Сын староверов в поисках «Белой Индии»

Опубликована самая подробная на сегодняшний день биография поэта Николая Клюева

Издательство «Молодая гвардия» продолжает исследовать эпоху Серебряного века. Сергей Куняев написал большую книгу о жизни и творчестве поэта Николая Клюева, которая вышла в знаменитой серии «Жизнь замечательных людей». Книга не лишена тенденциозности, что всегда происходит, когда автор любит своего героя. Но даже не смотря на это она заставляет корректировать свои взгляды на такую сложную и многогранную эпоху как Серебряный век и революция.

«Русская планета» с разрешения издательства «Молодая гвардия» публикует отрывок книги Сергея Куняева «Николай Клюев».

 

 

Сын староверов и великий русский энциклопедист, начавший свое обучение в Выговской пустыни, Михаил Ломоносов, ассоциировавшийся у Клюева с самим народом («за обозом народ — Ломоносов в песнорадужном зипуне»), разрабатывал проект движения российских судов через Северный Ледовитый и Тихий океаны в Индию... Речь шла об обретении новых геостратегических основ России в мировом бытии. И, возможно, не только — ибо, утверждал Ломоносов: «и целой Ориентальной академии быть бы полезно». И если ранее поиски путей на Восток были вызваны именно стремлением к мирной торговле, то при Павле I Россия открыто бросила вызов Британской империи, отправив под началом генерала Платова казачий корпус в Индию — с целью, в том числе, овладения Тибетом. Корпус прошел 1564 версты, когда его настигло известие об убийстве императора. Как писал французский журнал «Монитор» — «Павел I умер в ночь с 24 на 25 марта. Английская эскадра прошла Зунд 31-го. История узнает связь, Фая могла существовать между этими двумя событиями».

Пройдет менее ста лет — и в 1893 году принявший православие тибетский врач Жамсаран Бадмаев представит Александру III доклад «О задачах русской политики на азиатском Востоке», где напишет о необходимости присоединения к Распиской империи Тибета, Монголии и Китая... «Восточный проект» поддержат митрополит Антоний Волынский (Храповицкий), архиепископ Феофан Полтавский (Быстрое), архиепископ Андрей Уфимский (князь Ухтомский), позже перешедший в старообрядчество. А уже в 1910-1914 годах Николай II разрабатывает план присоединения на началах автономии к Российской империи Тибета, поддержанный, с одной стороны, далай-ламой, а с другой — германским императором Вильгельмом, заинтересованным в том, чтобы вытеснить с Востока Британскую империю. Так что втягивание Антантой России в войну с Германией при помощи своей «внутренней партии» имело безусловный геополитический смысл.

Но одно дело — геополитика, другое — историческая и духовная связь Руси и Индии. Еще в Древней Руси было сложено «Слово о рахманах» и переведено на русский «Сказание об Индийском царстве». Это греческое творение XII века, написанное в форме послания индийского царя и священника-христианина Иоанна византийскому императору Мануилу, при всей фантастичности отвечало давней мечте христиан Восточной Европы и Малой Азии о сильном православном государстве на Востоке, способном противостоять язычникам и мусульманам. «Сказание об Индийском царстве» получило распространение на Руси во второй половине XV века, когда уже было сложено тверским купцом Афанасием Никитиным сто знаменитое «Хождение за три моря» — в ту страну, куда издавна стремились русская мечта и мысль, нащупывающие подспудную тесную связь, соединяющую два мира. Никитин свершил свое «Хождение» прославлением Бога на арабском языке с цитатой из 59-й суры Корана и мусульманским перечнем божественных имен.

В разное время и по-разному открывался русским людям таинственный Восток.

«В Юаньши, гл. XXIV, записано под 1330 год, что император Вэнь-цзун (1329—1332), правнук Кубилая, создал русский полк под начальством темника. Название полка — Сюан-хун — У-ло-се Ка-ху вей цинкюи — Вечно верная русская гвардия...» Это цитата из статьи Э. Брейтшнейдера «Русь и Асы на военной службе в Пекине», напечатанной в «Живой старине» в 1894 году.

Речь идет о тверичах, разгромленных ордынцами и Иваном Калитой в 1327 году, угнанных в полон и ставших воинами, псарями и сокольничьими при китайском императорском дворе. О них писал в 1960-х Сергей Николаевич Марков — собеседник Клюева конца 1920-х годов — в книге «Земной круг».

«Русские невольники, — писал Марков, — разделяли с китайским народом все те тяготы, которым он подвергся во время правления хана Шунь-ди...

И кто знает, может быть, русские люди принимали участие в освободительных восстаниях против монгольского владычества в Китае?.. Русские люди были свидетелями свержения ненавистного господства дома Юань в Китае. Может быть, последний великий хан увел с собою своих русских невольников? Ответить на этот вопрос невозможно.

Но не здесь ли и скрыта вековая загадка Беловодья? Вспомните, как еще лет сто назад бородатые алтайские кержаки искали свою страну обетованную в пределах Западного Китая, в Монголии, пробираясь к озеру Лобнор? Какие жизненные корни имела старая сказка о заповедном Беловодье, о звоне русских колоколов в самой глубине Центральной Азии? Может быть, привлекательная для русских раскольников легенда была основана на вполне жизненных событиях далекого прошлого?»

Клюев знал и о поисках староверами истинных благочестивых епископов, которые, по преданию, скрывались в Ливанских горах или в Египте — на берегах Нила. Он знал о путешествии иноков Павла и Алимпия в Сирию, Палестину и в Египет, где близ Каира они и нашли старцев-старообрядцев. Знал он и о том, что выговский старец Михаил Вышатин окончил свои дни в Палестине. Это знание и рождало строки, пронизанные ощущением русской вселенскости:

С Соловков до жгучего Каира

Протянулась тропка — Божьи чётки,

Проторил ее Спаситель Мира,

Старцев, дев и отроков подметки.

Русь течет к Великой Пирамиде,

В Вавилон, в сады Семирамиды;

Есть в избе, в сверчковой панихиде

Стены Плача, Жертвенник Обиды.

О связи с дальним и прекрасным Востоком, об «Индеюшке богатой», о таинственном Беловодье, где нет власти, людьми поставленной, где правой вере простор, где свободен дух человеческий, где обретает волю и покой тот, кто войти туда достоин, — повествовалось в староверческих апокрифах, многие из которых могли и не дойти до нас — ибо не подлежали лицезрению праздных глаз, оставались глубоко под спудом, передавались лишь в руки верных — и гибли в исторических катаклизмах, а то и вовсе не записывались, передавались из уст в уста, вроде того песнопения, которым уже после революции завершил Клюев свое стихотворение в прозе «Красный конь»:

Эх ты, сердце наше — красный конь,

У тебя подковы — солнце с месяцем,

Грива-масть — бурливое Онегушко,

 Скок — от Сарина Носа к Арарат-горе,

В ухе Тур-земля с тёплой Индией,

Очи — сполохи беломорские, —

Ты лети-скачи, не прядай назад; —

Позади кресты, кровь гвоздиная,

Впереди — Земля лебединая.

Тайные списки легенды о Беловодье в XIX веке изымались и хранились в секретных полицейских архивах... Они были и своего рода руководством для путника, что идет к земле обетованной через зашифрованные точки маршрута.

… Эта легенда о таинственном Беловодье возникла еще до раскола, но после него обрела новый смысл. Речь ведь идет не о доселе неизвестной — о забытой земле. И из поколения в поколение передается завет — найти тот край, дорога к которому позабыта — а лежит этот край в восточной земле, и бредут староверы на поиски некогда утерянного рая земного.

Там — в Уймонской долине — действительно оседали многие из русских странников, пустившихся на поиски Беловодья. Другие же шли дальше, на Восток.

Поиски — поисками, а была еще и прапамять, хранящая знание о едином истоке, о котором стали писать и издавать книги в России и Индии в начале XX века.

К 1916 году, на который в клюевском восприятии приходится пик противостояния вербы и железа, Руси и Запада — Николай обретает тайное знание этой связи — и ее воплощение в его поэтическом творчестве растянется на несколько лет. Ключевым в этом никак композиционно не организованном поэтическом цикле станет стихотворение (точнее, мини-поэма) «Белая Индия».

«Сказка — алмазный узор», утерянная Всевышним, что обронил ее «в Глуби Глубин», исчезла «на дне всех миров, океанов и гор» — и ни один архангел не смог отыскать ее — ни у Смерти, ни у Времени, ни у Месяца, ни у Солнца, — до тех пор, пока Земля — Саваофовых брашен кроха, Где люди ютятся средь терний и мха, Нашла потеряшку и в косу вплела, И стало Безвестное — Жизнью Села.

В Белой Индии обретение селом «Безвестного» влечет «загадок и тайн золотой приворот»... И разгадка этих тайн приводит к прозрению путей, соединяющих современность с праисторией, когда арьи (в изначальном значении — пахари) слагали вещие гимны о своей прародине, уходя чрез горы и реки на юг, сохранив и приумножив тайное знание в дебрях Индостана.

… Клюевский космос сосредоточен в северной деревне, которая сама воплощает собой единый узел времен и пространств... Композиционные схемы вышитого и тканого орнамента, идентичные в Индии и на Русском Севере (богини с поднятыми вверх руками, утицы и павы, композиции из четырех свастик, соотносящиеся с понятием «аскезы пяти огней» — стояния жреца между четырьмя кострами под лучами солнца, однородная символика плодородия на орнаментированной рубахе), были хорошо знакомы Клюеву... «В пестрой укладке повойник и бусы / свадьбою грезят: "Годов пятьдесят / Бог насчитал, как жених черноусый / выменял нас молодухе в наряд"...» Женский повойник, также связанный с символикой плодородия, равнозначной у русов и арьев, — не только память о матери и свидетельство некогда бывшего достатка в доме (за повойник отдавали две дойные коровы) — но и наглядное свидетельство той незримой нити, что пронизывает все стихи Клюева ближайших пяти-шести лет:

Помнит моя подоплёка

Желтый Кашмир и Тибет,

В шкуре овечьей Востока

Теплится жертвенный свет.

Я — лежебок из чулана

В избу зазимки принес...

Нилу, седым океанам,

Устье — запечный Христос.

Так вещает сам тулуп поэта, висящий в чулане, а поэт, вслушиваясь в безмолвную речь одушевленного друга, находит свой ответ:

Кто несказанное чает,

Веря в тулупную мглу,

Тот наяву обретает Индию в красном углу.

«Индия» неизменно ставится в красный угол, «все разноверья и толки» омываются в православной купели, а сама связь — таинственна, незрима и несказанна, доступна лишь ведающему тайну, разлитую в воздухе Божественного мира.

Куняев С. С. Николай Клюев — М.: Молодая гвардия, 2014