Селфи со звездой
Раньше у знаменитостей брали автографы и трепетно хранили их среди страниц книги или в альбомах. Сейчас со знаменитостями селфятся и тут же всему миру рассказывают об этой незабываемой встрече. Малейшее пересечение со звездой уже дает повод если не фото зарегистрировать в соцсети, так уж книжку написать точно. Наше желание зачекиниться во времени доходит до абсурда — не успевает умереть известный человек, как соцсеть заваливает фотками с покойным. Люди объясняют это памятью, но мне это видится желанием зацепиться в этом быстротекущем и мгновенно забывающем все времени.
Литературный критик Андрей Рудалев для своего первого книжного труда «Четыре выстрела», вышедшего в издательстве «Молодая гвардия», выбрал прием селфи. Он пишет не просто об известных писателях, а о близко знакомых ему известных писателях. Каждую из четырех историй — а рассказывает он о Захаре Прилепине, Романе Сенчине, Сергее Шаргунове и Германе Садулаеве, — начинает с того, как и где он познакомился с героем, что вместе с ним пережил, как «входил» в его тексты.
«Четыре выстрела» — это четыре автора, ставшие «лицом» «нового реализма». Не они этот термин придумали, но каждый со своей стороны шел именно в этом направлении — писал о сегодня, о времени, о людях, об основных проблемах. Сенчин, Шаргунов, Прилепин, Садулаев. Сейчас это писатели состоявшиеся, уже создавшие, может быть, свои основные тексты. Про них написали все. Кажется, что вновь возвращаться к пройденному — бессмысленно. Но Рудалев, как критик — а специалист он в своем деле вдумчивый, эрудированный и может называться серьезным профессионалом — делает шаг дальше. Он концентрирует все, что было написано об этих писателях, добавляет свое видение и делает свои выводы. Говорит не только вот про этого конкретного автора, а вписывает его в общее направление, объясняет, куда это ведет и что из этого вытекает.
Самый интересный рассказ у Рудалева получился о Романе Сенчине. Поначалу кажется, что и вся остальная книга будет написано так же легко, ладно и живо, но тут, видимо, сказываются личные отношения — Романа Сергей как будто меньше знает, меньше к нему эмоционально привязан, поэтому говорит четко и ясно, не путая к разбору текста свои личные отношения. Сенчин писатель мрачный, да и человек не очень улыбчивый. Рудалев же вытаскивает из его рассказов не только свет и доброту, он доказывает, что Сенчин рассказчик жизни, противник рутины и остановки в пути. И это не про «мрак», а про «свет».
Сергей Шаргунов, по Рудалеву, романтик света, убегатель смерти, главный искатель «чуда» в человеческой жизни. В этом месте книги стройный разбор творчества, как было с Сенчиным, ломается. Рудалев из критика превращается в историка — и начинает подробно останавливаться на политической карьере Шаргунова.
Следом идет Захар Прилепин, главный боец за правду в нашей литературе. Захар Прилепин, человека, с которым Рудалев близок идейно, человек, к которому он ездит на дни рождения и на Донбасс к месту службы, дружит серьезно, по-мужски. Вот эта любовь и принятие во всем — не только потому, что тексты хорошие пишет, а в основном потому, что мужик классный — с первых же строк настораживает. И в этом же открывается главная беда критика Рудалева — он не всегда может отделить свои личные отношения к автору от профессионального отношения к тексту. Постоянные переходы от одного текста к другому и возвращение к первому, воспоминания личных встреч, домыслы и снова метание между текстами, спор с другими критиками. По Рудалеву, Прилепин — он же Евгений Лавлинский — эхо отечественной истории, культуры, судьбы, образец чувственного писателя, для которого крайне важно родство.
Больше узнав об отношениях Рудалева с Прилепиным, чем о текстах писателя, мы погружается в холодный рассказ о Германе Садулаеве. Видимо, в силу большей закрытости, он не так близок критику. Рассказ о нем сух, краток, короток. Про Садулаева Рудалев говорит, что он вышел на бой, чтобы упорядочить хаос. Но упорядочит ли хаос отношения ко всем этим четырем писателям книга «Четыре выстрела» — не уверена.