Новое открытие Бородина
Биографии популярной серии «ЖЗЛ» подчас чрезмерно беллетристичны: недостаток фактического материала восполняется полетом фантазии. Случается и иначе: жизнеописание героя тенденциозно подгоняется под некую историко-философскую концепцию. Иногда попадаются биографии, написанные узкими специалистами, что за версту отдают академической скукой. Новая книга о Бородине ничем подобным не грешит. Ее автор — специалист отнюдь не узкого профиля — хорошо владеет литературным русским языком и умеет непрерывно поддерживать читательский интерес. Возможно, по части занимательности и красот стиля новый опус Анны Булычевой несколько уступает ее первой книге («Сады Армиды», М.: «Аграф», 2004), посвященной музыкальному театру французского барокко и ставшей настоящим бестселлером. Но ведь тут и жанр иной, и фактического материала, в значительной мере впервые вводимого в широкий обиход, оказалось в распоряжении автора куда как больше.
Любителям беллетризованных биографий может не хватить «живых» красок, всех этих: «он сказал», «он подумал», «его сердце замерло» или, наоборот, «забилось сильнее» … Предисловие недвусмысленно уведомляет: «Ни одна деталь в этой книге не выдумана, самые невероятные подробности и реплики взяты из документов — фантазия не в силах тягаться с реальностью». Но все же назвать ее в полной мере «документальным повествованием» было бы неверно, и не только потому, что утраченные материалы (история их исчезновения описана почти в детективных тонах) оставляют немало «белых пятен», неизбежно порождающих те или иные гипотезы. У автора книги с ее героем — особые, можно сказать, личные взаимоотношения (на почве чего они возникли будет сказано чуть позднее). Отсюда и некоторая подчас фамильярность — уменьшительные имена и прозвища героя и его адресатов, фигурирующие в письмах, автором «раскавычиваются» и употребляются уже как бы от собственного лица, — и отсутствие каких-либо признаков апологетики: человеческие слабости Бородина явлены без прикрас.
Характер героя дан достаточно многогранно, хотя и без особых погружений в психологические глубины (каковые опять же пришлось бы домысливать). Подробно — иногда даже слишком — прорисованы также и многочисленные фигуры родственников, свойственников и прочих персонажей, находившихся рядом с Бородиным в те или иные периоды жизни. Стремясь с пониманием отнестись к каждому, автор не всегда свободен от пристрастия, соблюдая вместе с тем некий баланс. Например, явно не испытывая большой симпатии к жене композитора, удерживается, однако же, от соблазна превратить ее в «злого гения» его судьбы, отмечая в числе прочего и музыкальную чуткость Екатерины Сергеевны, и то доверие по этой части, какого композитор не испытывал, похоже, более ни к кому…
До мельчайших подробностей представлен читателям и образ жизни Бородина (в значительной мере как раз и поспособствовавший его преждевременной смерти), включающий отнюдь не только весьма специфические семейные обстоятельства. Не избегает автор и разговора об отношениях Бородина с другими женщинами, но и здесь старается придерживаться задокументированных фактов, не позволяя себе домысливать, сколь далеко заходило дело в том или ином случае.
Говоря о Бородине, никак не обойтись без темы одновременного сосуществования в нем двух ипостасей — ученого и творца. Непростительным упрощением было бы представить научную деятельность в качестве некой досадной помехи (чем часто грешили его друзья по «Могучей кучке» — особенно, Стасов). Бесспорно, в историю Бородин вошел, прежде всего, как композитор. Но и в науке он разрабатывал весьма перспективные направления, стоял на пороге открытий, а подчас и совершал таковые, был соратником Менделеева и других передовых умов. Обо всем этом Анна Булычева также говорит со знанием дела, свободно оперируя научной терминологией (недаром же ее родители — представители точных наук), что, впрочем, едва ли успеет отпугнуть читателя-гуманитария в виду относительно малого удельного веса соответствующих страниц: книгу-то все же читают и будут читать в основной своей массе те, кого интересует именно композитор…
Автор убедительно развенчивает миф о композиторе-«дилетанте», успевая также по ходу повествования охарактеризовать — кратко или более подробно — практически каждое его сочинение, и при этом по возможности стараясь говорить языком, понятным не только музыкантам-профессионалам. Попутно возникает масса беглых, но подчас оказывающихся достаточно емкими, зарисовок других крупных фигурантов музыкальной жизни того времени, с кем более или менее плотно соприкасался и взаимодействовал Бородин: «кучкисты», Лист, да и не только они.
Но если говорить о сквозной теме книги, то это, конечно же, «Князь Игорь», работа над которым длилась почти два десятилетия, но так и не была полностью завершена. И хотя по ходу чтения может возникнуть ощущение, что в этом обстоятельстве прямо или косвенно повинна злосчастная жена композитора, вкупе с некоторыми иными родственниками и приближенными, в финале автор приводит читателя к несколько иным выводам. Каким именно? Узнаете из книги. Только сразу хочу предупредить любителей конспирологии: мифические «враги русской культуры» здесь не у дел…
Тех, кто не очень-то знаком с историей вопроса, может смутить скоропалительный «наезд» на Римского-Корсакова с Глазуновым в связи с первой редакцией оперы, увидевшей свет вскоре после смерти Бородина. К тому же эта тема как-то уж слишком внезапно обрывается почти что на полуслове, как будто автор чего-то не договаривает. И действительно — не договаривает. Но более полному и развернутому раскрытию темы посмертной судьбы оперы и ее многочисленных редакций помешали не столько законы жанра популярной серии, сколько чрезмерная скромность автора.
Впрочем, наиболее внимательные читатели обратят внимание на проскользнувшую в предисловии фразу о работе над восстановлением оригинальной версии. И, не найдя в книге практически ничего по этой теме, легко смогут, немного «погуглив», самостоятельно найти ответы на все вопросы. Достаточно ввести в поисковую строку имя автора книги и название оперы как тут же появятся соответствующие статьи, и обложка изданного несколько лет назад клавира. Ведь это именно Анна Булычева впервые выполнила редакцию «Князя Игоря», основанную только и исключительно на авторских рукописях и свободную от всех посторонних вкраплений (в дальнейшем ее же усилиями была подготовлена и издана партитура Второй симфонии Бородина в авторской версии). Шесть лет назад эта редакция прозвучала в Московском международном Доме музыки, представленная в концертном исполнении силами «Геликон-оперы» (по чьему заказу и была сделана). Присутствовавшие в зале отмечали, что опера Бородина в таком виде производит более законченное и драматургически целостное впечатление. Дело теперь за сценическим воплощением. Оно, правда, уже имело место пару лет назад в Перми, но пора бы, наконец, осуществить его и в столице.
Булычева