8 февраля исполняется 190 лет со дня рождения знаменитого французского романтика и популяризатора науки. О детских книгах, советских и нынешних, капитане Немо и капитане Гаттерасе мы поговорили с писателем, поэтом, переводчиком, автором биографии Жюля Верна в серии «ЖЗЛ» Геннадием Прашкевичем.

культура: В начале своей работы Вы цитируете Пьердоменико Баккаларио: «Сегодня главные позиции в искусстве занимает поп-культура». Жюль Верн попадает в это определение? Не секрет, что он сильно уступает в тиражах Джоан Роулинг и Стивену Кингу. Зачем читать «Двадцать тысяч лье по водой», если можно включить телевизор?
Прашкевич: Итальянский писатель приводил еще такой аргумент в пользу поп-культуры: «В приличном ресторане не будешь дискутировать о Борхесе и Достоевском, а вот о последних новинках фэнтези непременно». Я так не думаю. Это, видимо, проблема самого Баккаларио. А что касается замены классики телевизором, мне, как, наверное, и многим людям моего поколения, это трудно представить. Мое детство — книжное.

культура: Как состоялось Ваше знакомство с Жюлем Верном?
Прашкевич: Представьте Енисей, небольшое село, деревянная полка в сельсовете — книги. Первый мой Жюль Верн — «Из пушки на Луну». Был потрясен: погибшая собака, выброшенная из снаряда, не потерялась в пространстве, а превратилась в нечто вроде искусственного спутника. А почему так случилось? В то время нужную информацию мы добывали из книг. «Занимательная физика» Перельмана многое объяснила. Ох, эти зимние долгие вечера у керосиновой лампы. Провинция, середина прошлого века. Мороз за окном, на стеклах — ледяные наросты. Помню, читаю «Путешествие и приключения капитана Гаттераса», и полярные пространства, подсвеченные призрачным северным сиянием, становятся совсем близкими. Вот они, за окном. Так может действовать слово. Книжное дело в СССР было поставлено прекрасно, иллюстрации соответствовали тексту.

культура: Как писатель стал знаменитым и благодаря чему? Товарищи по цеху его очень критиковали. Золя, например, говорил, что Жюль Верн вообще не пишет романы, а драматизирует науку.
Прашкевич: Девятнадцатый век — эпоха географических открытий. Лазарев и Беллинсгаузен явили миру целый материк — Антарктиду. Наука развивалась бурно. Только полюса земли оставались недоступными, вся Африка на картах выглядела белым пятном. А ведь многие европейские страны активно пользовались богатствами колоний, старались расширять их. Что находится в центре гигантской Африки? Какие люди там живут? Что за сокровища хранятся? Вдруг — ответом на все эти вопросы — выходит книга безвестного прежде француза Жюля Верна «Пять недель на воздушном шаре». Герои романа пересекают черный материк, их наблюдения очень реалистичны, поскольку автор писал книгу по отчетам настоящих путешественников. Книга была встречена с неслыханным интересом. Жюль Верн и его издатель сразу поняли, на какую золотую жилу напали. «Читатель, мы поможем тебе открыть мир». Ну а критика?! Вы помните этих критиков, кроме Золя? Вряд ли. А капитана Немо помните и детей капитана Гранта не забыли. Не критики определяют судьбу книг, а читатели.

культура: В Вашей монографии прозвучала мысль, что все значительные литературные произведения — о путешествиях. Их герои всегда куда-то стремятся: Одиссей на Итаку, Робинзон в обитаемый мир, Веничка в Петушки...
Прашкевич: Хорошая книга — о том, что волнует людей, а странствия мало кого могут оставить равнодушным. Со времен каменного века, Древнего Шумера, Египта, Средневековья. Вот как замечательный русский писатель Андрей Платонов описывал знакомство с миром литературы своего персонажа — инженера Крейцкопфа, у которого прежде никогда не было времени на чтение: «Он подкупил еще десятка полтора книг... Это были: «Путешествие в смрадном газе» Бурбара, «Голубые дороги» Вогулова, «Зенитное время» Шотта, «Антропоморфная революция» Зага-Заггера, «Лунный огонь» Феррента... Он увидел совсем новых людей — мрачных, горячих, подвижных, ревущих страстью и восторгом, гибнущих в просторе мысли, торжествующих на квадратном метре в каменной нише в стене, ищущих праведную землю и находящих пустыню, бредущих по песку и набредающих на воду, уходящих в страны изуверов, меняющих тепло дома на ветер ночного пути». Вот таких людей, в страсти и восторге, описывал и Жюль Верн. Ученик Александра Дюма-старшего, он, в отличие от своего учителя, стал писать не о мстителях, а о тех, кто строит. Это были совсем новые герои. Истинные созидатели. Оказавшись на необитаемом острове, там, где даже от непогоды не укрыться, они не падают духом, а своими силами, умом, руками создают нужные инструменты и орудия труда. Впрочем, и мстители у Жюля Верна были, он ведь дитя своего времени. В первом варианте знаменитого романа «20 000 лье под водой» капитан Немо был поляком. Топил русские корабли. Переписать рукопись Жюля Верна заставил его умный друг и издатель Этцель. «Ты что, хочешь отказаться от самого крупного рынка? Русские — главные твои читатели».

культура: К вопросу о популярности в России. Валерий Брюсов признавался, что загадки «Таинственного острова» заставляли его леденеть от ужаса. Это и привлекало?
Прашкевич: Не только. В отличие от Эдгара По, Жюль Верн широк и реалистичен. У По загадки прежде всего мистические, а у Верна их легко объяснить силами природы. И сделать это может сам человек, не прибегая к чему-то сверхъестественному. Жюль Верн — писатель для всех. Он воспринимается в любой среде, его читают и дворники, и академики. Герои французского романтика отправлялись в дорогу, чтобы расширить свои представления о мире. И ничто не могло их остановить. «Капитана Джона Гаттераса неизменно отклоняло к северу».

культура: В одном интервью, рассуждая о феномене Толкина, Вы заметили, что он нашел то, чего не хватало, — сюжет, важный для носителей языка. Создал ли свою историю Жюль Верн?
Прашкевич: Конечно. Он разбудил всех фантастов мира. Указал путь к необычному — через реалии. Действительно, вся литература — это путешествия, но именно Жюль Верн придал им смысл: непременное открытие. Мир в его книгах тянется от морских портов до других планет. По его следу пошли самые разные писатели, в том числе русские. Как бывает, это привело и к хорошему, и к плохому. В СССР (в двадцатые годы прошлого века) фантастика начиналась блистательно, но затем стала стремительно вырождаться. Даже Александр Беляев начал писать скучно, приземленно. А за ним Владимир Немцов, Александр Казанцев, Вадим Охотников и многие другие, пока это застоявшееся болото не взорвал своей «Туманностью Андромеды» Иван Ефремов. Он, кстати, во многом опирался и на Жюля Верна. Мир огромен. Мир меняется. Мир требует все более пристального внимания. Лучшие книги Жюля Верна до сих пор в строю. Капитан Немо и капитан Гаттерас, кузен Бенедикт и доктор Клоубонни, натуралист Жак Паганель и пятнадцатилетний капитан Дик Сэнд — все они остаются с нами. Это к вопросу о меньших, чем у Кинга или у Роулинг, тиражах. Сейчас так и есть, но будут ли романы о Гарри Поттере или «Темную башню» открывать завтра? А Жюля Верна читают уже два века.

Газета «Культура»