, когда и самого этого термина еще не существовало. Может ли сегодня быть что-то более актуальное?
Наконец, Роман Ким не только писал детективы, но и сама книга о нем — детектив, причем, еще не оконченный. Мне самому еще очень хочется узнать «кто убийца» и, надеюсь, практический ответ на этот символический вопрос еще будет дан.
— Что у вас еще на рабочем столе?
— Сегодня у меня на рабочем столе письма, письма, письма… В том числе, касающиеся Романа Николаевича Кима. Точнее, вопросов увековечивания его памяти. Я думаю, это то, чем нам всем сегодня стоит заняться.
Вот замечательный писатель Василий Авченко, настоящий патриот-дальневосточник, чрезвычайно много делающий для пропаганды — в хорошем смысле этого слова — своего родного края, выступил с идеей установления памятника Роману Киму на его родине — во Владивостоке. Мне кажется, это замечательная инициатива, поддержать которую должны прежде всего корейцы, живущие в России.
Проект памятника уже есть, и по своему необыкновенному замыслу он соответствует масштабу личности героя. Роман Ким, при всей противоречивости его биографии, безусловно, входит в первый ряд сынов Кореи, родившихся в России и прославивших и свою родину, и свой народ. Мне кажется, такой памятник — непростой, сложный, но великий, как и его герой, просто необходим.
Еще один проект, еще одна стопка писем или, выражаясь современными категориями, папка с файлами — письма с ходатайствами о награждении Романа Кима корейскими знаками отличия. Роман Ким, повторюсь, нанес такой урон японской разведке в 1920—1940-е годы, что превзойти его вряд ли удастся. Это — наш «второй Зорге». ФСБ России только что высоко оценила даже попытку моего рассказа об этом человеке. Мне кажется, и Корея, так долго боровшаяся и сражавшаяся против японских оккупантов, должна выразить свою благодарность своему только что рассекреченному герою.