Праздник непослушания
Вера Чайковская. Тышлер. М. Молодая гвардия, 2010. – 332 с. («Жизнь замечательных людей». Малая серия.)
Подзаголовок книги – «Непослушный взрослый». В предисловии ее автор, искусствовед Вера Чайковская, характеризует своего героя как «человека, не унижавшегося до лести властям и до агрессии в адрес коллег».
А ведь долгая жизнь художника Александра Тышлера (1898 – 1980) пришлась на не самое вегетрианское время. Казалось бы, судьба должна была сломить его, или сформировать именно жестокого бойца. Уже в детстве он стал свидетелем того, как его дедушка был обвинен в ритуальном убийстве. Затем Октябрьский переворот и Гражданская война, когда Тышлер добровольно пошел служить в Красную Армию. Правда, воевать и убивать не пришлось – молодой художник служил «по специальности»: рисовал плакаты, оформлял агитспектакли.
В те годы и немного позже, после окончания войны, сформировался стиль мастера. Тышлер посещал студии Александры Экстер, Владимира Фаворского, Давида Штеренберга. Учился? Сам художник в автобиографии избегает этого слова. Чайковская предполагает, что «Тышлер рьяно отстаивал свою самостоятельность», предпочитая «отношения двух независимых творческих индивидуальностей, а не учителя и ученика». Плодотворным было и общение со знакомыми художниками – Александром Лабасом, Сергеем Лучишкиным, Соломоном Никритиным.
Идеологические тиски зажимали все сильнее. Тышлер решил эмигрировать во Францию (к Марку Шагалу? Чайковская интересно пишет об отношениях двух художников). Но нарком просвещения Анатолий Луначарский не пустил.
Пришлось как-то устраиваться. Тышлер много работал не только как живописец, но и как театральный декоратор. Потому ли, что театральным художникам в те годы легче прощали «формализм»? А может быть, «непослушный взрослый» (или все же «непослушный мальчик»?) решил устроить «праздник непослушания»? Более, впрочем, напоминавший игру с огнем на бочке с порохом. Так или иначе, помимо работы в Ленинградском Большом драматическом театре или цыганском «Ромэне», Тышлер трудился в Белорусском, а затем в Московском государственных еврейских театрах. В годы войны стал главным художником михоэлсовского ГОСЕТа. Кстати, именно за оформление спектаклей в еврейском театре Тышлер был награжден орденом «Знак почета» (1939 год), а в 1945 году за спектакль Залмана Шнеера (Окуня) «Фрейлехс» получил Сталинскую премию.
Поэтому, думается, не совсем права Краткая еврейская энциклопедия, когда отмечает, что «еврейские мотивы появляются у Тышлера нечасто», приводя в качестве примеров лишь серии «Диван со свечами» и «Соседи моего детства». Ведь наряду с ними существует цикл «Евреи на земле», многочисленные портреты Флоры Сыркиной, Елены Осмеркиной-Гальпериной, которые также образуют концептуальные циклы с отчетливым национальным колоритом.
Естественно, были и другие темы: «Гражданская война», «Махновщина», «Продавцы», «Батум»… Или, например, портреты Ахматовой, которые поэтесса высоко ценила (что, впрочем, не мешало ей немного их «ретушировать» – так, по свидетельству Евгения Рейна, она ластиком и карандашом немного «подправила» горбинку на одном из тышлеровских портретов). Чайковская подчеркивает, что этот цикл резко отличается от привычного почерка художника (не в таком ли разнообразии и заключается настоящее мастерство?): вместо характерных для Тышлера фантастических деталей – невероятно поэтичный, молодой, детски безыскусный образ автора «Реквиема». Но все работы мэтра роднят между собой восемь слов, избранные им самим в качестве своеобразного «символа веры»: «искренность, любовь к своему ремеслу, знание своего решения».
Удивительнее всего, что, несмотря на «непослушность», знакомство или совместную работу с Мейерхольдом, Мандельштамом, Михоэлсом, наконец, несмотря на далекое от канонов социалистического реализма творчество, Тышлер уцелел. А ведь помимо друзей он терял и родных – двое братьев погибли еще в годы Гражданской, третий – в Катастрофе. Хотя, может быть, художник уцелел именно из-за своей непослушности? Или просто повезло?