Александр Васькин — о золотом веке Большого театра, шикарных условиях для творческой интеллигенции и голодных талантах с Монпарнаса.

Александр Васькин знает, как возник мем «Космические ракеты бороздят Большой театр», почему артисты ГАБТа, выезжая на зарубежные гастроли, набивали чемоданы солью и зачем лемешистки бросали на сцену веник. Об этом писатель-москвовед рассказал «Известиям» после выхода книги «Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой», сразу ставшей бестселлером.

— Кажется, что книга о главном театре страны должна быть написана золотом по черному, но ваше исследование начинается с анекдота. Артисты набивают чемоданы солью, которую по прохождении таможенного контроля тут же высыпают в туалете. А уборщицы ворчат: «пуд соли съели».

— Это живые реалии эпохи железного занавеса. В аэропорту Шереметьево существовало правило: советские граждане имеют право ввезти обратно ровно столько же багажа, сколько вывезли. Но что можно было везти? Икру? Водку? Нет, соль, которую не жалко выбросить. А кто-то брал с собой гантели или блин от штанги — чтобы меньше места занимали. Зато обратно возвращались с чемоданами, набитыми импортными вещами — на перепродаже одних только джинсов можно было неплохо заработать, съездишь пару раз, глядишь, и соберешь первый взнос на кооперативную квартиру. Многие рисковали. Ничто человеческое артистам не чуждо.

— В книге рассказывается не только о солистах, но и о артистах второго ряда, а также о костюмерах, гримерах, суфлерах, работниках сцены и пожарных. Это не первая ваша попытка рассказать об истории языком повседневности. Почему избрали такой ракурс?

— Мне интересны детали. Как люди жили, что ели-пили, как одевались, о чем говорили в кулуарах, что читали и смотрели. Мне кажется, постижение истории через призму повседневности дает наиболее достоверную картину. Мы погружаемся в прошлое, становимся его невольными соучастниками, достраиваем, как мы могли бы жить тогда, и таким образом находим важные ответы на вопросы о сегодняшнем времени.

Самый сложный и почти неразрешимый вопрос — «как это было на самом деле». Акценты, мифы и прочие идейные наслоения уводят в сторону, а деталь ставит всё на свои места. Когда мы говорим о золотом веке Большого театра, то следует признать, что создавали его прежде всего великие артисты. Федор Шаляпин, Антонина Нежданова, Надежда Обухова, Валерия Барсова, Максим Михайлов, Александр Пирогов, Марк Рейзен, Сергей Лемешев, Иван Козловский, Мария Максакова, Павел Лисициан, Иван Петров, Галина Уланова, Ольга Лепешинская, Майя Плисецкая — вот далеко не полный список артистов, с которыми принято связывать расцвет главного театра страны, превратившегося в советское время в хорошо продаваемый бренд. Но театр — это и рядовые артисты, а также режиссеры, завлиты, либреттисты, художники, костюмеры, гримеры, суфлеры, гардеробщики, осветители. Но главные в театре — всё-таки зрители. В Большом они были представлены наиболее разнообразно — от сидящих в царской ложе первых лиц, при виде которых артисты теряли голос, до бойкой публики с галерки, зачастую оказывавшей огромное влияние на репутацию, а иногда и карьеру своих кумиров.

— Например?

— Необузданные поклонники великой Плисецкой могли сорвать выступления ее соперницы, Раисы Стручковой. Представляете, идет «Лебединое озеро», и в разгар балета звенит будильник. А то любили громко мяукать во время выступлений артистов-конкурентов, причем и в опере, и в балете. Например, лемешистки мяукали на «Риголетто», как только заканчивалась ария Герцога, которую пел конкурент Лемешева. С поклонницами Лемешева были связаны самые громкие курьезы. На премьере «Кармен» в 1982 году на сцену вместо букета полетел веник, перевязанный красной ленточкой. Метили в постановщика оперы Георгия Ансимова, но попали, говорят, в артиста миманса. Старожилы труппы связали произошедшее с реакцией лемешисток на книгу Ансимова «Режиссер в музыкальном театре», в которой он якобы без должного поклонения написал об их кумире.

— Лемешистки и козловистки вошли в легенду?

— Да, это был серьезный фан-клуб, почище болельщиков «Спартака» и «Динамо». Они собирались на улице Горького возле магазина «Сыр», куда заходил Лемешев. Здесь была своего рода информационная биржа или штаб, куда стекались подробнейшие сведения о повседневной жизни артиста. Девушки обзаводились морскими биноклями и подзорными трубами, чтобы, забравшись на крышу противоположного дома, наблюдать за окнами квартиры своего кумира.

Как вспоминала дочь певца Мария Лемешева, поклонницы порою были просто невыносимы. Как-то во время «Травиаты» они сбросили на его жену певицу Ирину Масленникову два мешка мелочи, едва не убили. Главврач одной психбольницы так и сказал Лемешеву: «Ваших поклонниц нельзя не госпитализировать». И ведь так и было, их пытались лечить. Но бесполезно. Денег фанатки не жалели, особенно на цветы, ежегодно 10 июля — в день рождения артиста — уставляли весь подъезд дома с первого до последнего этажа корзинами с розами, пионами, лилиями.

Та же картина была и в дни премьер в Большом театре. Однажды забавный случай произошел с Михаилом Булгаковым, работавшим в Большом театре либреттистом. После вечернего спектакля — давали «Травиату» — он вышел из подъезда к ожидавшей его директорской машине в шляпе и плаще, но пройти не смог: с криками «Вы Лемешев? Вы Козловский?» наперерез писателю бросилась толпа. Слава богу, он был всего лишь Булгаковым. Тем не менее на машину навалилось столько народу, что ему стало страшно.

Солист Государственного академического Большого театра СССР Сергей Лемешев

— Зато как эффективно несли искусство в массы. Оперный исполнитель был популярен, как звезды поп-музыки или рэпа. Лемешев мог бы дать фору Басте.

— При советской власти высокое искусство пропагандировалось с утра до вечера. Еще с начала 1930-х по вторникам велась прямая трансляция из Большого театра. Так можно было прослушать весь репертуар, оперу или балет. Слушали не только в коммунальных квартирах, но и на улицах — репродукторы были установлены повсеместно. Имена солистов театра знали назубок даже те, кто шел мимо, со смены в пивную. Слова из арий распевали под сурдинку, не всегда угадывая, из какой это, собственно, оперы. Всё это и отразилось в сознании народа соответствующим мемом: «Космические ракеты бороздят Большой театр» и «В области балета мы впереди планеты всей».

Фраза из популярной кинокомедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» очень точно характеризует место Большого театра в системе культурных ценностей советского человека. Вложенная в уста «алкоголика, тунеядца и хулигана», осужденного на 15 суток, она отражает оскомину, образовавшуюся от постоянного присутствия Большого театра в повседневной жизни. В то же время Большой театр зарабатывал для государства очень много валюты на гастролях, которую тратили на покупку заводского оборудования и станков. Сами артисты получали с этих доходов сущие копейки.

Прима-балерина Государственного академического Большого театра СССР, народная артистка СССР Майя Плисецкая

— Культурная политика — бесспорно, положительный момент советского прошлого?

— Не бесспорно, но скорее всё же положительный. С одной стороны, классику знали все, с другой — попросту не было выбора: модернистские и авангардистские течения, сделавшие европейский XX век, часто были под запретом. Но есть и другой момент — ни в одной стране мира не создавалось таких шикарных условий для творческой интеллигенции. Именно в СССР у огромной армии художников, писателей, музыкантов отпала необходимость зарабатывать себе на пропитание чем-то другим, кроме творчества (не будем при этом забывать о цензуре и конформизме).

Советская богема хотя и подражала нравам богемы, жила совсем не так, как голодные таланты Монпарнаса — Модильяни, Утрило, Валадон, Анри Руссо. Они получали щедрое жалованье и гонорары, селились в респектабельных районах столицы, отдыхали в домах творчества, лечились в своих поликлиниках, получали дефицитные продукты, имели свои дачные поселки, а самыми популярными местами артистических тусовок с 1930-х по конец 1980-х были отель «Националь» и Спасо-хаус, резиденция американского посла. Обо всем этом я рассказывал в книге «Повседневная жизнь советской богемы» и напишу еще в своей следующей монографии, посвященной писательской повседневности.

— Сейчас снова предпринимаются попытки поддержать писателей на государственном уровне. Не скажется ли такая протекция на свободе творческой мысли?

— С одной стороны, это хорошо — пенсии писателям, обретение юридического статуса. Но кто будет распределять эту помощь? По каким критериям? Ее получат старые или молодые? Здоровые или больные? И почему только писатели — разве скульпторам, художникам, артистам помощь не нужна? В Союзе писателей состояло в 1980-е годы почти 10 тыс. человек. Можете себе представить такое число литераторов? Чем они все занимались? Думаю, что получали поддержку. Шучу. А управляла всем верхушка из пожизненных функционеров-писателей, которые десятилетиями вытравляли всё самое светлое и лучшее из нашей литературы. А сколько замечательных писателей уехало за границу! Солженицын, Аксенов, Некрасов, Коржавин, Синявский, Максимов, Копелев, Довлатов. С 1990-х мы как-то жили без поддержки, думаю, что еще проживем.

Дарья Ефремова, «Известия»