Год назад, 25 февраля 2021-го, ушел из жизни наш главный редактор Андрей Витальевич Петров.

Он родился 22 марта 1959 года в Лобне Московской области, окончил исторический факультет Московского государственного педагогического института. Работая учителем истории и с обществоведения в московской средней школе № 874, Андрей Петров начал сотрудничать с «Молодой гвардией» внештатно — отредактировал ряд важных книг. В 1989-м он пополнил редакцию историко-патриотической литературы и изданий по истории ВЛКСМ. Через несколько лет стал заведующим редакцией серии «ЖЗЛ», а в 1996 году был назначен главным редактором издательства.

В непростых для книгоиздания условиях А. В. Петров сумел обеспечить «Молодой гвардии» новый подъем, сделать ее центром внимания читающей публики. С его поистине легкой руки у «Молодой гвардии» появилось множество новых серий («Живая история: Повседневная жизнь человечества», «Близкое прошлое», библиотека лирической поэзии «Золотой жираф», «Проза века», «Россия и мир»), новых авторов, новых друзей. Он признавался лучшим главным редактором года на всероссийском конкурсе «Человек книги», был награжден многочисленными медалями и знаками отличия федеральных органов и общественных организаций. В 2007 году ему было присвоено почетное звание «Заслуженный работник культуры Российской Федерации».

ДОМ ПЕТРОВА

Павел Васильев на презентации своей книги «Гвардия советского футбола» (ММКВЯ-2015)

Были дружны наши матери, жили на одной улице и ходили в одну школу. Другой школы и не было в подмосковном поселке в далекие послевоенные   годы, а улиц в поселке было всего-то четыре.

Потом Петровы переехала в городок по соседству, побольше и поближе к Москве, но их дом, Дом Петровых, остался в нашем понятии символом, ориентиром, чем-то близким, своим.

Петровых  давно уже не было рядом, а у нас продолжали говорить: «Нет, это подальше дома Петровых… Дом Петрова пройдешь, там уже близко… Как там дом Петрова? Стоит?..»

Изредка и, как правило, летом, они приезжали к нам в гости, устраивались по этому поводу чинные застолья с чаепитием на белой скатерти и рюмочкой для больших. А мы тогда с Андреем в футбол играли. Или обсуждали игру «Торпедо». Или хвастались – кто больше книжек прочитал… Или малину ели. Давно это было.

***

Потом мы с ним как-то быстренько выросли, и Андрей поступил в институт, куда и я – вот совпадение – год спустя навострил лыжи.

И вот тут его советы мне очень пригодились.

Во-первых, он очень хвалил исторический факультет МГПИ имени Ленина. Во-вторых, будил во мне спортивный азарт – он, значит, поступил, а я что – хуже?! Ну а в-третьих, давал верные, как оказалось, тактические советы по грядущим экзаменам, нужным и не очень книжкам, манерам держаться и, кажется, даже внешнему виду.

Вообще, заряжал оптимизмом.

Когда встретились осенью в знаменитой аудитории – обрадовались друг другу. И  к нашему курсу-новичку протянулась ниточка, струнка от курса постарше. Традиции, привычки, легенды факультета щедро сыпались от старших товарищей, переходили к нам, так сказать, по наследству.

Помню его в черном свитере и черных джинсах… Концерт – посвящение в первокурсники. Он пел на стихи Есенина, Анненского, Филатова и на свои стихи тоже. Девушки наши млели.

Андрей выделялся. Высокий, стройный, с поэтически бледным лицом, элегантный, улыбчивый… Шапка черных волос. Гитара, стихи, беломорина…

Он был щедрым и никогда, важное обстоятельство, не ругался матом.

Про любого нового преподавателя было у кого спросить. И про факультетские порядки, зачеты, экзамены, курсовые – тоже.

Учились мы все с удовольствием. Он на своем курсе, а я на своем.

***

Он и на футбольном поле, в обязательных факультетских боях, оставался интересным и уважительным. Если забивал, то красиво, в девяточку, а проигрывал с достоинством и подножек не ставил. Не ругал тех, кто играл плохо.

Я вообще не помню, чтобы он кого-то ругал, обижал, строил.

Шло от него тепло, радушие, обаяние. Харизма, как сказали бы нынче. Он даже и на картошке, в подмосковных полях, сохранял элегантность. Вот он у грузовика, прикуривает, отвернувшись от ветра – в старенькой телогрейке и в… шляпе. Уважительно и строго многие так и звали его – «Петров».

Сближали нас очень книги. Он и здесь был на виду и при деле. Весь книжный мир Москвы знал, показал и провел по нему не раз и не два, объясняя сложные его тайны, секретики, пароли и шифры. Делал это с явным удовольствием, например, под пельмешки в узком «пенальчике» Камергерского переулка.

И я не удивился, а обрадовался, когда узнал, что после учительских наших лет он оказался не где-то там, а именно в книжном издательстве, да в каком – в «Молодой гвардии». Это было как-то справедливо, правильно и по делу.

Он и должен был там оказаться. Среди истории, литературы и милых ему книг, среди людей пишущих и редактирующих эти книжки.

Он любил дарить молодогвардейские книги – с прежним удовольствием.

Вот только поговорить по душам с Андреем мне удавалось всё реже и реже. И мои многолетние походы на Сущевку, через всем известный проходной двор, не были долгими. Телефон в его кабинете звонил не переставая… Открывалась с извинениями дверь:

— Андрей Витальевич, извините, но…

— Андрей Витальевич, тут такое дело…

— Андрей Витальевич, вы просили напомнить…

Я не обижался. Я пил предложенный остывающий  кофе в одиночестве, оглядывал его большущий кабинет и лишний раз убеждался – Андрей Витальевич на своем месте. Я видел – «Молодая гвардия» теперь и есть дом Петрова.

…Однажды разбирал семейный архив и обнаружил старое фото – зима, снег, а он совсем-совсем маленький, в шубке, в шарфе, с мамой, у нас на подмосковном участке… Принес ему фотографию, подарил. Он посмотрел на фото, вздохнул как-то невесело и спросил:

— Как там, наше «Торпедо»? Живет?

Павел Васильев

ВО ГЛАВЕ КАПРИЗНЫХ «ПЛУТАРХОВ»

Алексей Варламов со своими книгами (ММКВЯ-2009)

Большой, веселый человек, с густыми черными волосами, черной растрепанной бородой, кустистыми бровями,  хищным, как у птицы, носом и  необыкновенно живыми, хитрыми глазами. Леший какой-то! Таким я впервые увидел Андрея Петрова двадцать лет назад в издательстве «Молодая гвардия» и так началось наше счастливое знакомство, которое в каком-то смысле сделало мою судьбу.

Однако для истории литературы гораздо важнее, что́ Петров сделал для серии «ЖЗЛ». Он вернул слову «замечательный» его изначальное значение — заметный, выдающийся, сыгравший огромную роль, а вовсе не кандидат на доску почета. Он невероятно расширил круг героев, потому что понял: «ЖЗЛ» — это история России в лицах. Подлинная, надпартийная, в которой есть место всем: красным и белым, почвенникам и либералам,  консерваторам и модернистам, технарям и гуманитариям, полководцам и поэтам, царям и простолюдинам, мудрецам и авантюристам. Собрать  вместе и их самих, и их капризных «плутархов» было делом немыслимой сложности,  особенно учитывая нашу традиционную нетерпимость к любому мнению, отличному от своего. Андрею Витальевичу  удалось дирижировать этим нестройным хором, да еще как! Историк по образованию, он принимал историю такой, какой она была, и не пытался задним числом ее подправить. Он искал новых авторов, договаривался, соблазнял, искушал, подкупал, рисковал — кто только ни перебывал в его кабинете, скольких безумцев он отвадил, а скольких привлек.

Мой случай был, наверное, одним из самых показательных. Я сделал вместе с ним семь книг от Пришвина до Шукшина, и в этом была его огромная заслуга. Он умел создать в редакции такую атмосферу, что туда хотелось, здорово было приходить и поддерживать эту связь. За эти семь  книг я ни разу не сталкивался даже с намеком на какую-то цензуру, идеологическую редактуру, вкусовщину — и это абсолютное доверие к автору подкупало. Плюс он был отличный собеседник, гостеприимный хозяин, разговаривали ли мы в его кабинете или на стендах «Молодой гвардии» от московской книжной ярмарки до Парижской или Франкфуртской, и это потрясающее обаяние останется со мною навсегда.

С годами он почти не менялся. Такой же высокий, худощавый,  лохматый, остроумный. Он живо на всё реагировал, смеялся, шутил, угощал и уговаривал меня писать Розанова. Я тогда уже работал на полную катушку в Литинституте и понимал, что на «ЖЗЛ» ни времени моего, ни ресурсов не хватит.

— Вот когда меня уволят, — тянул я бесконечную песнь, — тогда первым делом к вам…

— Нет, что вы, что вы, Алексей, не надо, чтобы вас увольняли, — пугался он.

Договорились мы предварительно во Владивостоке на втором фестивале «Литература Тихоокеанской России». Сидели в кабачке на Светлановской, где собралась одна молодежь. Она слушали какого-то рэпера, а мы говорили про Розанова, про его судьбу, Аполлинарию Суслову, Достоевского, Леонтьева, Страхова… Он знал о Розанове явно больше, чем я в тот момент, ибо был человеком, что называется, энциклопедических знаний. Никогда не навязывая своего отношения, не подталкивая, не направляя, но — обещая быть внимательным читателем, которого не проведешь.

В итоге я подписал договор, но специально не стал брать аванса, чтобы никого не обманывать. Однако человек предполагает, а пандемия подарила мне время и уединение.

Я очень хорошо помню наш разговор с ним в апреле прошлого года. Тогда всё только начиналось, я сидел в холодном домике под Рузой, топил печь, уходил бродить по окрестным лесам и вдоль Москвы-реки, настроение было какое-то раздрызганное, делать ничего не хотелось, и я позвонил Петрову. Мы уже перешли тогда на «ты».

— Ну, что, Андрей, писать мне Розанова?

— Пиши. Пиши обязательно.

И он так это сказал, что я, сам не понимая как, втянулся в эту работу. И, когда писал, думал о нем, представлял его своим читателем и собеседником.

Известие о его болезни было как обухом по голове. Жизнерадостный, открытый, щедрый человек, он совсем не вязался ни с какими диагнозами. В ту пору он часто переписывался с Валентином  Яковлевичем Курбатовым, с которым дружил много лет, но в эти последние месяцы их дружба стала особенной близкой, сокровенной. По сути, Курбатов остался, пожалуй, единственным из его друзей, с которым они говорили о самом важном и самом последнем. Они и умерли с разницей в несколько дней, и вспоминаю я их обоих с благодарностью и любовью… 

Алексей Варламов

«И УМНО, И КРАСНОРЕЧИВО»

Наталья Михайлова и Андрей Петров на презентации книги «Барков» (ММКВЯ-2019)

С Андреем Витальевичем Петровым я познакомилась в Государственном музее А. С. Пушкина, где служу уже больше полувека. В квартире Пушкина на Арбате была презентация изданной «Молодой гвардией» биографии Н. Н. Пушкиной, написанной В. П. Старком. Высокий, красивый, элегантный Петров выступал и умно, и красноречиво. Я тем более оценила его красноречие потому, что накануне предупредила: я задам Вам провокационный вопрос — как обосновано включение в серию «ЖЗЛ», где печатались биографии Льва Толстого и Достоевского, Марата и Робеспьера, Екатерины II, Резерфорда книги о Наталье Николаевне Пушкиной? Петров ответил просто и по существу: Наталья Николаевна была избранницей великого поэта, и уже это делает ее замечательной, уже это побуждает нас узнать о ней как можно больше для того.

Потом мы пили чай. Вдруг моя коллега Екатерина Всеволодовна Павлова сказала: «Андрей Витальевич! Закажите Наталье Ивановне книгу о Василии Львовиче Пушкине». «С удовольствием!» Сама я никогда не решилась бы выступить с таким предложением. Договор со мной был подписан 27 апреля, в день рождения В. Л. Пушкина (для меня это было важно). В 2012-м книга вышла. В 2013-м на Старой Басманной мы открыли Дом-музей В. Л. Пушкина. Издание книги для нового музея поэта так называемого второго ряда было очень важным: я видела в ней своего рода охранную грамоту — ведь если Василий Львович причислен к замечательным людям, то кто посмеет когда-либо закрыть его музей?

Спустя некоторое время Андрей Витальевич предложил мне написать книгу о Баркове. Я отказалась: во-первых — я дама, а во-вторых, писать книгу о поэте и не цитировать его нельзя. А цитировать Баркова, снискавшего скандальную славу поэта-порнографа, действительно нельзя. Четыре года Андрей Витальевич терпеливо ждал моего согласия…

Как же я благодарна Петрову! Для меня, пушкиниста, это было увлекательное путешествие в XVIII век, в эпоху дворцовых переворотов, в быт Петербурга, в литературный мир Ломоносова и Сумарокова. Андрей Витальевич принял мое условие: я сказала, что чернухи и порнухи не будет. Конечно, я написала и о стихах Баркова в честь Вакха и Афродиты, но главным была трагическая судьба Баркова, блестящего латиниста, переводчика Горация и Федра, ученика Ломоносова, остроумного участника литературной полемики.

Когда в 2019 году книга вышла из печати, я, захватив с собой бутылку водки, банку соленых огурцов и буханку черного хлеба, поехала в издательство, чтобы отметить это событие. Меня встретил Петров с коллегами — на столе уже стояла водка, на тарелке лежала селедка — одним словом, всё было, как у Баркова. Во время славного застолья родилась мысль написать биографию Ивана Петровича Белкина, вымышленного автора пушкинских повестей.

Андрей Витальевич занимал очень важное место в моей жизни. Он относился к числу немногих людей, которых искренне интересовало мое творчество. Встречи с ним всегда вдохновляли — после них «стоило жить и работать стоило». Кроме того, Петров умел радоваться чужим успехам: редкая черта. Поэт, он был тонким ценителем поэзии. Увлекался изобразительным искусством, дружил с замечательным книжным графиком Юрием Ивановым.

Нет необходимости говорить о том, что издательство «Молодая гвардия» потеряло высокого профессионала, руководителя, чутко воспринимавшего и вечные ценности, и веления нынешнего времени. Скажу только, что для меня безвременный уход Андрея Витальевича — потеря невосполнимая. Остается разве что утешаться стихами Жуковского:

 

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет;

Но с благодарностию: были.

 

Наталья Михайлова