Русский след полотен Дали. Страшная игра Луи Арагона
Пьер Декс. Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917–1932.
– М.: Молодая гвардия, 2010. – 320 с.
«Русский» след легко найдется во многих культурах. Невозможно понять философию Ницше без Достоевского. Сам автор «Заратустры» признавался, что у Федора Михайловича он учился психологии. А Томмазо Ландольфи сделал Гоголя героем собственной прозы. Правда, он свободно обошелся с историческими фактами и персонажами. Но это художественное произведение, да и Гоголь не чужд фантасмагоричности. Может, и оценил бы.
Современный французский историк искусства Пьер Декс пишет о «русском» следе в сюрреализме. Декс, друживший с Полем Элюаром и Тристаном Тцара, четверть века знавший Луи Арагона, на основе многих источников и личной, эксклюзивной информации адекватно оценивает роль наших соотечественников в проекте сюрреализма. Вообще русские образуют значительную часть культуры повседневности, на фоне которой развертывается повествование. Эмигранты первой волны становятся, в частности, водителями такси. Профессия была распространена в основном среди бывших военных. Декс приводит невеселую шутку, когда после скоротечной «странной войны» 1940 года немецкие танки ехали по Елисейским полям, французы говорили, что во главе армии следовало поставить русских шоферов, а французских генералов отправить водить такси. Нет нужды говорить и о Сергее Дягилеве или Антоне Рубинштейне, которые встречались с Пабло Пикассо, тем же Тцара (и другими создателями сюрреализма) в культовом «Быке на крыше» на рю Буасси д`Англа.
Но главное – участие в зарождении и развитии сюрреализма Эльзы Триоле, Владимира Маяковского, Виктора Сержа. Например, Виктор Серж (Кибальчич) связан с политическими проектами сюрреалистов. Революционными. Как писал Андре Бретон, создавая журнал «Сюрреалистическая революция»: «Иные более роялисты, чем сам король, будем же более революционерами, чем революция». А кто как не анархист, последователь Троцкого, родственник цареубийцы Николая Кибальчича лучше подходит?
Размышляя о самоубийстве Маяковского, «самого лучшего из людей», Бретон писал о соотношении (или оппозиции) «безусловной преданности делу, которое кажется ему самым справедливым из всех (в данном случае делу революции), и судьбой, уготованной ему жизнью как частному лицу». Сложный вопрос, который можно адресовать самим сюрреалистам: отношение свободного искусства и неизбежной политической ангажированности, связанное с избранием определенной программы. И так ли уж «революционер» – синоним «человека, достигшего высочайшего уровня сознательности»? С этими вопросами связано продолжение «русского» следа в лице супруги Арагона Эльзы Триоле (в девичестве Брик). Возможно, отход Арагона от сюрреализма и дрейф в сторону коммунистической идеологии обусловлен злым гением Триоле. В отличие от другой русской музы – супруги Дали Елены Дьяконовой – Галы. Поль Декс доказывает, что опыт Триоле научил ее «тщательно продумывать жизненную стратегию, любовь же служила только украшением жизни. Перспектива на будущее: если возможно, принадлежать и Франции, и Советскому Союзу. Если сохранить его при себе и направлять, Арагон сможет дать ей и то и другое». Похоже, поэт это в итоге понял. Нина Берберова вспоминала, что в конце жизни он с грустью говорил: «Моя жизнь подобна страшной игре, которую я полностью проиграл». Виноват Арагон, «наступивший на горло собственной песне» (Маяковский)? Или Триоле? Как не вспомнить одного из крестных отцов сюрреализма Шарля Бодлера: «женщина бросает на нас самую темную тень и зажигает самый яркий свет в наших грезах». Так всегда – во всех успешных начинаниях ищите или женщину, или «русский» след.