Сатирик, примятый сапогом
Виктория Миленко Аркадий Аверченко. – М.: Молодая гвардия, 2010. – 328 с.
Аркадий Тимофеевич Аверченко (1881–1925) был исключением. Книга севастопольского исследователя жизни и творчества прозаика Виктории Миленко обстоятельно показывает, что ему был органически присущ юмор. Одновременно писатель оставался и тонко чувствующим человеческую драму психологом. Миленко рисует блестящего и успешного сатирика, названного современниками «королем смеха», повлиявшего на многих писателей и журналистов (Михаил Булгаков, Илья Ильф и Евгений Петров). Именно у Аверченко впервые описаны знаменитые тараканьи бега.
Кстати о звании «короля смеха». В числе поклонников автора «Записок простодушного» был и последний государь, и Владимир Ленин. Рассказывают, что Николай II хотел удостоить Аверченко аудиенции, а Ленин мечтал, чтобы высокоталантливый, но «озлобленный почти до умопомрачения белогвардеец», эмигрировавший после революции, вернулся на родину. Оба получили отказ. Аверченко искренне считал, что, будучи оппозиционным к власти журналистом (пусть и сатириком), он не имеет морального права принимать знаки монаршей милости. Что же касается Ленина… Здесь как раз и проявилось чувство трагического у писателя. Увиденные и описанные им картины Гражданской войны исключали саму возможность возвращения.
Вот «Трава, примятая сапогом» из знаменитого сборника «Дюжина ножей в спину революции». Пожалуй, одна из самых пронзительных новелл писателя. Лирический герой разговаривает с ребенком восьми с половиной лет. Девочка (не без зубрежки) спрашивает о том, почему «Ватикан никак не реагирует на эксцессы большевиков», потом доверчиво сообщает, что у ее матушки малокровие: «Ты знаешь, она целый год при большевиках в Петербурге прожила. Вот и получила. Жиров не было, потом эти... азотистые вещества тоже в организм не... этого... не входили». И заключает: «Ну, одним словом – коммунистический рай». Они идут к реке («Ведь снаряды не долетают сюда, это ведь далеко»). По поводу доносившегося гула боя «клоп», как ее изящно назвал герой Аверченко, заявляет: «Какой же это пулемет? Пулемет чаще тарахтит. Знаешь, совсем как швейная машина щелкает. А это просто пачками стреляют. Вишь ты, очередями жарят». А когда рассказчик «ошибается» в названии разорвавшегося снаряда, «ее серый лукавый глаз глянул на меня с откровенным сожалением: «Знаешь, если ты не понимаешь – так уж молчи. Какая же это шрапнель? Обыкновенную трехдюймовку со шрапнелью спутал. Ты знаешь, между прочим, шрапнель, когда летит, так как-то особенно шуршит. А бризантный снаряд воет, как собака».
Естественно, после такого препарирования деформированного революцией сознания ребенка (а Миленко пишет, как Аверченко искренне любил детей) ни о каком не то что возвращении, но и просто сотрудничестве с большевиками речи быть не могло. Ведь и его примяло сапогом политики.