«Тот самый Мюнхгаузен»: Отрывки из новой биографии немецкого барона
Благодаря книге серии ЖЗЛ можно узнать, что фильм Марка Захарова сокращали не только в советское время, но и в наши дни — уже по религиозным соображениям.
Имя барона Мюнхгаузена, неисправимого лгуна, выдумщика и фантазера, известно каждому с детства. Многие знают и о том, что человек с таким именем — подлинный Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен — действительно жил в Германии в XVIII веке и оставил о себе память в России, где проходила его военная служба. Но каким этот человек был на самом деле? Какие события истинной биографии послужили основой его веселых историй? И какую роль в создании легендарного образа сыграли авторы первых печатных сочинений, написанных от его имени, — немецкие писатели
Чтобы ответить на эти и множество других вопросов, автор книги, опубликованной издательством «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей», писатель Сергей Макеев прошел земными дорогами настоящего Мюнхгаузена в Германии и России, а затем и фантастическими путями вымышленного барона. И выяснилось, что попытки отделить одного от другого удаются лишь отчасти и лишь на короткое время, ибо эти два персонажа по странному закону взаимного притяжения вновь и вновь сливаются в нерасторжимое единство, продолжая и по сей день удивлять нас все новыми и новыми гранями своей необыкновенной личности.
Отдельное внимание биограф барона уделил экранизациям его приключений. С разрешения издательства КиноПоиск публикует избранные отрывки из книги, посвященные экранным приключениям Мюнхгаузена.
Открывателем кинотемы был один из зачинателей кинематографа, французский кинорежиссер Жорж Мельес. В 1911 году он поставил фильм «Приключения барона Мюнхгаузена», известный также под названием «Видения барона Мюнхгаузена». Мельес, выдающийся киноэкспериментатор, воспользовался образом Мюнхгаузена, чтобы поразить зрителей фантастическими превращениями. После веселого застолья захмелевший барон видел сны, начинавшиеся как прекрасные грезы, но скоро превращавшиеся в кошмары. Он просыпался и засыпал вновь, чтобы оказаться в иной кинореальности: переносился во дворец фараона; потом в античную Элладу, где три грации вдруг превращались в оборотней, которые набрасывались на него; Мюнхгаузен попадал в ад, где его терзали бесы. Проснувшись, барон хватался то за голову, то за бока. В общем, Мельес поиздевался над бедным Мюнхгаузеном всласть. Но зрители были потрясены этим зрелищем.
«Похождения Мюнхгаузена» (1929)
В 1929 году появилась первая отечественная «киномюнхгаузиада» — мультфильм «Похождения Мюнхгаузена», снятый на киностудии «Межрабпомфильм». Его сценарий написали Наталия Сац, создательница детского музыкального театра, и режиссер картины Даниил Черкес; художниками были Иван Иванов-Вано и Владимир Сутеев — все будущие классики отечественной мультипликации. Восемнадцатиминутный фильм был черно-белым, без звука, с титрами. По сюжету хитрая лиса утащила курицу с баронского двора, Мюнхгаузен бросился за плутовкой. В этот основной сюжет преследования вставлено несколько других эпизодов: про лошадь, разделенную пополам (в фильме ее перерубило упавшее дерево), про уток на бечевке, про оленя с вишневым деревом на голове. В погоне участвовала и собака барона, тоже наделенная оригинальным характером. Наконец барон верхом на половине лошади хватал лисицу за хвост, а она выпрыгивала из собственной шкуры. Сам Мюнхгаузен был представлен в фильме как забавный незадачливый герой. В картине много остроумных трюков, хотя, конечно, чувствовалось влияние ранних мультфильмов Уолта Диснея. Но в целом фильм удался, его и сегодня можно посмотреть с интересом, а главное, с улыбкой.
В 1943 году в Германии вышел кинофильм «Мюнхгаузен». Он готовился специально к 25-летию главной киностудии страны UFA. Заказчиком постановки было министерство пропаганды, за ходом работы присматривал лично Йозеф Геббельс. На картину был выделен щедрый бюджет, изготовлены роскошные костюмы, декорации и бутафория; использовались передовые кинотрюки, натурные съемки проводились в том числе в Венеции. Были привлечены известные режиссер и актеры. И только имя сценариста ничего не говорило публике — какой-то Бертольд Бюргер. Под этим псевдонимом выступил известный немецкий писатель Эрих Кёстнер. Убежденный демократ, противник милитаризма, Кёстнер оказался если не врагом нацистского режима, то явно не его сторонником. Его книги, в том числе и детские, жгли на кострах, и впредь ему было запрещено печататься в рейхе. Уехать он не успел или не пожелал, иногда ему удавалось что-то опубликовать за границей. И вдруг этого скрытого диссидента пригласили на работу по госзаказу, но не афишируя своего имени. Кёстнер составил свой псевдоним из имени любимого драматурга Брехта и фамилии автора первой немецкой книги о приключениях барона Мюнхгаузена.
Над сценарием он работал полгода, ему хотелось отойти от заказного плакатного образа, показать нового Мюнхгаузена, действительно вечного героя. Естественно, персонаж, переживший свое время, должен был стать мыслителем, философом. Поскольку образ был вписан в канву веселых приключений, то сценарий не вызвал особых нареканий. Фильм удался, это была крепкая работа, которую и сегодня можно посмотреть с интересом и удовольствием, иногда с улыбкой, иногда и с грустью — в картине есть драматические и лирические сцены. Россия и русские представлены, конечно, в карикатурном виде, но наиболее гротескно были изображены турки. И это странно, ведь в это время Германия была очень заинтересована в том, чтобы союзная Турция вступила в войну. Однако фильм «Мюнхгаузен» вышел на экраны в неудачное для Германии время — после разгрома под Сталинградом и перехода Красной армии в наступление на нескольких направлениях. Финальную сцену, в которой вечный Мюнхгаузен отказывался от своего дара «сверхчеловека», можно было воспринять как некое предчувствие катастрофы. После 1945 года фильм почти не демонстрировался; он был известен только киноведам и лишь в конце столетия стал доступен в видеозаписи и в интернете.
4. «Приключения Мюнхгаузена» (1974—1975)
В 1974—1975 годах был снят сериал из четырех мультфильмов «Приключения Мюнхгаузена». Сценарии и тексты песен написал известный детский поэт, писатель и драматург Роман Сеф. Две серии поставил режиссер Анатолий Солин, еще две — режиссер Натан Лернер. Фильмы «Чудесный остров» и «Павлин» являются фактически «мюнхгаузиадами», почти не связанными с классической книжкой. Но и оставшиеся две сильно переработаны. Так, в фильме «Меткий выстрел» барон Мюнхгаузен на Северном полюсе стреляет вишневой косточкой не в оленя, а в белого медведя, но последствия те же. Сериал часто демонстрировали по телевидению. Спустя почти 20 лет режиссер Солин поставил еще один мультфильм, «Волк в упряжке», но уже с другой съемочной группой, поэтому пятая серия отличается по стилю от предыдущих. Дети, не читавшие книжку, представляют барона Мюнхгаузена таким, каким он изображен в этом мультсериале.
«Тот самый Мюнхгаузен» (1979)
В последний вечер уходящего 1979 года на телеэкранах страны состоялась премьера двухсерийного фильма «Тот самый Мюнхгаузен». Лучшие телефильмы всегда приберегали, а иногда и специально планировали для новогоднего эфира. И вот люди, забыв о застолье, погрузились в «комическую фантазию», как обозначили авторы жанр телефильма. Но эта лучшая «киномюнхгаузиада» имела свою предысторию.
В 1974 году Театр Советской армии заказал сатирику и драматургу Григорию Горину пьесу о бароне Мюнхгаузене. Инициатором будущей постановки был выдающийся артист Владимир Зельдин — ему хотелось сыграть Мюнхгаузена. Зельдину в ту пору было почти 60 лет — возраст реального Иеронима фон Мюнхгаузена, когда тот прославился своими рассказами; при этом Владимир Михайлович молодо выглядел и прекрасно двигался. Вероятно, в театре ждали жизнерадостной приключенческой комедии. Выбор пал на драматурга Горина, потому что его пьесы на историческом и литературном материале были у всех на слуху — спектакли «Забыть Герострата!» в Ленинградском театре им.
Григорий Израилевич Горин готовился, перечитал классического «Мюнхгаузена», в общих чертах ознакомился с биографией реального прототипа. В пьесе и в фильме угадываются некоторые мотивы из «мюнхгаузиад» прежних лет, но знал ли эти произведения Горин, доподлинно неизвестно. Можно утверждать лишь, что он прочитал роман Карла Иммермана «Мюнхгаузен»: в нем герой, внук барона Мюнхгаузена, называет имя своего отца — Феофил. В пьесе и фильме именно так зовут сына «того самого Мюнхгаузена». Есть и другие указания на то, что Горин читал книгу Иммермана.
Из всего прочитанного возникла одна из главных тем пьесы, послужившая завязкой сюжета: семья. Какая семья могла быть у такого необыкновенного человека? И кто вообще способен принять его, любить его таким, какой он есть? Следующий шаг — за пределы домашнего круга — вывел автора на тему отношений исключительной личности с обществом; это, по сути, расширение первой, семейной темы, до масштабов города, государства, мира. И третья тема, лично писателем выстраданная, — о взаимоотношениях творческой личности с обывателями и властью. Все, что окружало Мюнхгаузена, в разной степени пронизано лицемерием и ложью, и в этом реальном мире лжи самым правдивым оказывался фантазер и мечтатель барон Мюнхгаузен.
Пьеса под названием «Самый правдивый» оказалась неожиданной для театра, но всем очень понравилась; началась работа над спектаклем. Ставил его главный режиссер ЦТСА Ростислав Горяев, на роль Баронессы наметили Людмилу Касаткину, на роль Марты — Ларису Голубкину. Кстати, в сценическом варианте не было роли Герцога, всю власть в пьесе представлял один Бургомистр. Музыку к спектаклю сочинял композитор Алексей Рыбников, с которым Горин был хорошо знаком. Композитор присутствовал на чтении пьесы автором в Центральном доме актера, где собрались люди театра. Горин читал, интонационно выделяя особенно важные реплики, это был как бы спектакль, исполненный драматургом. Под впечатлением услышанного Рыбников вернулся домой, сел за фортепиано, и сразу родились основные музыкальные темы. Но это были грустные мелодии.
Уже на стадии подготовки будущий спектакль заинтересовал Марка Анатольевича Захарова. Как-то, встретив Рыбникова в Ленкоме, Захаров словно небрежно спросил: «Что это вы там сделали с Гришей, какой-то спектакль? Сыграй-ка темку!» Композитор сыграл, Захаров неопределенно хмыкнул. И только.
Спектакль удался, он был одобрен комиссией Главного политуправления Советской армии — руководящей инстанции театра. Рассказывали, что генералов озадачила финальная реплика Мюнхгаузена: «Серьезное лицо — это еще не признак ума», — но они решили не придираться: еще подумают, что они приняли ее на свой счет. Представления шли с аншлагом, постановка была высоко оценена критикой. Позднее телеверсию показали по Центральному телевидению. Мюнхгаузен-Зельдин был великолепен, изящен, романтичен — настоящий рыцарь фантазии! На одном из первых показов побывал Марк Захаров, увидевший в спектакле большие возможности для фильма. Режиссер предложил Григорию Горину переработать пьесу в киносценарий.
Ключевое значение для фильма имело приглашение на главную роль Олега Ивановича Янковского. Сначала Захаров видел в этой роли Андрея Миронова; прекрасный артист, любимец публики, он уже снимался у Захарова — играл Остапа Бендера в «Двенадцати стульях» и министра-администратора в «Обыкновенном чуде». Если бы это назначение состоялось, мы получили бы другого Мюнхгаузена и другой фильм. Но Миронов был занят, и Захаров предложил попробовать роль Янковскому. Это было смелое решение: у Янковского другое актерское амплуа, но он обладал и комедийным талантом и во многие роли добавлял оттенок иронии, легкого комизма. Однако это была лишь грань его дарования, ему предстояло развернуть эту грань в главной трагикомической роли. Горин поначалу не рассмотрел своего героя в Янковском, были возражения у руководства, но Захаров, сделав рискованный выбор, стоял на своем.
Янковский стал своеобразным камертоном для всего актерского состава — рисунок роли, созданный артистом, скорректировал игру других исполнителей. Появилась некоторая сумасшедшинка, запредельность во всей художественной ткани фильма. Наверное, дело в том, что Мюнхгаузен в исполнении Янковского верит в свои фантазии; он живет на узкой грани между реальностью и вымыслом, это его modus vivendi, образ жизни творческой личности. Некоторые мотивы, акценты в фильме были усилены по сравнению с пьесой. Характер Мюнхгаузена и сами его фантазии показаны в развитии — от литературно-исторических мечтаний к дерзновенному научному прорыву, к познанию тайны времени.
Точка отсчета — 32-е мая — это уже не фантазия в чистом виде; «секунды неучтенного времени» реально существуют. Поэтому 32-е мая стало для Мюнхгаузена-исследователя своеобразным символом веры, иначе не стал бы он объявлять о нем в такой момент, когда решалась судьба его и Марты. Этот момент — промежуточная кульминация в драматургии пьесы и фильма: противостояние Мюнхгаузена с окружающими стало непримиримым. Ему могли простить его безобидные фантазии, могли даже согласиться на развод, но он замахнулся на весь миропорядок! Заколебалась даже Марта, усомнился верный Томас. Не случайно понятие «32-е мая» в представлении российского зрителя вобрало в себя и фильм Горина—Захарова, и образ Мюнхгаузена-Янковского. Кстати, в связи с этой датой поражает точность Горина даже в деталях: только адвокат мог заметить ошибку в дате при беглом взгляде на документ, только настоящий сутяга мог мгновенно оценить перспективы этой ошибки для исхода судебного процесса.
В работе над фильмом все удачным образом сложилось, случилось, срослось. Так же в свое время из пустяков и побасенок сложился классический «Мюнхгаузен». Артисты, другие участники съемок впоследствии вспоминали много забавных историй, даже приключений, но никто и никогда не рассказывал о том, как, собственно говоря, создавался выдающийся фильм. Каждый делал свою часть работы с полной самоотдачей, однако лишь часть, фрагмент мозаики, не представляя целого. Наверное, только Захаров и, может быть, Горин могли видеть всю картину в общем виде.
Фильм довольно легко прошел все начальственные инстанции. Сокращения имели, так сказать, рабочий характер, они происходили уже на стадии съемок. Так, в фильм не вошла часть диалога пастора с бароном — после того, как Мюнхгаузен показал гостю свиток Софокла с дарственной надписью:
— Извините меня, барон, — пастор откашлялся и приготовился к решительному разговору. — Я много наслышан о ваших, о ваших, так сказать, чудачествах. Но позвольте вам все-таки сказать, что этого не может быть!
— Но почему? — огорчился Мюнхгаузен.
— Потому что этого не может быть! Он не мог вам писать!
— Да почему, черт подери?! Вы его путаете с Гомером. Гомер действительно был незрячим, а Софокл прекрасно видел и писал.
— Он не мог вам написать, потому что жил в Древней Греции.
Глаза Мюнхгаузена продолжали смеяться, но сам он принял позу глубоко задумавшегося человека:
— Я тоже жил в Греции. Во всяком случае, бывал там неоднократно.
Уже в постсоветский период был сокращен еще один фрагмент — видимо, по соображениям религиозной толерантности. После того как пастор посоветовал Мюнхгаузену: «Живите как жили…» — а Мюнхгаузен возмутился: «Вы, служитель церкви, предлагаете мне жить во лжи?» — следовал такой диалог:
— Странно, что вас это пугает, — пастор вскарабкался в бричку. — По-моему, ложь — ваша стихия!
— Я всегда говорю только правду! — Мюнхгаузен невозмутимо уселся рядом с пастором.
— Хватит валять дурака! Вы погрязли во вранье, вы купаетесь в нем, как в луже.
— Вы думаете?
— Я читал вашу книжку!
— И что же?
— Что за чушь вы там насочиняли!
— Я читал вашу — она не лучше.
— Какую?
— Библию.
— О Боже! — пастор натянул вожжи.
— Там, знаете, тоже много сомнительных вещей. Сотворение Евы из ребра. Или возьмем всю историю с Ноевым ковчегом.
— Не сметь!.. Эти чудеса сотворил Бог!
— А чем же я-то хуже!.. Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию!
— Не всех!..
— Вижу!.. Создавая вас, он, очевидно, отвлекся от первоисточника!
Оценивая фильм «Тот самый Мюнхгаузен», очень многие в первую очередь отмечают его сатирическое звучание, притом отмечают в одинаковых выражениях: «Брежнев», «эпоха застоя», «война в Афганистане». И вот все это стало историей, а «Тот самый Мюнхгаузен» по-прежнему «тот самый» и даже «самый-самый». Думается, объекты сатиры сегодня даже больше походят на персонажей фильма: нынешние герцоги, бургомистры, пасторы, генералы и придворные у всех на слуху. Но в целом острота обличения немного притупилась, и открылись изначальная глубина и многозначность фильма. В том числе тайный смысл открытого финала: в соответствии с художественной правдой фильма полет барона Мюнхгаузена на ядре должен стать неопровержимым доказательством его правоты, торжеством творческого духа над мертвечиной обыденности. А если не по художественной, а по жизненной правде: полетит? Долетит? И вернется ли? Не означает ли этот финал метафору смерти как избавления? Ведь Мюнхгаузен уже умирал однажды, отказавшись от себя самого, приняв личину садовника Мюллера, но это была его нравственная смерть, не физическая. Может быть, ответ кроется в реплике Мюнхгаузена перед самым подъемом вверх, в неизвестность: «Господи, как умирать надоело!» Не всякий зритель задумывается над этим, финал воспринимается на эмоциональном уровне целиком, просветленно и оптимистично. Так и было задумано авторами, ну, а скрытый смысл таится где-то за кадром, словно тень за спиной героя.
Пьеса «Самый правдивый» и фильм «Тот самый Мюнхгаузен» в какой-то мере подвели итог — может быть, промежуточный — художественным поискам «нового Мюнхгаузена» в русской культуре. Мюнхгаузен-Янковский стал «героем нашего времени» для нескольких поколений взрослых россиян и русскоязычных соотечественников за рубежом. Активная часть молодых людей, вступивших в жизнь в постсоветский период, была в какой-то мере воодушевлена этим героем.