«Хождение за Есениным след в след»
На фестивале «Красная площадь» вы представили работу про жизнь Сергея Есенина. Что удалось открыть нового в поэте?
– Да, это была читка нескольких фрагментов моей книги, которая сейчас в работе и которую я надеюсь летом завершить. И я поставил эти фрагменты на сцене совместно с тремя замечательными молодыми актрисами МХАТа. Каждая из них играет ту или иную жену или подругу Сергея Есенина. То есть, это театральное действо, но не спектакль. Из этого эскиза, возможно, потом сможем сделать большую серьезную работу. Едва ли можем найти новую жену Есенина или ребёнка, сокровища Есенина – этого ничего найти нельзя. Но можно совсем иначе трактовать, воспринимать какие-то его побуждения, поступки и делать из них точные выводы. Есть много тем для исследования: Есенин и патриотизм, Есенин и русский национализм, Есенин и семантизм, Есенин и его женщины, его дети – кого любил и не любил. Есенин и советская власть, Есенин за границей. Кстати, в биографии Есенина, как правило, этому уделяется очень мало места. А он прожил 1,5 года за границей, там дико увлекательная история, ряд историй. И вот это хождение за Есениным след в след и попытка наблюдать его жизнь изо дня в день – она даёт совершенно другой эффект в восприятии его жизни.
В литературной среде и в Интернете было много разговоров и про другую вашу работу – роман «Некоторые не попадут в ад», посвящённую ситуации на Донбассе. Давайте проговорим, из-за чего там начался военный конфликт?
– На Донбассе, где живёт 4 миллиона человек, не может быть одной точки, может быть несколько импульсов. Главный импульс, что есть определённый тип, вид донецкого характера. Многие на Украине считают, что они вообще гопники. Есть даже такая поговорка «Не ссы в подъезде, ты же не в Донецке». В Киеве так говорили. И когда произошел Майдан, в Донецке очень долго на всё это смотрели, а потом поняли, что им навязывают определенную картину и систему государственного правления, их это вывело на улицу. Не только их, конечно. На улицу вышли и в Харькове, и в Луганске и даже в Запорожье. Но Донецк за счёт Харькова получил некую фору, потому что в Харьков загнали войска. А Донецк выиграл время и смог так или иначе скоординироваться. Ещё один пункт – захват группы Игоря Стрелкова (во время боёв за Славянск – Прим. Ред.) и, конечно же, второе мая в Одессе. Те трагические события сразу привели в ополчение серьезное количество людей. Ну, и обостряли ситуацию обстрелы мирного населения, когда показали, что жалеть их не будут, что их будут убивать. И это каким-то образом консолидировало Донецк.
Если я сейчас приеду в Донецк, то испытаю чувство страха сразу же, как въеду в город?
– Вы въедете и будете поражены, какие крутые дороги, какой освещённый и чистый, усаженный цветами Донецк. И если заедете в центр города, то увидите газоны, людей спокойных, зайдете в какие-то кафе и рестораны – вы будете поражены, что вы находитесь в одном из самых красивых городов. Там ничего не может напугать. Другой вопрос – я давно уже не езжу в Донецк, я оттуда уехал незадолго до смерти Захарченко. Поэтому за этот год я туда не ездил и стараюсь не комментировать происходящее там сегодня.
А с чем связано, что не комментируете? Потому что не оказываетесь там?
– Не показываюсь там, и вообще, у меня очень сложные взаимоотношения с рядом донецких персонажей, на что-то обижаются всё время, поэтому я лишний раз стараюсь не говорить. Не очень нравится, что я высказываюсь за Донбасс. Там есть люди, которые сами хотели бы высказываться за Донбасс, а их никуда не зовут.
Избранный президент Украины Зеленский на дебатах говорил, что хочет прекратить войну на Донбассе. Как вы оцениваете его высказывания?
– Популистские просто. Ничего он не собирается прекращать, я не знаю, есть ли у него вообще возможность для этого. Скорее всего, есть, но он ничего не будет делать, потому что он тогда потеряет ту часть электората, которую он опасается и боится, что она может запустить процессы снятия его с президентской должности. Отведёт он войска, начнёт мирные переговоры, станет исполнять минские соглашения, признает независимость Крыма, автономию Донбасса или независимость Донбасса – его просто съедят эти 20%. А вот следующий президент Украины, который захочет реально ей управлять, реально иметь мир и выстроить отношения с Россией и хоть как-то поднимать экономику Украины – он будет душить все эти компании: Белинского, Ярушева, всех правых.
Из этих слов можно судить, что Зеленский долго на своём посту не продержится?
– Он пытается заигрывать, но всё изменится, как только он перестанет нравиться и прорусской части, и прагматичной части. Он останется со своими танцами.
Я заметил, что многие мои соотечественники часто стали говорить про Украину, но при этом не замечают проблем в своей собственной стране.
– Я тоже часто говорю про Украину. Во-первых, конечно же, об этом на нашем центральном телевидении говорить проще, потому что там постоянно кого-то можешь задеть. Хотя сейчас я сделал пару программ, они уже выйдут о состоянии экономики в России. Почему ещё мы часто говорим про Украину? Да потому что в целом Украина – это Россия в отрицательном смысле. Конечно, мы поприличнее выглядим. Я много говорил о России, у меня есть несколько статей, где я в пух и прах – насколько у меня было сил – раздербанивал наш социальный дарвинизм, нашу анархическую сволочность, уж мне точно никто не предъявит, что я про это не говорил. Говорил и писал очень много. Просто в последние годы у нас те люди, которые, собственно, и построили эту систему, вдруг стали выступать в качестве оппозиционеров и собрали левую повестку. И вот они рассказывают о плохой чудовищной России. И меня именно это их лицемерие и фальсификация просто поражают. Они мне 15-20 лет назад говорили, что «у нас в России всё прекрасно, вы просто завидуете, а люди работают, зарабатывают». Тогда мне это говорили, а я отвечал «Вы что, с ума сошли? У нас просто безумная страна». Это был 96-98 год. Теперь они играют: у нас бедная и нищая страна, у нас не хватает лосося. А я говорю: «Я же тебя помню 20 лет назад, зачем ты меня обманываешь? Ты же говорил, что всё прекрасно». Кстати, чтобы сказать о том, как в России всё плохо, нужно как-то худо-бедно сравнивать с европейской повесткой дня. А если сравнивать с европейской повесткой дня – даже не с Румынией, Молдавией или с Венгрией, а даже с Францией или с Испанией, Грецией, Португалией – Россия не такая бедная, не такая бесправная и несвободная страна, как нам рассказывают. Это всё ерунда. И даже сравнение пенсий тоже не совсем корректно. Потому что не учитывается колоссальный свод самых разнообразных вещей.
Имеете в виду, что в Европе налоги больше?
– Конечно, налоговая система. Просто берут и манипулируют этими цифрами. Любой человек, который просто заедет в Испанию, Италию и поживёт в каком-нибудь Риме две недели, спокойно общаясь с людьми, он увидит, что им плохо, тяжело, им не хватает денег, ходят в грязной одежде, они ненавидят правительство и свобод у них не больше, чем у нас. Коммунистическая партия, левое движение, националисты нормальные там раздавлены, а вылезают какие-то фашисты. Везде там плюс-минус спектр проблем. То есть, если у нас такая плохая Россия, не надо делать вывод, что есть какая-то Европа, где всё лучше и нам надо сделать так, как у них. Так, как у них, уже не получится сделать, потому что у них тоже всё плохо.
Ваша статья, где вы высказались по поводу фильма Юрия Дудя «Колыма» наделала много шума. И в этой статье было про европейцев, которые пришли на территорию СССР и зверски убивали. Очевидно, что вы говорили про события Второй Мировой войны. Я правильно уловил мысль, что страх перед лагерями – это не тот страх, о котором стоит говорить?
– То, что было на Колыме – конечно, был страх. Был определённый страх от репрессивной машины. Мы дети поколения, разрушенного сталинской репрессией, поколения, которое сталинские репрессии загнали в страх. И этот страх будет возобновляться при всякой новой тирании. Юра немного дезориентирует молодых, не очень понимающих людей, потому что для поколения моих дедушек и бабушек, которые воевали, прошли войну – для них не было никакого акцентированного страха, связанного со сталинскими репрессиями. Они не дети Арбата, они крестьянские жители, по ним так или иначе прошла коллективизация. Все они говорили с абсолютным стойким ужасом о событиях войны. И представить на секунду, что Дудь, который позиционирует себя как независимый журналист, снимает фильм о фашизме, о чудовищно известных европейцах, очень трудно. Тогда на эту тему не рассуждали, в том числе и потому, что многие вещи умалчивались, а сегодня ни один литератор, ни один свободномыслящий журналист, ни Парфенов, ни Троицкий – никто говорить об этом не будет. Если ты делаешь что-то про Европу – станешь выродком. Все посмотрят на тебя и скажут, «Боже мой… Боже мой… Что он несёт». Любой монолог на эту тему может убить твою репутацию. А вот про Сталина – пожалуйста. Поэтому я просто говорю, что это путь наименьшего сопротивления и не совсем разумное расставление акцентов. Именно мои слова про Европу и вызвали колоссальное бешенство в либеральной среде, которую дико возмутила эта статья. А бешенство вызвало, потому что они прекрасно знают, что я прав.
Раз уж заговорили о журналистах и писателях, давайте кого-нибудь из современных писателей похвалим.
– Да запросто. Я очень много жду от нового романа Михаила Елизарова, потому что Миша долго молчал, ушёл весь в музыкальную работу и не писал прозу. Я как-то уверен, что это интересно. Я всегда жду новую прозу Сергея Шаргунова и ещё видно, с какой находчивостью работает Евгений Водолазкин. Написал четыре романа, каждый из которых сделан был в отдельной стилистике и форме. Также, это всегда очень разные книги по подаче, по языку. Это редкая работа. А вообще, я больше всех люблю Александра Терехова, который, к сожалению, уже не пишет прозы и не собирается писать. Но я считаю, что это гениальный писатель, совершенно осмысленно говорю, что Терехов – гений. Однако, к сожалению, у нас есть только то, что он уже написал и, видимо, решил, что не хочет писать ещё.
Сложно быть писателем в современной России?
– Мне сложно судить, потому что есть такие люди, которые только и пишут книги. И, видимо, им очень тяжело. В России огромное количество союзов писателей, где в каждом 60-70-80-150 писателей. Я не знаю, как они живут, честно говоря, для меня их жизнь также непонятна, как жизнь водорослей. Да, я более или менее понимаю, как живут Роман Сенчин или Людмила Улицкая, но не понимаю остальных. Работать только писателем можно лишь тогда, когда ты успешный писатель. Если тебя экранизируют, ставят в театре, переводят на иностранные языки, если у тебя всё хорошо – можно, да. Желательно, чтобы у тебя было не четверо детей, а один.
А вы можете сказать, что нашли своего читателя?
– Конечно. Я всякий раз думаю, что он потерялся. Я же три года был в Донецке, вернулся обратно и подумал, что, быть может, с тех пор всё изменилось и мои читатели исчезли куда-то... И вот я выпустил «Некоторые не попадут в ад», в Москве и в Питере провёл несколько конференций. Вещал на весь зал, на сотни человек. Если их всех суммировать – собрал бы стадион. Плюс, я могу с платными выступлениями выступать. Во Владимире, например, люди за билеты платили. Там 500-600 рублей – это деньги, но собрался полный зал.
Три главных проблемы нашей страны, которые вас беспокоят.
– Наличие сверхбогатых и сверхбедных, брошенная деревня – оставлено 40 миллионов человек с минимальным образованием, минимальной медициной и, конечно же, абсолютно антироссийская, очень высокая часть культурного истэблишмента, которая настроена радикально и просто не любят эту страну, но, при этом, продолжают в ней жить.
А если бы можно было оценить степень свободы в современной России по 10-балльной шкале, то какую оценку поставите?
– Смотря кому ставить. Опять же, слишком сложная система сопоставления. Есть вещи, которые у нас не описывают: личная жизнь президента, например. Но есть очень много вещей, о которых нам с утра до вечера рассказывают в интернете: по дачам, по доходам, по коррупционным сделкам и всему остальному. У нас сажается и изгоняется с работы аномальное количество губернаторов, генералов, начальства самого высокого уровня. Происходит реальная борьба с коррупцией. Давно сняты очень многие коррупционные схемы, когда большинство правителей России сообщили, что «мы уже с вами не играем в эти игры, если будете воровать – мы вас посадим, просто руку оторвём или ногу». Это тоже присутствует, это тоже всё есть. Я уж не говорю про возможность в отношении либеральной интеллигенции высказывать любые взгляды о нашем правительстве, в целом о России. Этого нет в таком акцентированном виде во многих странах. С другой стороны, комментаторы разнообразные, которые на телевидении с утра до вечера высказывают взгляды радикальные, просто русофобские – такого нет на Украине, нельзя услышать на немецком телевидении, на французском. Сейчас у нас есть гражданское общество – есть Архангельск, Екатеринбург, они показывают, что можно тему вытащить, можно упереться и добиться своего. Это тоже предмет гражданского общества. Я вас уверяю, что в западных странах такие вещи в принципе не были бы возможны. Там, если бы кто-то вышел буянить по поводу храма – как вышли бы, так и ушли.
Кирилл Сосков
