В поисках Марселя Пруста
«Мне думается, писатели, жившие в начале века, чрезвычайно удивились бы, услышав, что один из величайших среди них, тот, кому предстояло преобразить искусство романа и ввести в мир искусства идеи философов и словарь ученых своей эпохи, — это постоянно больной, неизвестный широкому читателю и массе образованной публики молодой человек, в котором те, кто встречал его, видели человека светского, быть может интеллигентного, но не способного создать великое произведение».
Так высказался в своем эссе о Марселе Прусте главный портретист французской литературы Андре Моруа.
И он прав. Жизнь Пруста отнюдь не изобиловала яркими эпизодами, которыми высвечены жизнеописания Александров Дюма (отца и сына), Бальзака, Гюго, Жорж Санд и других обитателей литературного Олимпа, отраженного в книгах Моруа.
Хотя время Пруста -это годы вошедшие в историю как «Белль эпок» — «Прекрасная эпоха», которую в 1914 году разнесли в клочья августовские пушки Великой войны. Это был золотой век автомобилестроения и воздухоплавания, бульваров и кафе, кабаре и морских купаний, время расцвета фотографии, рождения кино, успехов естественных наук, новейших технологий и медицины, становления социологии и этнографии, археологических открытий, модерна и модернизма в искусстве и литературе, спора вокруг «женского вопроса» и начала суфражистского движения.
Бесспорно Марсель Пруст был сыном своего времени, только в отличие от Мюссе, оставившего яркую и эпатажную «Исповедь сына века», «неуверенный и тревожный поиск Пруста, его кропотливое коллекционирование цветов, вышивок и тревог не означают ничего иного», — замечает Альбер Камю. Но значит ли это, что монументальная эпопея Пруста всего лишь некая эстетическая игра капризного литератора?
Ни коим образом, утверждает Камю.
«Истинное величие Пруста в том, что он описал не утраченное, а обретенное время, собирающее воедино раздробленный мир и облекающее его новым смыслом на самой грани распада. Его нелегкая победа накануне смерти — свидетельство того, что он сумел посредством памяти и разума уловить в быстротекущем потоке форм трепетные символы человеческого единства».
Впрочем далеко не все писатели и мыслители были в восторге от модернистских исканий этого противоречивого писателя. Клерикальный писатель Жорж Бернанос полагал, что «ужасающая интроспекция Пруста может еще какое-то время обманывать наши ожидания и, беспрестанно открывая новые перспективы, держать нас в напряжении, вводить нас в заблуждение, обещая дать те уроки, которых никогда не дает. Эта погоня за призраком безнадежна. О, эти высоколобые и похотливые глупцы, сложные, как хирургические инструменты, и такие же скользкие! Для них „Христос умер напрасно“! Я говорю не только о том, что идеи Бога нет в произведениях Пруста. В них невозможно отыскать никаких признаков божественного присутствия».
Можно соглашаться или спорить со столь разными суждениями, но далеко не все из нас способны осилить семитомную эпопею «В поисках утраченного времени», хотя эта книга наряду с «Улиссом» Джойса считается вершиной литературного модернизма.
А что можно сказать о ее создателе? Не так давно в серии «ЖЗЛ» вышла замечательная биография Джеймса Джойса в исполнении Алана Кубатиева.
Кстати, Пруст и Джойс однажды пересеклись в Париже, однако восторгов друг у друга не вызвали, отметила автор книги «Марсель Пруст» Галина Субботина.
В отличие от Кубатиева Субботиной пришлось решать непростую задачу — создать реальное жизнеописание героя, который казалось бы изложил свою жизнь по полочкам в огромном автобиографическом романе. Но его «неуверенный и тревожный» поиск утраченного времени — это стремление скрыть потаенные стороны душевных терзаний.
Поэтому «биограф Пруста вынужден постоянно разрушать мифы, существующие вокруг его жизни». Занятие это далеко не из приятных. Но у Галины Субботиной это разрушение ради созидания получилось.
Я не уверен, что после прочтения этой мастерски выстроенной биографической книги у большинства читателей возникнет желание перечитать «В поисках утраченного времени»". Но воссозданная Субботиной жизнь французского писателя в контексте «Белль эпок», возможно, позволит нам заглянуть по ту сторону его творчества, даровавшего ему бессмертие.