Два Тишайших
Издательство «Молодая гвардия» с разницей в пятнадцать лет выпустило в серии ЖЗЛ две биографии царя Алексея Михайловича — вторая вышла недавно, в этом году. По просьбе «Горького» Дмитрий Стахов сравнивает два жизнеописания русского монарха и рассказывает об их сходствах и отличиях.
Игорь Андреев. Алексей Михайлович. М.: Молодая гвардия, 2003
Вячеслав Козляков. Царь Алексей Тишайший. Летопись власти. М.: Молодая гвардия, 2018
Между этими двумя книгами пятнадцать лет разницы и огромная пропасть. Видимо, дело именно в прошедших годах. Изменился мир, изменилась Россия. Изменились установки, которыми руководствовались авторы исторических книг. В первую очередь — идеологические. Изменились и читатели — точнее, пропорция между теми, кому более важен, скажем так, создающий обстоятельства человек, и теми, для кого более важны эти самые обстоятельства. Обстоятельства, часто, по представлению тех или иных авторов, настолько «объективные», что их можно рассматривать в одном ряду с землетрясениями, засухой, нашествием саранчи. А также изменилась пропорция между теми, для кого на первом месте человеческие путь и судьба, с «мясом, кровью, страданиями и слезами», и теми, кого в первую очередь интересуют государство и власть, для кого они, как это ни удивительно, настолько реальны, что им придаются антропоморфные черты.
Книга Вячеслава Козлякова полностью соответствует подзаголовку: это действительно «летопись власти». Автор говорит, что «в книге представлено не „житие” или „жизнеописание”, а попытка профессионального взгляда историка на события, предопределившие развитие Московского царства в XVII веке». То есть между событиями и личностью и жизнью Тишайшего даже не знак равенства. События важнее. Этим определяется в книге все — от ее структуры (часть первая — «Утверждение династии», часть вторая — «Рождение Великой России», часть третья — «Всея Великая и Малыя и Белыя России Самодержец») до подхода к личностным характеристикам самого Алексея Михайловича и тех, кто его окружал. Через «летопись власти» автор связывает также историю о царе Алексее Михайловиче с эпохой Петра Великого. Он пишет, что сравнение Российской империи с предшествующими временами «строится на противопоставлении, а не на поисках преемственности» и задается вопросом — «так ли это было на самом деле?». Призвав на помощь авторитет Сергея Соловьева (сказавшего о русском XVII веке: «Народ собрался в дорогу и ждал вождя»), автор представляет второго Романова тем, кто, не отказываясь от традиций, начал построение «Великой России» и помог народу с толком провести сборы. Вот только взгляд на народ как на нечто единое, целое и монолитное, способное к тому же «собираться в дорогу», удобен, но, скорее всего, это поэтическая вольность, и потому неверен.
Следует признать, что «Летопись власти» Вячеслава Николаевича Козлякова написана профессионально и требует от читателя недюжинной подготовки. Например, автор, упоминая Плюсский мирный договор, подразумевает, что читатель знает, где и когда он был заключен, и ссылается в примечаниях на издание 120-летней давности. А еще читатель должен быть внимателен и усидчив: непросто уследить за огромным числом персонажей, к тому же автор представляет подавляющее большинство с именем-отчеством, что объясняется как уважением к творившим историю воеводам, послам, боярам, так и тем, что многие носили одинаковые фамилии, потому что состояли между собой в близком и не очень родстве. Эта летопись, подробно описывающая многие прежде скрытые от непрофессионалов события, их глубоко анализирующая, вводящая читателя в курс системы управления Московского царства, все-таки книга не об Алексее Михайловиче, а о его правлении. Конечно, отделить самодержца от его державы непросто. «Бывает очень трудно провести грань между властью и жизнью царей», — признается автор; но обычных, человеческих характеристик самого Тишайшего и тех, кто его окружал, явно не достает. Персонажи книги функциональны, зачастую полностью лишены индивидуальности, или же она проявляется только как что-то оттеняющее их подчиненные «объективности» поступки. Так, случившемуся «непоправимому» — смерти старшего сына и наследника царя Алексея Михайловича, умершего в понедельник, 17 января 1670 года, «в шестом часу того дни», — посвящен, строго говоря, один абзац. Горе отца переведено в плоскость династическую, человеческое не описано вовсе. Быть может, из-за того, что нет достаточного количества достоверных материалов, но автор, упомянув, что «десять с половиной месяцев от 4 марта 1669 года до 17 января 1670 года стали самым тяжелым временем в жизни царя Алексея Михайловича» (царь за это время потерял жену, новорожденную дочь, царевичей Алексея и Симеона), продолжает начатое повествование о поиске новой жены царя: «…Алексей Михайлович, только переступивший порог сорокалетия, должен был снова думать о продолжении своей династии». Что же важнее: жизнь династии или ее представителя? С «властной» точки зрения — династии, и Вячеслав Козляков полностью ее разделяет. Он, в отличие от Игоря Андреева, оставляет практически за скобками даже внешний облик Алексея Михайловича, а если и упоминает о нем — например, о его тучности и вероятной гипертонии, — то или вскользь, или в контексте «державных дел», в первую очередь связанных с Украиной, маневрированием между левобережными и правобережными казаками, войн, замирений, вновь военных столкновений с Речью Посполитой.
Складывается впечатление, что тема Польши и Украины главная, ведущая в книге Вячеслава Козлякова. Но сказать, что Игорь Андреев сделал ее второстепенной, было бы совершенно неверно — у него она тоже проходит лейтмотивом. Однако Андреев расцвечивает ее массой подробностей, пытается найти (и чаще всего находит) любопытные психологические характеристики главных действующих лиц, причем не беллетристически, не сочиняя и не домысливая, а опираясь на гигантский массив архивных документов, посольских записок, сохранившихся в воспоминаниях фрагментов живой речи самого Алексея Михайловича, его приближенных, бояр и посольских дьяков.
Поэтому удивительно созвучным времени «покорения Крыма» XXI века оказывается эпизод из книги Андреева, в котором описывается как Афанасий Ордин-Нащокин, глава Посольского приказа, пытался ради сохранения мира с Речью по условиям Андрусовского мира добиться полного соблюдения статей договора. Андреев дает очень точные характеристики Ордина-Нащокина, показывает его «учительские замашки», отмечает, что Алексей Михайлович долгое время терпел и прощал своему приближенному то, что тот «немало своевольничал», — в очередной раз описывая царя как человека терпимого, не просто способного к восприятию чужого мнения, а могущего изменить свое.
Царь долгое время прислушивался к мнению Ордина-Нащокина, ратовавшего за тесный союз с Речью Посполитой, и всячески защищал своего доверенного боярина от завистников, желавших «свалить» Афанасия Лаврентьевича, мечтавших занять его место. Глава Посольского приказа вел «пропольскую» политику вовсе не только из-за совестливости и верности букве прежде заключенного договора. Приближалась очередная война с Турцией, и мир с Речью был просто необходим. И царь, и его боярин пытались найти какой-то выход из ситуации, когда было немыслимым отдать православный Киев католикам и было кощунством нарушить крестное целование, которым был скреплен мирный договор. Польская сторона обвиняла московскую в нарушении статей договора, касавшихся Киева, но Москве преподнес нежданный «подарок» правобережный гетман Дорошенко. Он не только со своими казаками «воевал левобережные города», но и «подался на сторону султана». Москва тут же заявила, что «смирившиеся с этим поляки отступились не только от Киева — от всей Украины». Претензии поляков в посольских пересылках по указанию Алексея Михайловича были парированы словами, которые сразу напоминают слова об угрозе появления солдат НАТО в Крыму: «Уступим вам Киев, а турок войдет на Украину, и Киев сделается гнездом для турецких войск!»
Впрочем, книга Андреева важна еще и тем, что читатель постепенно все глубже знакомится с реально жившим человеком, Алексеем Михайловичем Романовым. Он узнает о его внешности, пристрастиях, любви к соколиной охоте, почти равнозначной любви к семье, жене и детям. Перед читателем Алексей Михайлович предстает во всей полноте: как истинно православный человек, глубоко верующий, однако способный и к крепкому слову, не чуждый «винопития», самолюбивый, начитанный. Многие страницы книги посвящены театральным постановкам, которые осуществлялись при дворе Алексея Михайловича, и эти страницы — одни из самых любопытных.
К слову, если Козляков непременно всегда и везде серьезен, то книгу Андреева отличает помимо прочего и тонкий юмор, прочитываемый как бы между строк. Особенно это заметно при описании восстания Разина, в тех строках, где упоминается казненный брат Разина, за которого Степан Тимофеевич поклялся отомстить, и читателю как бы напоминается старый, но навсегда ставший актуальным анекдот про другого отечественного политического деятеля, доведшего свое стремление отомстить за брата до всемирно-исторического результата.
Одним словом, пятнадцать лет не прошли даром. «Жизнь замечательных людей» успешно превратилась в «Жизнь замечательной власти». Это не хорошо и не плохо. Просто так получилось.
