«Музыка Гаврилина — про всех нас, про нашу жизнь…»
На минувшей Московской международной книжной выставке-ярмарке прошла презентация книги о композиторе Валерии Гаврилине, которая выпущена издательством «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей». Ее автор — Ксения Аркадьевна Супоницкая, кандидат искусствоведения, доцент кафедры хореографии ГИТИСа. Книга весьма своевременна: 17 августа 2019 года исполняется 80 лет со дня рождения Валерия Александровича Гаврилина, а 28 января — 20 лет со дня кончины этого русского гения.
Нечто удивительное со мной произошло впервые за последние несколько лет: я начал читать эту книгу с середины, прочел главу, а потом решил все-таки зайти с начала, и оторваться не мог, меня вел не только сюжет жизни любимого композитора, «петербуржского вологжанина», чья музыка выражает и мою частную человеческую сущность в звуке наиболее полным образом. Видимо, мелос Гаврилина, неся в себе наши неотменимые кодовые фундаментальные ценности, является языком эпохи, и другим быть не может.
Но меня вел и замечательный художественный язык, на котором говорит автор книги. Это не просто биографическая публицистика, а настоящая литература. Эта книга — прежде всего, — художественный текст, от чтения которого я, литератор, получал еще наслаждение и эстетическое.
Говоря о Гаврилине, невозможно не вспоминать великого Свиридова. Он изрядно присутствует — зримо и незримо — на страницах книги Ксении Супоницкой.
Это понятно: Георгий Свиридов был не только предшественником, но и «старшим братом» Гаврилина, он был старше коллеги-единомышленника на четверть века. Однако их общность для любителей русской музыки нерасторжима. Известны потрясающие, высокие суждения Свиридова о Гаврилине (как, к слову, и Гаврилина о Свиридове). Во вступительном слове перед телевизионной передачей на Лентелевидении 8 апреля 1984 г. Свиридов сказал очень важное, определяющее: «“Перезвоны” Гаврилина — весьма большое по объему произведение. Это, можно сказать, большая музыкальная фреска народной жизни. Сочинение это, как и все творчество Гаврилина, народно по своей сути, по своему характеру, музыкальному языку. Гаврилиным схвачена современная народная жизнь в очень разных проявлениях, очень разных чувствах. Эта музыка поражает, пленяет прежде всего своей подлинностью, своей глубокой правдивостью. Ей веришь, это в подлинном смысле слова — народное искусство, и одновременно искусство, которое несет следы большой культуры композитора, большой освоенной им культуры. … Вы слышите и лирику, и веселые куски музыки, элементы народных праздников, деревенских посиделок, какие-то отзвуки старинных былин, и одновременно в них слышите современную, послевоенную деревню, русскую деревню, русскую жизнь. И в этом смысле произведение Гаврилина является подлинным открытием для нашей музыки, это действительно новое слово. Никому не удавалось схватить так современную народную жизнь в песенных формах, как это сделал Гаврилин».
Отмечая, что Г. Свиридов одной из своих задач считал создание «мифа о России», то есть воссоздание ее духа, магистр искусств Анна Минакова утверждает, что Гаврилин занимался тем же деланием — создавал музыку, в которой воплощался русский дух; причем именно в свиридовском ключе. Молодой музыкант считает так: «Даже возникает ощущение, что почти всю музыку Гаврилина мог бы написать Свиридов — настолько для меня похожи их язык и содержание. Может, в театральной музыке Гаврилин чуть эксцентричней. А так — даже все эти печальные гаврилинские вальсы — как будто некое продолжение свиридовской «Метели» (имею в виду не столько «Романс», сколько весь цикл). Возможно, Гаврилин более «городской» композитор, а Свиридов более «деревенский». У Свиридова больше — о земле, о крестьянском, о деревянном русском, а у Гаврилина — и Ленинград, и немецкая тетрадь, и другое. Есть у Гаврилина замечательная песня “Город спит”…».
автор книги "Валерий Гаврилин" Ксения Супоницкая
Поспрашиваем автора о книге «Валерий Гаврилин», о любимом композиторе.
— Ксения Аркадьевна, а как вы соотносите Свиридова и Гаврилина? Как целое? Как большее и меньшее? Как ствол и ветвь? Как начало и развитие? И правомерно ли такое соотнесение, нужно ль оно? И как в обоих мастерах уживаются «грани меж городом и селом» (как сказал поэт Николай Рубцов), то есть кто из них более «городской», а кто более «деревенский»?
— Для меня, как, вероятно, и для многих музыкантов, Свиридов и Гаврилин — это, прежде всего, два совершенно самостоятельных художника. Свиридовскую интонацию нельзя спутать с гаврилинской, как и наоборот. Безусловно, каждый из них, будучи продолжателем традиций великих предшественников, проложил свой, ярко индивидуальный путь в искусстве. Поэтому и соотнесения, вроде «большее-меньшее», «ствол-ветвь» не совсем правомерны. Мы ведь не можем сказать, что такие грандиозные гаврилинские фрески, как, допустим, «Дом у дороги», «Перезвоны», «Скоморохи», «Русская тетрадь» — это некие боковые побеги от большого свиридовского древа. И разрослось то древо пышной кроной, и где-то на кончиках ветвей породило новые причудливые цветения... Нет, авторский стиль Гаврилина абсолютно самобытен.
Его музыка светоносна и целительна, и лучится не от того, что в холодноватых водах отражает чужой далекий блеск, а в силу собственного трепетного горения. Иные, пожалуй, да — скитальцы-мученики, вечные странники на просторах музыкального сочинительства — создают зеркала разных форм и свойств, «алгеброй поверяют гармонию», измышляют замысловатые формулы... И Свиридову, и Гаврилину подобные ухищрения были чужды: оба они стяжали славу подлинных певцов своей земли, хранителей ее самых сокровенных истин.
В связи с этим рубцовские «грани меж городом и селом» стираются сами собой. Ведь любой композитор-мелодист (будь то Моцарт, Шопен, Верди, Чайковский, Рахманинов, Свиридов, Гаврилин...) черпает вдохновение и силы из глубоководного песенного источника своего народа. В своей творческой лаборатории он становится единовластным хозяином богатейшей сокровищницы, по-своему переосмысливает ту или иную интонацию, помещает ее в новый жанровый контекст, сопрягает с поэтическим словом и пробует это слово на излом. В творчестве Гаврилина, как и Свиридова, можно найти множество фольклорных жанровых прототипов — городских (более поздних) и деревенских (восходящих к календарно-обрядовой песенности). Вопрос заключается не в том, чье присутствие преобладает, а в особенностях авторского переосмысления каждого жанрового прообраза.
— Ксения Аркадьевна, информация вами собрана и переработана уникальная. Это — первое издание такой биографии Валерия Гаврилина. (Кстати, тома о Свиридове в серии ЖЗЛ, к сожалению, до сих пор нет!) Вы нашли точные, проникновенные слова. Вы прожили в своей душе всю жизнь любимого композитора и прошли, в известном смысле, весь его путь — если угодно, крестный путь. Без великой любви это невозможно. Еще во время обучения в Московской консерватории вы защитили диссертацию по творчеству композитора и в 2013 году выпустили книгу «Вокальные циклы Валерия Гаврилина». Но ведь могли бы увлечься, как говорил Гаврилин, «музыкой “в очках”». Удивительно, как и почему молодая жительница мегаполиса-миллионщика, выпускница Красноярской государственной академии музыки и театра (ныне снова Красноярский государственный институт искусств, КГИИ), еще в молодости прониклась и сроднилась с творчеством Валерия Гаврилина, насквозь пронизанного русским народным мелосом и духом, любовью и тревогой нашего народа?
— Я думаю, что мегаполис — понятие относительное. Мне кажется, что и вся необъятная Москва просто соткана из нескольких деревушек, соединенных разноцветными линиями метро. Вот, например, от моего села Юго-Западного до деревни Неглинки, где я работаю, — семнадцать минут чтения. И никто меня не заставит в эти минуты нервничать: я и в столице живу, как в своей родной Балахте.
Это сибирская деревня, где я родилась. Конечно, деревенским жителем в подлинном смысле меня назвать нельзя, поскольку мы жили в Балахте только летом и во время зимних каникул. Но при этом сельский быт я очень хорошо знаю. У нас было все то же, что и у Гаврилина в его детстве: печка, завалинка, пироги, вечерние посиделки... Были и песни, которые пела под баян моя бабушка — Валентина Петровна Максименко. И мы, кстати, довольно неплохо знали и народные песни, и романсы. Хорошо помню наш ернический детский фольклор — считалки, потешки, частушки... Всегда была одна цель — позатейливее задеть какого-нибудь своего приятеля, проживающего на соседней улице. Но не обидно задеть, а пошутить и непременно привнести в эту шутку долю вымысла — этакий авторский выверт.
Кроме того, с Гаврилиным меня роднит большое горе, которое случилось в нашей семье, когда мне исполнилось пять лет. Ни войны, ни ареста близких, ни детского дома не было, но некоторое подобие разорения я хорошо помню... Мы не могли больше оставаться в старой избе, где все напоминало о былом времени, и переехали в новый нелюбимый дом. Там бабушка часами сидела на крыльце и смотрела на гору в сторону кладбища — эта дорога и ее постоянные слезы прочно отпечатались в моем сознании. В те годы я своим детским разумом никак не могла понять, отчего это в мирное время ее сын ушел в армию, и живым оттуда не вернулся — то есть не на войне погиб, а умер по причине дедовщины. Даже сегодня, спустя много лет, это очень трудно вместить...
Потом, уже в школьные годы, впервые прослушав «Русскую тетрадь» Гаврилина, я многое словно заново нарисовала в своем воображении. Все наши горести и радости, похороны и праздники, летние гуляния и зимние песенные посиделки, сказочки возле печки и разливистые баянные наигрыши — и больше уже с музыкой Гаврилина не расставалась. Потому что каждая его интонация — про всех нас, про нашу жизнь. Неслучайно Георгий Васильевич Свиридов, очень тонко чувствовавший стиль Гаврилина, писал коллеге: «Пахнуло Россией, ее глубиной, и не только прошлым, а ее сегодняшним днем, сегодняшним мироощущением. Люди жаждут нового искусства, но не того “нового”, которым наша музыкальная критика дружно велит восхищаться, а того искусства, которое выражает их самих, которое они безошибочно чувствуют и которое появляется у нас — увы! — так редко. И Вы — эту жажду утоляете!».
— В книге вы много пишете о тяжелой военной и послевоенной судьбе русской женщины, прежде всего в деревне. И сам Гаврилин, чей отец пал на фронте, утверждал, что у нас любой разговор в искусстве следует выводить из женской русской судьбы. В этом тоже он, мальчишка поколения безотцовщины, является выразителем боли эпохи, говорящий от имени своих сверстников, от имени женщин, не дождавшихся с фронта мужей, отцов, братьев, сыновей. Так же, как говорили от имени этого поколения художники Станислав Косенков, Виктор Попков, фотограф Павел Кривцов, поэты Алексей Прасолов, Юрий Кузнецов, Николай Рубцов.
— Действительно, многие его сочинения посвящены женщине — именно она выступает главной героиней вокально-симфонической поэмы «Военные письма», балета «Дом у дороги», вокальных циклов «Русская тетрадь», «Вечерок», «Три песни Офелии». Женские лики появляются в вокально-инструментальном цикле «Земля», в «Песне девушки» («Сшей мне белое платье, мама»), в песнях «Плавающая ветка», «Я не знаю», «Черемуха». Теме страдающей женской души посвящен романс (а по сути — развернутый женский монолог) «Осенью» на слова Т. Калининой...
И сам Валерий Александрович неоднократно подчеркивал, что главная тема его творчества — это тема женской судьбы. Например, в интервью 1980 года он отметил: «Когда я уже стал самостоятельно работать, я стал искать, о чем писать, для кого писать, что меня по-настоящему волнует. Это оказалась та жизнь, которая мне знакома с детства. Это Вологда и Вологодский край. <...> Здесь жили люди, которые мне первыми объяснили, не на словах, а по-разному, что такое доброта, что нужно ценить прежде всего в жизни, ценить в людях, здесь я впервые услышал русскую народную музыку, слышал песни, танцы, обряды, увидел гулянья, увидел человеческое горе, страдание. Здесь я прожил всю войну. Видел, как приходили с войны или, наоборот, как не приходили с войны, видел сиротливые семьи, видел женские слезы. И, наверное, отсюда, из Вологды, я вынес и главную тему своего творчества. Это тема женской судьбы, женского характера, потому что все эти годы главные люди, которые меня окружали, были женщины: моя мать, моя нянюшка — сказочница и заботница, которая здесь похоронена, это мои воспитательницы в детском доме, это моя любимая учительница музыки Татьяна Дмитриевна».
— На какие основные источники вы опирались в своей работе?
— В своей книге я много и охотно цитирую строки из дневника Наталии Евгеньевны Гаврилиной, вдовы композитора, — по сути, беру ее в соавторы, так как уверена, что очевидец событий расскажет о них лучше, чем любой, даже самый дотошный исследователь. Кроме того, на столе моем неизменно в раскрытом виде лежит изумительная книга А.Т. Тевосяна «Перезвоны: жизнь, творчество, взгляды Валерия Гаврилина» (2010). К сожалению, автор рано ушел из жизни и не успел довести ее до точки. Но была проведена серьезнейшая работа: в монографии приводятся редкие рецензии на спектакли с музыкой Гаврилина, документы, письма, воспоминания современников, есть и анализ творчества Мастера.
Среди самых свежих публикаций, на которые я опиралась, назову очерки санкт-петербургского композитора Геннадия Григорьевича Белова. Именно он стал редактором гаврилинского собрания сочинений, каждый том которого сопроводил развернутым очерком. Все тексты будто бы написаны со слов самого автора «Русской тетради»: ведь о многих обстоятельствах Геннадий Григорьевич знал не понаслышке, был коллегой и другом Гаврилина. Поэтому и его свидетельства, равно как воспоминания друзей, коллег и знакомых Валерия Александровича, опубликованные в книге «Этот удивительный Гаврилин…» (2008), сыграли в подготовке этой монографии особую роль.
Но главное слово я, конечно, отдаю самому Валерию Гаврилину, который, как известно, был не только композитором, но и блистательным литератором. По этому поводу он однажды заметил: «Каждой возможности выступить с печатным словом радуюсь как встрече с хорошей, дружественной компанией».
Его статьи, выступления и интервью были опубликованы в 2005 году в сборнике «Слушая сердцем…», записи разных лет вошли в книгу «О музыке и не только…». Инициатором этих публикаций (как и собрания сочинений, и воспоминаний) стала Наталия Евгеньевна. Именно благодаря ей мы обрели уникальную возможность познакомиться с гаврилинскими каламбурами и присказками, стихами и ироничными замечаниями, аналитическими этюдами и эссе. А кроме того — получили представление о творческом кредо композитора: «Я живу на своей Родине, я охраняю и сохраняю ее музыку». «Моя задача — показывать людям сокровищницу их душ».
— Гаврилину судьба отмерила меньший жизненный срок, он был почти на четверть века моложе Свиридова, а ушли они из жизни друг за другом, с интервалом в год: Свиридов — 6 января 1998 г. в Москве, Гаврилин — 28 января 1999 г. в Санкт-Петербурге. Курский и вологодский уроженцы осиротили обе русские культурные столицы. Все свершается провиденциально, однако как вы полагаете, в полной ли мере высказался Валерий Александрович или что-то недосказал, оставил незаконченное, нерасшифрованное? Вот Фонд Свиридова хранит много нерасшифрованных произведений гения и готов передать их государству. А как на этот счет обстоят дела с наследием Гаврилина, с архивами? Есть ли они и что в них?
— К великому сожалению, большую часть сочинений Валерий Александрович унес с собой. До недавнего времени в музыковедческой науке существовала страшная путаница. Мы читали интервью Гаврилина и узнавали из них, что в его портфеле хранились оперы, вокальные циклы, действа и множество других произведений, которых никто никогда не видел. Я писала дипломную работу по творчеству Гаврилина, и каждый раз, когда не могла найти те или иные ноты, ужасно расстраивалась. Я была уверена, что все опусы Гаврилина хранятся где-то в далеком Санкт-Петербурге и к нам в Сибирь просто не доходят. Но потом Наталия Евгеньевна Гаврилина издала Каталог сочинений Валерия Александровича, и всем открылась душераздирающая правда: опусы, названные Гаврилиным в интервью, действительно были сочинены, но он не счел нужным их записать. Причин было множество: разочарование в замысле или отказ исполнителей (то есть нарушение ими предварительной договоренности), нехватка времени или нездоровье. Но, так или иначе, большинство произведений Гаврилина мы никогда не услышим.
У меня дома есть ксерокопии почти всех его рукописей — отрывков и набросков. По ним, увы, нельзя получить представления о том, какими именно были замыслы. В основном это краткие фрагменты тем, четверостишия или отдельные поэтические строки...
— Насколько широко, как вы полагаете, воспринимается творчество Гаврилина, так сказать, большим народом? И второе: есть ли шанс у этого наследия выжить во времена «плясок смерти», когда из каждого утюга гремит «попса»?
— Гаврилин писал не для избранных, хорошо разбирающихся в тонкостях композиторской алхимии, а для всех. Воспел в своей музыке, — лучистой, искренней, как сами народные, из глубины времен доносящиеся колыбельные, плачи, частушки, наигрыши, — родную землю, ее тревоги и горести, ее неизбывную, гнетущую тоску и особую, кроткую радость. Гаврилин верил, что «спасение духовности России и ее самобытности придет только из русской провинции, <где> очень сильна связь людей с родиной, <где> еще не удалось все разрушить». По словам автора «Перезвонов», «художник начинается с ощущения личной обязанности по отношению к своему народу». Поэтому и в 1990-е, когда из-за тяжелой болезни он практически не мог выходить из дома, мучился сильными болями и бессонницей, все равно, «через не могу» продолжал работать и по мере сил посещал концерты, на которых исполнялись его сочинения. На этих концертах композитора не просто учтиво приветствовали — люди выражали ему свою самую искреннюю, самую преданную любовь и благодарность. Во времена, когда из всех окон лились низкопробные эстрадные песенки, а академические жанры все сильнее углублялись в затейливое мудрствование, гаврилинская интонация стала тем живительным источником, к которому хотелось припасть и очиститься, обрести успокоение.
И сегодня, оказавшись уже в XXI столетии, я очень хочу верить, что шанс выжить у гаврилинского наследия все-таки есть. Вы знаете, я общаюсь на музыкальные темы со многими людьми: мне интересно спрашивать представителей иных, не музыкальных профессий о том, что именно они думают о современной российской эстраде. Из ста процентов опрошенных ни один не сказал, что ему нравится отечественная поп-музыка. Зачастую люди проявляют полное равнодушие к телевидению и его политике — в общем, восторженных откликов никогда не высказывают.
Что касается музыки Гаврилина, Свиридова — ее просто мало знают. Она, к сожалению, очень редко звучит. И о том, как именно изменить эту ситуацию, сегодня должны подумать не только и не столько музыканты, а наши многочисленные чиновники — устроители всех дел.
— Потому мы не можем не поговорить и о совсем актуальном, насущном. Как вы полагаете, что следовало бы сделать общественности и властям в направлении увековечения памяти великого соотечественника? Ведь Гаврилин по праву считается классиком русского музыкального искусства, продолжателем традиций Глинки и Мусоргского, Чайковского и Рахманинова, Шостаковича и Свиридова. В числе его хрестоматийно известных сочинений не только широко известные «Перезвоны» (хоровая симфония-действо «По прочтении Шукшина») и балет «Анюта», но и обретший мировую славу вокальный цикл «Русская тетрадь», вокально-симфоническая поэма «Военные письма», баллада «Два брата» и многие-многие другие. Все они написаны с большой любовью к Отечеству.
— Гаврилин был всецело предан России. Большая часть его произведений посвящена судьбе страны, переломным моментам в ее истории; неслучайно музыку Валерия Александровича помнят и любят. Его сочинения в свой репертуар включали знаменитые музыканты Зара Долуханова, Владимир Минин и Владимир Федосеев, Валерий Гергиев и Владислав Чернушенко. В балетных постановках принимали участие народные артисты СССР Владимир Васильев и Екатерина Максимова, драматические спектакли с музыкой Гаврилина ставили Георгий Товстоногов и Зиновий Корогодский, Лев Додин и Олег Меньшиков, и многие другие известные режиссеры современности.
Валерий Гаврилин был удостоен Государственной премии РСФСР имени М.И. Глинки (1967), Премии Ленинского комсомола (1980), Государственной премии СССР (1985), званий заслуженного деятеля искусств РСФСР (1979) и народного артиста РСФСР (1985).
Учитывая выдающиеся заслуги композитора перед российской культурой следовало бы объявить 2019 год Годом Гаврилина. Убеждена, что знаменательная дата должна быть отмечена по всей стране — на государственном уровне — в том числе в виде повсеместных концертов и установки памятников композитору в Вологде и Санкт-Петербурге. В частности, необходимо отметить восьмидесятилетие выдающегося музыканта, воистину русского гения, на одной из центральных филармонических площадок Москвы — в Концертном зале имени П.И. Чайковского.
Как раз сейчас я пытаюсь инициировать обращение к Президенту страны В.В. Путину с просьбой дать соответствующие поручения Министерству культуры РФ. Мне пришлось очень непросто, однако наше обращение уже подписали почти три десятка человек — выдающихся деятелей отечественной культуры. В их числе, например, дирижеры В.А. Гергиев, В.И. Федосеев, В.Н. Минин; пианисты — Д.Л. Мацуев и Б.В. Березовский; актер и режиссер О.Е. Меньшиков, писатель Б.Т. Евсеев, ректор Московской консерватории им. П.И. Чайковского, доктор искусствоведения А.С. Соколов и еще многие другие.
Надеюсь, что Россия не останется безучастной к юбилею великого соотечественника, дорогого для всех нас и своим творчеством прославляющего нашу Родину далеко за ее пределами.
