Персона
Перед самой 23-й ММКВЯ в серии «ЖЗЛ» вышла книга с названьем кратким «Ельцин». Явно самая громкая новинка сентябрьской ярмарки. На вопросы «Новой» отвечает биограф первого президента России, писатель Борис Минаев.
— Боря, ты человек лирический. А в герои взял человека эпического. Каково тебе было с ним?
— Интересно. Всегда мне было интересно за ним наблюдать. Наше поколение не верило, что что-то в стране может измениться. Ельцин заставил поверить. Отсюда и отношение к нему — глубоко личное.
«Молодая гвардия» предложила мне писать о Борисе Николаевиче еще в 2006-м. Я делал наброски, думал, читал, но только после его смерти, когда началась хоровая песня о «лихих девяностых», понял: я действительно должен, обязан написать эту книгу.
— В томе — почти 700 страниц. Но по объему юность, годы в Свердловске заняли куда больше, чем «второй срок», 1996—2000 гг. Почему?
— По сути жанра. Это — биография. И потом — без юности, без Свердловска невозможно понять: откуда он такой взялся? А это ключевой вопрос.
— Ты пишешь: в 1968 году Генштаб готовился к вторжению в Чехословакию полгода. В 1994-м генерал Грачев попросил на подготовку к первой чеченской три дня.
Как ты думаешь: мы вообще были готовы к 1990-м годам с их крутыми поворотами? Мы готовились?
— Конечно, нет. И в этом причина многих гримас времени.
— Ты помнишь героиню Олеши, которая вела в 1920-х «список преступлений» и «список благодеяний» революции? Что в твоих личных списках 1990-х?
— Свобода и частная собственность. Это, конечно, список благодеяний. Я никак не хочу противопоставлять Горбачева и Ельцина, но при Михаиле Сергеевиче мне казалось: Советская власть еще длится. Годы Ельцина принесли тотальную, взрывную, сумасшедшую свободу — но после нее возврата к прежнему не было.
А список преступлений? Мы ведь все жили с менталитетом казенного крестьянина, приписанного навеки «к заводу». Завод мог быть и редакцией, и НИИ — психология не менялась. И вдруг весь уклад жизни рухнул. В этом есть сумасшедшая боль. Но не преступление.
— То есть ты не видишь в этой эпохе ничего непростительного?
— Многие не могут простить 1993 год. Многие — Чечню. Кто-то говорит: Ельцин пришел под знаменем демократии, но на выборах 1996-го и 2000-го сам резко ее ограничил. Я признаю чье-то право думать именно так. Но задача биографа — понять главного героя, его логику, контекст эпохи. Попытаться понять, почему именно он поступал именно так. Я думаю, что он не проиграл ничего.