Ваша корзина пуста
серии
Теги

Захар Прилепин: «Люди сами не знают, что они хотят читать»

Но люди знают, кого они хотят услышать: кинозал Донской публичной библиотеки с трудом вместил всех желающих попасть на встречу с Прилепиным.

После того, как сочинения Прилепина включили в школьные и вузовские программы по литературе, многие стали называть его живым классиком. Или без пяти минут классиком.

Однако народ, думается, собрался послушать не столько без пяти минут литературного классика, сколько пассионария с интригующим прошлым (омоновец!) и разнообразным настоящим (политик, публицист, музыкант и даже немножко актер). Но прежде всего — известную личность с четко обозначенной гражданской позицией, не только складно рассуждающую, но и деятельную.

Разговор с читателями предварил монолог Прилепина о животрепещущем. О том, как беспощадно разделил Донбасс российских литераторов:

— Нам представляется, что русская классическая литература населена иисусиками со слезой ребенка во взоре. Это неправда. Они все воевали, — заметил Прилепин, имея в виду не персонажей хрестоматийных книг, а их творцов.

Потом уточнил: даже если и не воевали, то все равно стояли на точке зрения национальных интересов, а не эфемерной общечеловеческой правды.

Понятно, что за этим пассажем — споры в нынешней литературной среде об отношении русского писателя к событиям в Крыму, но, главным образом, на Донбассе.

— Я не могу взращивать в себе теплые чувства к тем, кто считает, что жителей Донбасса следует вернуть в их прежнее положение, чтобы их там учили правильно жить и говорить на правильном языке. Они для меня, как родня, — сказал Прилепин, не скрывая своего презрения к «безудержному пацифизму» ряда собратьев по перу. На Донбассе он бывал неоднократно, помогает его жителям, о чем, впрочем, распространяться на этой встрече не стал.

Он говорил, что ищет поддержку в «контексте русской классической традиции», а «безудержным пацифистам» советовал признать, что не из нее черпают они свои идеи и не ее продолжателями являются.

Интересно было бы услышать дискуссию на эту тему между Захаром Прилепиным и, скажем, Дмитрием Быковым, кстати, автором целой литературно-театральной программы «Гражданин поэт», стоящего на иной политической точке зрения.

Мечты о том, чтобы такая дискуссия прошла у нас на Дону, верно, не осуществимы. А вот если бы на федеральном канале с трансляцией на всю страну? Это могло быть куда интереснее и содержательнее, чем бесконечные теледебаты политиков.

Незаслуженно забытые

Скоро в серии «ЖЗЛ» выйдет новая книга Захара Прилепина. Окончательно с названием еще не решено. Возможно, «Непохожие поэты». Это о жизни и творчестве Корнилова, Луговского и Мариенгофа, который широкой публике известен не столько своими сочинениями, сколько дружбой с Есениным.

Услышав такие малоизвестные факты, как тот, что Есенин на пару с Мариенгофом владели кинотеатром и кафе, и вообще в период их тесной дружбы Есенин забыл о зеленом змие и работал необыкновенно плодотворно, зал даже притих. И, верно, проникся желанием поскорее познакомиться с этой книжной новинкой.

— Вы — преуспевающий писатель. Не могли бы вы взять на себя инициативу издавать наряду со своими произведениями книги наших незаслуженно забытых писателей? Например, Мариэтты Шагинян?

У читателя, задавшего этот вопрос Прилепину, оказался еще и второй: не боится ли Прилепин опуститься до конъюнктуры?

Прилепин ответил, что как раз и занимается тем, за что мало кто из его коллег берется: популяризацией творчества мастеров слова советского времени. В частности, Леонида Леонова:

— Я написал его биографию в серию «ЖЗЛ», добился издания его сочинений. Только что выпустил пять книг стихов той эпохи. Сам составил, написал примечания, вложил свои кровные, чтобы все это издать. Будут еще выходить тома, серия продолжится.

Меня в связи с этим обвиняют в страшном самопиаре: книги выходят в упаковке, на которой написано: «Библиотека Захара Прилепина» и — мой портрет.

Поверьте: не я эту фотографию там придумал. Мне она не нужна. Я хочу, чтобы эти книги были возвращены в круг нашего чтения. В советской литературе было свое ханжество, но это — великая литература. Там содержатся те витамины, которых нет в литературных произведениях ни одной другой эпохи. Это те потрясающие вещи, которые, действительно, и на труд, и на подвиг вдохновляют. В наши дни это нужно, как никогда.

Теперь о конъюнктуре. Когда я взялся за биографию Леонова, меня спрашивали, это про космонавта или про актера? Говорили, что писателя Леонова уже никто не помнит и не читает, и лучше написать про Высоцкого.

Я пропагандирую литературное наследие людей, перед которыми чувствую себя в сыновьем долгу.

Никакой конъюнктуры в серьезной литературе быть не может. Это только кажется со стороны, что можно что-то написать, и все это будут читать. Люди сами не знают, что они хотят читать. Когда я написал роман про Чечню, и был успех, мне говорили: «Ну, конечно, ты просто знал, что про Чечню сейчас востребовано». Но к тому времени уже было порядка тридцати романов про Чечню, и они почему-то оставались невостребованными. Когда я принес в издательство роман «Обитель» о соловецких лагерях, мне сказали, что я сошел с ума. На тему сталинских лагерей уже писали Шаламов, Солженицын, Рыбаков. Все уже объелись этими лагерями, куда ты их тащишь, — сказали мне. А сегодня «Обитель» в лидерах продаж. Люди вдруг захотели прочитать про Соловки, может, захотят прочесть и про Донбасс, хотя про Донбасс вышло уже пять романов разных авторов, — и не востребованы.

Потом Прилепина спросили о его «Письме товарищу Сталину», и он вновь вернулся к теме конъюнктуры в литературе:

— «Письмо товарищу Сталину» — это бесконечные претензии к советской власти тех самых людей, которые своим существованием обязаны этой власти.

В последние пять-семь лет я был самым переводимым русским писателем на Западе. Теперь они не хотят меня издавать. Никто им не запрещает. Не хотят из-за моей позиции. И я всегда буду в их глазах человеком с клеймом русского империалиста, в том числе по причине написания «Письма товарищу Сталину».

Пусть не издают. В этой связи у меня есть внутреннее чувство: «Пошли вы к черту! Все равно скажу то, что хочу сказать!»