Вечно преступная дуэль…
Владимир Бондаренко. Лермонтов. – М.: Молодая гвардия, 2013. – 483 с. – («ЖЗЛ»: малая серия). – 5000 экз.
Новую книгу Владимира Бондаренко я читал в Пятигорске. Здесь календарь подчиняется думе о Михаиле Лермонтове. Пять часов до Нового года – юный поэт оставляет очередную возлюбленную и удаляется прочь от житейского тепла. Опустевший город приходит в себя после праздничной ночи – скоро будет завершён удивительный «Валерик». Дня через два уставшие от отдыха туристы подтягиваются к официальному месту дуэли – на закате январского дня Лермонтов, преданный товарищами и постсоветскими биографами, отказывается от выстрела в Мартынова. Всё у В. Бондаренко происходит сейчас. Жизнь, начавшаяся 200 лет назад, – не только мистерия настоящего, но и фатально нарастающая борьба: происходит защита поэта или совершается его повторное убийство.
Город у подножия Машука хранит память русского поэта. Автор книги – против Пятигорска. У «летнего филиала Петербурга», устроившего оранжерею пустоцветов в центре горной пустыни, нет оправдания. В. Бондаренко – против Петербурга: столица империи многое сделала для изгнания гения не только из аристократических салонов, но из самой жизни. Лермонтов должен был держаться Москвы: старорусский мир умел прощать ошибки и ждал новых стихов. Ему стоило больше ценить Пензенскую и Костромскую земли, возвращавшие чувство малой родины. Поэта ждал Великий Новгород с исцеляющим морозом и снежными легендами.
Бондаренко – не против Кавказа: когда Лермонтов уходил в горы, он прорывался к своей истинной природе, связанной с Верхом и Низом, Раем и Адом. На опасной высоте совершалось преодоление тягостной горизонтали, которая размазывала его по «светскому и лживому Пятигорску». В битве пространств, столь значимой для автора, особое место занимает Шотландия – первая земля Лермонтова, где стал мифом средневековый Томас Лермонт (Рифмач), возможно, опре¬деливший стремление русского потомка познать духовную правду мистическими, а не каноническими путями. В. Бондаренко уверен, что, встречаясь с черкесами, сражаясь или дружески общаясь с ними, наш поэт узнавал в себе шотландского горца. Североевропейский воин, живший в родовой памяти Лермонтова, помогал ему быть русским героем. Националистического пафоса здесь нет. Есть пафос имперский, соединяющий разные крови в строительстве Русского мира.
О сложных эпизодах биографии В. Бондаренко пишет как взрослый мужчина, способный оценить нравственные движения давно ушедших людей. Портреты волевой бабки с тяжёлой любовью, деда с театральным самоубийством, рано, слишком рано умершей матери, отлучённого от сына отца – не просто знак формальной солидарности с давно известными фактами, но персональный опыт автора в осмыслении родовой стратегии лермонтовской судьбы. Да, он с детства был «подсажен» на большие деньги, избалован вниманием. Да, не мог отделаться от влияния Е.А. Арсеньевой – бабушки, зорко следившей за исполнением своих наказов в жизни внука.
Лишённый родителей, вырос Михаил не ответственным создателем очага, мечтающем о спокойной старости, а дерзким охотником, ищущим интригующих поворотов в бесконечном любовном сюжете. Бондаренко не скрывает: лучшей женой могла стать Мария Щербатова. Но больше всего Лермонтов любил свою любовь, поэтические вариации неповторимого чувства, а не женщину, готовую идти по житейским дорогам. Она приносила вдохновение, но недолго держалась в сознании, «подменяясь универсальными проблемами поэзии и метафизики». Житейскому счастью – конечно, убыток. Искус¬ству – новые высоты.
Типология эпох – одна из центральных проблем книги. Страх перед талантом и доверие к мелким подпевалам туманят сознание нашей власти, советуют ей хвататься за лапы вампиров, сумевших в очередной раз притвориться достойными традиционалистами. Они – эти двуличные бездари – и привели Лермонтова к смерти. Так считает Владимир Бондаренко.
«Герой нашего времени» заставил царя стать классным литературным критиком, объяснившим, чем опасен главный персонаж романа и почему самодержцу нравится Максим Максимович. Царь желал высокой дидактики, требовалось новое «Бородино». Поэт шёл своей дорогой, на которой было мало смирения.
Логика исследования, проведённого В. Бондаренко, подсказывает: Лермонтов построил действительно суровую модель взаимоотношений с миром, выступив против трёх властей – светской, духовной и нравственно-бытовой. Так ли уж необходим властям рискующий поэт, далёкий от нормативности? Удобнее скромный офицер, предсказуемый прихожанин, верный семьянин. Таким человеком Лермонтов никому быть не обещал.
Думаю, что для В. Бондаренко Лермонтов – не только мистический гений, но и воинствующая правда русской молодости. С ним не состаришься раньше времени! Страстной мечтой он гонится за красивой девчонкой, переходит к молитве и поднимается в небо, чтобы сойти на землю, наброситься эпиграммой на Мартынова и вскоре оказаться в центре схватки с горцами. Автора восхищает умение Лермонтова быть разным: ребёнком, повесой и старцем, всегда обманывающим узкие горизонты ожиданий. В нём было очень много жизни.
Поэтому ясен ответ Бондаренко на часто повторяющийся во¬прос: не является ли рискованная жизнь Лермонтова, а также всё его творчество, обращённое к сюжету смерти, плохо скрытым самоубийством? Не декадент ли Михаил Юрьевич, годами искавший собственного уничтожения? Ведь можно вспомнить его «дурной характер»: и «товарищей оскорблял», с «женщинами недостойно играл», «вскрывал пакеты с чужими дневниками». А ведь есть ещё Владимир Соловьёв, который на закате дней обвинил Лермонтова в тяжелейшей форме демонизма, призвав не читать поэта ради заботы о его душе, свалившейся в ад во время знаменитой пятигорской грозы.
В. Бондаренко отвечает: Лермонтов умирать не собирался, был русским героем, а не суицидально настроенным романтиком. Отсут¬ствовала низость в его благородной душе, он не делал смерть соб¬ственными руками. Был подло убит, предательски застрелен на взлёте. Его преждевременный уход отнял у нас «русского Шекспира», которым мог стать Лермонтов в годы расцвета. В. Розанов писал о «вечно печальной дуэли». Позиция В. Бондаренко – вечно преступная дуэль.
Мартынову – никаких оправданий! «Напыщенный самовлюблённый позёр» прекрасно знал, на кого поднимает руку. Лермонтов не хотел стрелять. Мартынов в упор расстрелял товарища. И все свидетели, бросившие убитого поэта под ливнем, молчали до самой смерти. А за ними – Николай Первый, Бенкендорф, Нессельроде, француз¬ский посол со своим сыном. Впрочем, не только они.
Из двух источников гибели – обнажённой души поэта и усилий внешних врагов – В. Бондаренко отдаёт предпочтение второму, поэтому меньше внимания уделено поэме «Мцыри», способной разыграть перед читателем трагедию угасания в мире, так и не ставшем своим. Из двух ключевых сюжетов лермонтовской судьбы – социально-психологического и мистического – автор детальнее разбирается с первым, поэтому «Герой нашего времени» плотнее, материальнее присутствует в общем замысле книги, чем поэма «Демон».
«Суровый русский северный путь» – основная концепция книги. Лермонтова, увиденного Бондаренко, мог нарисовать Константин Васильев: «Жена севера», «На севере диком»… Эти стихотворения представлены В. Бондаренко как личная исповедь. Дожив до старости, стал бы Лермонтов близок васильевскому «Человеку с филином», парящему между заснеженным лесом и холодным небом с мерцающими звёздами? Да, Лермонтов – «несостоявшийся народный богатырь». Но ведь путь павшего творца проходят его стихи, пылающие яркой свечой, поднимающейся из трагически сгоревшей жизни.