Партийная любовь Якова Блюмкина
Ему доверяли Троцкий, Есенин и матерые чекисты, а предала любимая женщина
Встреча на перроне
5 октября 1929 года
Она сразу увидела его на перроне. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, а в руках держал огромный букет.
Она возвращалась в Москву из отпуска и даже не подозревала о силе его чувств.
Сотрудница Иностранного отдела ОГПУ Елизавета Горская. И легенда того же отдела Яков Блюмкин. «Бесстрашный террорист», чекист, разведчик, герой статьи в Большой Советской энциклопедии.
«Во время первых же двух встреч со мной Блюмкин стал меня уверять, что питает ко мне какие-то особые чувства, — докладывала Лиза через несколько дней своему начальству, — что он, к сожалению, должен уехать, но с удовольствием остался бы здесь с тем, чтобы доказать мне как-нибудь свои симпатии ко мне».
Желтые листья засыпают Москву. До развязки жестокого романа меньше месяца.
С Троцким в сердце
Яков Григорьевич Блюмкин (1900 — 1929) — фигура в революции и впрямь легендарная. Это он вместе с Николаем Андреевым 6 июля 1918 года по заданию руководства партии левых эсеров убил германского посла в Советской России фон Мирбаха, чтобы сорвать подписанный правительством Ленина Брестский мир с Германией и разжечь «революционную войну». Потом долго скрывался, добровольно явился в ЧК, был амнистирован, устанавливал советскую власть в Персии, работал в секретариате Троцкого.
Пока не оказался в Иностранном отделе ОГПУ. Говоря современным языком, во внешней разведке.
Он был очень своеобразным человеком, в котором сочетались смелость и самолюбование, преданность идее и хамство, искренность и хвастовство. Дружил с Есениным, Маяковским и другими поэтами, которые дарили ему свои книги. И даже, как Вадим Шершеневич, посвящали стихи:
Мое имя попробуйте, в библию всуньте-ка.
Жил, мол, эдакий комик святой,
И всю жизнь проискал он любви бы полфунтика,
Называя любовью покой.
Нелегально работал в Палестине, инструктировал местных чекистов в Монголии, создавал сеть советских агентов в Константинополе и на Ближнем Востоке. Его ценили. Он получил четырехкомнатную квартиру в элитном доме, в одном подъезде с наркомом просвещения Луначарским. Блюмкин встречал гостей в шелковом красном халате, с длинной восточной трубкой в зубах, а на столе лежал раскрытый том Ленина.
Он и себя считал исторической фигурой.
Блюмкин симпатизировал антисталинской оппозиции в партии, а Троцкого считал своим кумиром. Руководители ОГПУ о его взглядах знали. «Я давал им всяческие гарантии моей чекистской лояльности, но полностью от оппозиции не отмежевывался», — позже отмечал он.
На него не раз писали доносы. В архивах сохранился рапорт о выходках «бесстрашного террориста» в Монголии, где на новогоднем банкете 31 декабря 1926 года «т. Блюмкин напился, обнимался со всеми, кричал безобразно, чем сильно дискредитировал себя перед монголами». Потом он подходил к портрету Ленина, смотрел на него, как на икону, отдавал ему пионерский салют. Его тошнило прямо перед портретом. При этом он говорил: «Ильич, гениальный вождь, прости меня! Я же не виноват! Виновата обстановка! Я же провожу твои идеи в жизнь!»
Именно в Монголии Блюмкин «политически взбрыкнул» в первый раз. 10 августа 1927 года в знак несогласия с «внутрипартийным режимом» он написал заявление о выходе из ВКП (б). Но через три дня забрал его обратно.
В октябре 1928 года Блюмкин выехал из Москвы в новую «нелегальную» командировку в Константинополь. А в январе 1929 года его буквально ошарашила сенсационная новость — из СССР в Турцию выслан Троцкий. Он признавался, что «в продолжении двух дней я находился прямо в болезненном состоянии…». А вскоре встретился в Константинополе с Троцким. По версии Блюмкина, они проговорили четыре часа, по версии Троцкого — почти двое суток. Блюмкин согласился доставить в СССР письма Троцкого к его сторонникам.
На советский пароход Блюмкина пронесли на носилках под видом больного матроса. С собой он тайно вез письма Троцкого, написанные химическими чернилами между книжных строк и троцкистскую литературу. Операция удалась. Блюмкин сделал доклад в ЦК и начал готовиться к новой заграничной поездке.
Но в его планы вмешалась любовь.
Строгая Лиза
Лиза Розенцвейг родилась 31 декабря 1900 года в Северной Буковине, которая тогда являлась частью Австро-Венгрии. После гимназии поступила на историко-филологический факультет Черновицкого университета, потом в парижскую Сорбонну, далее в Венский университет. Закончила его в 1924 году с дипломом переводчика французского, немецкого и английского языков. И уже в следующем году, по данным Службы внешней разведки РФ, «становится сотрудницей органов безопасности и первых три года (1925 — 1928) работает в Венской резидентуре. Для выполнения специальных заданий Центра из Вены выезжала в Турцию». А в 1927 году, согласно тем же данным, Елизавета с мужем Василием Зарубиным направлялись на нелегальную работу в Данию и Германию.
Однако в официальной биографии разведчицы нет ничего ни о том, что осенью 1929 года она находилась в Москве, ни о присвоенном ей псевдонима «Горская». И ни слова об отношениях с Блюмкиным. Точно неизвестно даже, когда они познакомились.
Но последний месяц их отношений, начиная с романтической встречи на перроне, коллеги Якова и Лизы зафиксировали с профессиональной точностью. И не только они…
6 октября 1929 года
Блюмкин и Гурская ходили в театр.
8 октября
Блюмкин был в бодром настроении и рассказывал Лизе о своей работе.
9 октября
Лиза приболела, но вечером Блюмкин позвонил ей домой и сообщил последние новости. Он успешно прошел партийную чистку! И сожалел, что Лиза лично не могла убедиться, «какой он хороший партиец».
12 октября
Два дня они провели вместе. Но Лиза заметила, что его настроение изменилось. Он вдруг заявил, что не поедет в загранкомандировку, пока не «сведет с собой некоторые политические счеты». Она подумала, что он не хочет уезжать из-за нее. Однако Блюмкин неожиданно начал рассуждать об отношении к людям, совершившим ошибки.
13 октября
Он снова завел разговор на эту тему. Она решительно потребовала, чтобы он рассказал ей все. И тут Блюмкин «поплыл». Он поведал любимой о встречах с Троцким, о его тайном задании, о своей «большой ошибке» и желании рассказать обо всем в Центральной контрольной комиссии партии. Любимая спросила, знает ли еще кто-нибудь о его связи с Троцким. И Яков, окончательно раскиснув, рассказал ей о своих тайных встречах в Москве. С бывшими троцкистами Карлом Радеком, Иваром Смилгой…
И это стало его роковой ошибкой.
Двое и классовая борьба
Позже Троцкий писал, что это Радек сдал Блюмкина ОГПУ. Но тот скорее всего был ни при чем.
13 октября
Блюмкин в присутствии Лизы вслух обдумывает свое заявление в ЦКК. Он кажется ей «фразером, напыщенным человеком».
14 октября
Лиза заметила, что «от его решимости и бодрости осталось мало, что настроение у него упало». Блюмкин взволнованно говорит, что если он позвонит в ЦКК, то оттуда сразу сообщат о нем на Лубянку и он будет арестован, а потом и расстрелян. Она все же заставила его позвонить, но в ЦКК ответили, что не смогут его принять сегодня — «слишком много дел».
Блюмкин заметался. Он потерял контроль над собой.
А Лиза идет на Лубянку.
«Все время не покидала меня мысль о том, что, собственно говоря, раньше всех обо всем должен узнать т. Трилиссер (Михаил Трилиссер, начальник ИНО и зам. Председателя ОГПУ. — Авт.), — что я, его сотрудница, обязана ему рассказать еще до того, как Блюмкин пойдет в ЦКК», — сообщала Горская в своем рапорте по делу Блюмкина 3 ноября 1929 года.
Трилиссера на работе не оказалось. Лиза все рассказала его помощнику Матвею Горбу.
15 октября
Лизу принял начальник ИНО. «Я ждал в приемной Трилиссера, — вспоминал чекист Георгий Агабеков, позже сбежавший на Запад, — когда вдруг вошла сотрудница иностранного отдела Лиза Горская и обратилась с просьбой пропустить ее вне очереди. У нее небольшое, но важное и срочное дело. У Трилиссера она задержалась около часу».
Трилиссер посоветовал Лизе не встречаться с Блюмкиным и сказал, что сам его вызовет. Может быть, он хотел поговорить с глазу на глаз с человеком, которому покровительствовал? Но Блюмкин на Лубянку не явился. Он исчез.
«Тут уже я окончательно убедилась в том, что он трус и позер и не способен на большую решительность», — возмущенно прокомментирует позже Горская.
Последнее свидание
Блюмкин по-прежнему метался — то ли скрыться, то ли покончить с собой. У знакомого врача Григория Иссерсона попросил яд. «У тебя же револьвер есть», — ехидно заметил Иссерсон. «Конечно, — ответил Блюмкин, — можно пустить пулю в лоб, но я не хотел бы стреляться из своего револьвера, которым поубивал многих контрреволюционеров». Иссерсон постарался его выпроводить.
16 октября
Сотрудник юмористического журнала «Чудак» Борис Левин пишет заявление в ОГПУ:
«Я узнал следующее, что
17 октября
Левин составляет более подробное заявление. По его словам, Блюмкин говорил знакомым, что его преследуют, «кольцо суживается», и что он за границей встречался с Троцким, а сейчас просит его спрятать. Затем попросил разменять 100 долларов и достать ему документ. Идельсон (Раиса Идельсон, жена Фалька, знакомая Бориса Левина. — Авт.) вручила ему 200 рублей, а документ доставать отказалась. Блюмкин ушел, а когда вернулся, то все заметили, что он обрил голову и сбрил усы.
Блюмкин упросил подруг Идельсон съездить за его чемоданом. Он был набит долларами. В портфеле Блюмкина тоже лежали доллары и рубли. Он рассовал часть денег по карманам, вечером ушел. Часа в два ночи появился какой-то человек с запиской от Блюмкина, забрал чемодан и портфель, написал расписку и удалился.
Откуда Блюмкин взял такую сумму? Куда делись потом деньги? Ответов нет и сегодня.
15 октября (поздний вечер)
Блюмкин дозвонился до Лизы и договорился о встрече с нею (она сразу же доложила об этом ОГПУ). Они встретились во дворе дома Фалька, где он ночевал. Лиза убеждала его пойти к Трилиссеру. Но он уже рвался на вокзал. Лиза решила проводить его, хотя знала, что за ним уже едут чекисты. «Мы вышли на улицу, мне пришлось сесть с ним в машину, — докладывала руководству Лиза. — Наши товарищи опоздали, и я уже остановить его не могла».
Блюмкин хотел уехать в Ростов, но поезд уходил лишь утром. Он совсем пал духом. «Кончено, — сказал он. — Раз я не уехал сейчас, то катастрофа неизбежна. От расстрела мне, видно, не уйти».
15 октября (ночь)
Чекисты запаздывали. Горская предложила поехать к ней. «На обратном пути с вокзала… наши товарищи встретили нас и задержали», — буднично описала Горская момент ареста Блюмкина.
В устных рассказах до нас дошли еще кое-какие детали. Вроде бы Блюмкин сказал ей: «Эх, Лиза, Лиза… Я ведь знаю, что ты меня предала. Ну, прощай!». По другой версии, его слова были вовсе не такими литературными.
Почти всю дорогу он курил и молчал. И только, когда подъезжали к Лубянке, сказал: «Как же я устал»
Расстрел
Следствие по делу Блюмкина было коротким. Он сам написал и отредактировал свои показания.
21 октября 1929 года
Показания Блюмкина отосланы Сталину.
3 ноября
Дело Блюмкина слушалось на судебном заседании коллегии ОГПУ. Большинством голосов его приговорили к расстрелу.
5 ноября
Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление «О Блюмкине». В нем было три пункта:
«а) Поставить на вид ОГПУ, что оно не сумело в свое время открыть и ликвидировать изменческую антисоветскую работу Блюмкина.
б) Блюмкина расстрелять.
в) Поручить ОГПУ установить точно характер поведения Горской".
Говорят, что, когда Блюмкину объявили приговор, он спросил: «А о нем будет завтра в „Правде“ или в „Известиях“?».
Вроде бы он еще успел прокричать перед залпом то ли: «Да здравствует революция!», то ли: «Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравствует Троцкий!». А затем хриплым голосом запел «Интернационал». Но даже первый куплет допеть не успел…
Орден подполковника Зарубиной
А у Лизы впереди была бурная жизнь и новые операции. Ее вместе с мужем Василием Зарубиным направили во Францию. Затем были Германия и США. Даже по рассекреченным к сегодняшнему дню страницам их «профессиональных биографий» можно понять масштаб работы Зарубиных. В Германии у нее на связи были агенты из германского МИД, руководства нацистской партии. И даже знаменитый Вилли Леман («Брайтенбах») — криминальный инспектор, гауптштурмфюрер СС и сотрудник гестапо, которого называют одним из прототипов Штирлица.
В 1940 году Елизавету Зарубину снова направили в Германию. Она должна была восстановить связь с агентами, утраченную во время разгрома резидентур в годы ежовских репрессий. Зарубина блестяще сделала это. Последний раз она встречалась со своим агентом в Берлине 21 июня 1941 года…
Она уехала из Германии вместе с советскими дипломатами. А уже в октябре 1941 года с мужем вылетела в США, где супруги проработали три года. По некоторым данным, они имели прямое отношение к выявлению секретов американского атомного проекта, а Лиза даже вступила в прямой контакт с «отцом американской атомной бомбы» Робертом Оппенгеймером. За работу в США подполковника Зарубину наградили орденом Красной Звезды. Впервые ее имя упомянули публично только в 1967 году, когда отмечалось 50-летие ВЧК.
