Тайна свободы Андрея Вознесенского

Так получилось, что я с юности стал собирать книги из серии "Жизнь замечательных людей". Да так увлекся этим делом, что продолжаю заниматься им по сию пору, уверенно перешагнув пенсионные барьеры. Увы, вовремя с собирательством остановиться оказалось невозможно, а теперь уже - просто поздно: затянуло. И не только одного меня. По своему окружению знаю, много нас таких мнимых книгочеев.

В моей коллекции сейчас где-то около восьмисот томиков под обложкой единого образца. Это порядка половины из того, что было издано с 1933 года за весь период публикации произведений ЖЗЛ.

Собрание занимает немало места в моей небольшой квартире. И когда я приношу домой очередную книгу, то жена добродушно сетует, мол, зачем она тебе, ты ведь ее все равно не прочитаешь.

Умом я супругу прекрасно понимаю, потому что она в сущности права. Ведь действительно не прочитаю. Из всего имеющегося у меня многообразия трудов из серии ЖЗЛ осилил, возможно, пятьдесят - шестьдесят, а из них навскидку помню лишь "Мольера" Михаила Булгакова да "Джека Лондона" Ирвинга Стоуна. Новинки складываю на полку, размещая по годам выпуска, иногда возьму в руки, перелистаю пару страниц и, если ничто не привлечет моего внимания, а такое бывает сплошь и рядом, снова ставлю на место. Уже практически навечно.

Так могло случиться и с только что вышедшей в издательстве "Молодая гвардия" книгой Игоря Вирабова "Андрей Вознесенский". Скажу откровенно, этот поэт никогда не был мне близок, гораздо "роднее" были - из когорты его сверстников Белла Ахмадулина, а из предшественников - Марина Цветаева и Николай Заболоцкий. Сами понимаете, особых поводов познакомиться с биографией Вознесенского не существовало. Так бы осталась она мною непознанной, если бы я по традиции не решился взглянуть хотя бы на страничку текста. Открыл наугад четырнадцатую, пробежал мимоходом "Глава первая. Ты мой ребенок, мама (заголовок). Активность солнца и родителей (подзаголовок)". А потом ахнул от неожиданности, настолько сочной оказалась первая же прочитанная мною строка: "В пятницу 12 мая 1933 года - ХХ век - с утра слегка припекло и окна разинули рты". Как вам? А меня так просто зацепило. Не читать дальше я уже не мог. И не то чтобы залпом - знакомиться с таким ярким произведением одним махом не получится, - но практически неотрывно, что со мною редко происходит, одолел все семьсот с лишним страниц текста.

И сколько же я удивительных только языковых и стилистических открытий сделал. Вот, к примеру, такое: "Солнце ли тому виной, революции или прочие ритмы, ну как тут не сказать: да здравствуют родители будущих героев шестидесятничества, не теряющие зря ни дни, ни, что немаловажно, ночи!" Это - о рождении Андрея Вознесенского, который, как вы уже догадались, появился на свет как раз 12 мая 1933 года.

И дальше - все в таком же завораживающем, околдовывающем духе. Соскучившись по живому, густому истинно русскому языку, в книге Игоря Вирабова я нашел целый кладезь новых созвучий, выражений и слов. Одно только "стиХХI" чего стоит!

Вот так видеть и думать могут далеко не многие. Игорь Вирабов - в числе этих уникумов. Его произведение, на мой взгляд, с полным правом можно отнести к высокой литературе. Ее уровень соответствует, если так можно выразиться, уровню героя книги, поэта Андрея Вознесенского, о жизни которого рассказывает автор.

Этот рассказ я бы рискнул отнести к жанру, если хотите, документальной повести, в которой документами являются стихи выдающегося поэта современности. Ткань книги насквозь "простегана" стихами, которые по сути являются стержнем всего глубокого повествования. Без них бы оно из яркой, многоцветной картины превратилось в полотно, написанное одной краской, пусть даже белой - хотя бы даже и с пятьюдесятью оттенками, столь модными ныне.

Тем, кто плохо знаком с творчеством Андрея Вознесенского, а я, увы, нахожусь в их числе, книга, уверен, станет хорошим подспорьем в изучении богатого наследия Андрея Андреевича. Не счесть количества выдержек из произведений Вознесенского, их прямого цитирования. И каждое - самый настоящий перл в прямом, изначальном смысле этого слова: драгоценность, сокровище. Все их непременно хочется объять целиком после того, как прочитаешь маленький отрывок.

Вознесенский вошел в мировую поэзию столь стремительно и мощно, что сразу же покорил сердца многих взыскательных читателей на всей планете. Прежде всего стихотворением "Гойя", которое сочинил, когда ему было всего 26 лет. "Это музыка памяти записалась в стихи", - говорил о нем сам Вознесенский. Строчки из этого стихотворения, по утверждению жены поэта Зои Богуславской, он вспомнил за несколько минут до смерти: "Я - Гойя! Глазницы воронок мне выклевал ворог, слетая на поле нагое..."

А одним из последних стихотворений были "Фиалки", которые я приведу в заключение. А между ними - целый пласт поэзии, уместившийся в 77 годах жизни поэта и во всей полноте отразившей ее.

О, какой же интересной и насыщенной она, эта жизнь, оказалась, какие знаковые события вместила в себя. "Как среда обитания поэту необходима тайная жизнь, тайная свобода. Без нее нет поэта", - писал Вознесенский. Этих тайн у него оказалось более чем достаточно. И некоторые из них осторожно, осмотрительно, с большим тактом попытался раскрыть Игорь Вирабов.

Тайны, конечно, в основном касаются личной жизни, хотя и не только ее, но и творческой. "Рассекречивая" некоторые события, автор книги не придерживается хронологической линии, не следует точно за биографией поэта, подчас отвлекаясь от нее. Не это для него главное. Куда важнее показать путь становления Вознесенского как выдающейся творческой личности, как фигуры поистине вселенского масштаба.

В таковую она вырастает у нас, складывается впечатление, прямо на глазах, по мере освоения текста. И иной не могла быть просто по определению. Судите сами. Вознесенский учился в одном классе с еще одним гениальным человеком - Андреем Тарковским. С детства он близко общался с нобелевским лауреатом писателем Борисом Пастернаком, который сам позвонил мальчишке и пригласил к знакомству после чтения его первых стихов.

Судьба, судьба вела Андрея Вознесенского к признанию. Но утверждение шло совсем не просто. Да, в советское время ему многое прощалось. Но цензуре он подвергался жесточайшей. Уже после кончины СССР были опубликованы такие ернические, даже хулиганские строки из поэмы о Ленине "Лонжюмо":

...Но, увы, еще до потопа

От рождения нам дана:

Одна родина, одна жопа

И, увы, одна голова.

А как Вознесенскому досталось на встрече с главой государства Никитой Сергеевичем Хрущевым. После устроенного им разноса Андрей Андреевич несколько дней не мог найти себе места, его постоянно рвало, а еще пару лет он испытывал серьезные недомогания. Все это, по мнению Зои Богуславской, могло послужить причиной возникновения болезни Паркинсона, которой Вознесенский страдал последние пятнадцать лет своей жизни.

Но тем не менее работал, писал, сочинял прекрасные стихи, которые навсегда останутся с нами и с человечеством. Вот одно из последних - "Фиалки", которое я обещал привести в заключение.

Ухаживали. Фаловали.

Тебе, едва глаза протру,

Фиалки - неба филиалы -

Я рвал и ставил поутру.

Они из чашки хорошели,

Стыдясь, на цыпочках, врастяг

К тебе протягивали шеи,

Как будто школьницы в гостях.

Одна, отпавшая от сверстниц,

в воде отплывшая по грудь,

свою отдать хотела свежесть

кому-нибудь, кому-нибудь...