Ваша корзина пуста
серии
Теги

О еврейских корнях грузинских и армянских родителей поэта

Презумпция армянства

В книге Дмитрия Быкова «Булат Окуджава» (М., Молодая гвардия, 2009) цитируется письмо, которое поэт хранил всю жизнь. В нем девушка, прочитавшая стихи Окуджавы, пишет: «Я не запомнила содержания ни одного из этих стихотворений, но почему-то решила, что вы мой любимый поэт». Я согласен с Д. Быковым, что девочка дала лучшее определение феномену Окуджавы. Сам же Быков, запомнив, наверное, все его произведения, раскрыл этот феномен в энциклопедическом труде, вызвавшем удовлетворение и ревность. Д. Быков, ожидавший эту ревность, объясняет ее тем, что каждый чувствует Окуджаву личной собственностью. Моя ревность обусловлена ущемлением прав скорее не на личную, а «коллективную собственность».

Поясню сказанное. В Переделкинском музее Окуджавы на стенде «Грузинская нить» упоминается Павел Перемушкин, который был «то ли исконный русак, то ли мордвин, то ли еврей из кантонистов». Ни дагеротипов, ни сведений о нем не сохранилось. Зато известна биография матери поэта, чья фотография с мужем и сыном (Булатом) висит тут же на стенде; однако о том, что она армянка, не пишется. Я заметил это несколько лет назад, и очевидная несправедливость вызвала огорчение. Но вот об этих «кантонистах» я читаю в книге, вышедшей тиражом уже в десять тысяч экземпляров. Здесь Дмитрий Быков опускает слова Булата о возможном исконно русском или удмуртском происхождении прадеда, но зато добавляет, будто «кантонисты в подавляющем большинстве были евреями». Это не так: в словарях от Владимира Даля до наших дней кантонистами называют просто солдатских сыновей без указания их происхождения. Затем Быков «в продолжение темы» пишет, что ему приходилось слышать от разных знакомых Окуджавы, что сестры Налбандян (в том числе мать поэта) были на самом деле из еврейских армян. Но, во-первых, известны евреи польские, бухарские, грузинские, можно говорить об армянских евреях; известны армяне персидские, турецкие, русские… а что это за общность «еврейские армяне», о которых пишет Дмитрий Быков? Откуда он взял такое определение?

Во-вторых, несмотря на хороший язык изложения текста, книга «Булат Окуджава» не художественное произведение, а серьезное исследование, требующее щепетильности, исключающей ссылки на слухи (распространяемые «разными знакомыми»). Далее Дмитрий Быков, демонстрируя принцип, который можно было бы назвать презумпцией армянства, говорит, что «нет ни одного документа, прямо или косвенно указывающего на ее (матери поэта) иудейское происхождение». В целом информация из устных и письменных источников Дмитрия Быкова сводится к тому, что мать поэта была чистокровной армянкой, происходившей из еврейской семьи. Такая «чистокровность» напоминает гибридные груши, растущие на яблоне. Но в груше ли, в яблоке ли червь сомнения уже начинает грызть: то ли у нас украли, то ли украли мы сами…

По мнению Быкова, армянское происхождение матери поэта огорчает «и евреев, и антисемитов, сходящихся в страстном желании видеть Окуджаву евреем». Но разве только эти две категории людей интересуются родословной поэта? Я не еврей. Но я и не антисемит, даже наоборот. Тем не менее, мне приятно считать, что я с поэтом «одной крови», и неприятны некорректные попытки оспорить это родство. Грамотный спор опирается на факты и (или) логику; здесь же фактов нет, а логика?

Булат Окуджава считает себя грузином. Он русский поэт. А я, слушая его песни, смотрю в небо, чтобы не выкатились из глаз навернувшиеся слезы. Точно так же, как при песнях СаятНовы. Может быть, потому что он тоже был из Тифлиса и так же пел свои стихи, сопровождая собственной музыкой, вот уже 300 лет не затихающей на Южном Кавказе. Национальное достоинство несовместимо с притязаниями на кого бы то ни было. Как бы ни был велик человек, он не может быть выше своего народа. Это он — этот человек — может гордиться своей принадлежностью к нему, выражая свою благодарность за унаследованное благородство, за песни, выведенные кровью отцов и материнским молоком. И поэтому речь не о претензиях к поэту, а к тем, кто пытается подвергнуть сомнению его причастность к нам.